Зaмирая, ждут Мессию. Если будет, только здесь. А мы пишем про Россию. Отчего, зачем? — Бог весть. И твержу я: «Да поймите ж, что иные времена. Ты ушла на дно, как Китеж, Берендеева страна». Печенеги и Батыи канули в тартарары. Их сменили золотые будни сталинской поры. Кто эмиры? Кто султаны? Будет ли Большой Погром? Жадно смотрим на экраны – нет, не кончится добром. Маслом смазаны оковы, и застенки не грязны, и бояре Михалковы загребают из казны. Там среди вещей носильных в моде роба и бушлат, там полковник есть насильник, там доходна должность – кат. Вьюги с бесами там кружат… Всё же ждем чужих вестей, чтоб забыть наш кровный ужас – стон раненых детей.

Развалиться в откинутом кресле, отойти от дневной чепухи, о своем размышлять, только если не нахлынут из ночи стихи. Вот явились – не ясны, не строги, из мельканья огней и теней и протяжного пенья дороги, и несутся вдогонку над ней. Непомерно щедра к нам дорога! Пусть автобус качает, как бриг, но пьянят крепче рома и грога строфы этих несозданных книг. Ночь, ты лучший из лучших Пегасов! Высоко где-то дремлет Парнас. …Лунный луч начертил, как Пикассо, непонятное что-то для нас.

Изучать дзен-буддизм или йогу нетрудно, углубляться и в пламя и в лёд. Но душа утомится наукою нудной и отправится в легкий полет. Там проносятся с гоготом дикие гуси и жалеют бескрылых людей, там настроил на радость хрустальные гусли несравненный солист-чародей. Побывайте повсюду: Монмартр и Суматра, запивайте восторг коньяком. Это лучше, чем некая древняя мантра с непонятным её языком. Рифмоплетство, влюбленные взоры, пирушки, испытанья картежным столом… Жизнь бесценна! Не стоит она ни полушки. Всё равно – до конца, напролом! Но погнется клинок. Закружит в небе ворон. И приляжет душа у огня. Непостижное глянет с неясным укором, запоздалым соблазном дразня.

НЕТАНИЯ Карнавально пестр и ярок, полон солнца до краёв, здравствуй, город! Ты – подарок, наваждение моё. Позабыв про хмарь и стужу на своем пути в Сион, очарованную душу отдаю тебе в полон. Неудачи и скитанья, память неуютных лет я сменил на твой, Нетанья, белоснежный силуэт. То манит, то исчезает – полуявь, полумираж. Не на век нам, понимаю, этот светлый вернисаж. Уведет тропа другая, но припомнится везде: город с берега сбегает, босы ноженьки в воде. А пока всевышней властью во владение нам дан легкокрылый город счастья, долгожданный Зурбаган.

СОЛНЦЕ ЭККЛЕЗИАСТА Уходят дни твои и тают – вы мне с укором говорите. А я молчу, а я читаю Экклезиаста на иврите. К Давиду, Соломону, Ною заглядываю я в оконце. Ничто не ново под луною, ну, а точней сказать – под солнцем. Оно всё так же жарко греет, как той порою давней, дальней. Нет в мире ничего мудрее. Нет в мире ничего печальнее. Мы живы – разве это мало? Но где-то отмечают вехи, и поощряются Ваалом все наши мелкие успехи. Живу в аду с тоской по раю, которого нигде не видел, но в ваши игры не играю – не будьте на меня в обиде. Ведь равно освещает солнце дворцы, гаремы, башни, кельи. …И РУШИТСЯ ЖУРАВЛЬ КОЛОДЦА. …И ВОЗВРАЩАЕТСЯ ПРАХ В ЗЕМЛЮ

По Талмуду живут, по Корану, но попробуй и сам разберись, как сложилась совсем не по плану обещавшая радугу жизнь. Всё когда-то водилось в избытке, пробивалась везде трын-трава. Мы глушили любые напитки и азартно искали слова. И неважно, тропинка какая за собою вела – c’est la vie! Всё звенит и звенит,не смолкая, золотой колокольчик любви. Но осыпятся с мантии блёстки, потеряет корону король. Где, когда, на каком перекрестке мы забыли маршрут и пароль? Как же так получилось, что кроме самого себя некого клясть? Жизнь сложилась, как карточный домик, перед тем как на плоскость упасть. :mad: ,

(вариации на польские темы) Всё приходит слишком поздно, словно пропустили срок, словно торопились в Познань, а попали в Белосток. Смолкли утренние трубы, не зовет ко сну кровать. Есть бифштекс, да вышли зубы – ничего не прожевать. Что такое – не иметь, понимаем постепенно: вместо жемчугов Шопена площадных оркестров медь. Но отдав в перелицовку предпоследние штаны, мы целуем ручки ловко – не холопы, а паны. И плевать на все разделы. Наш огонь, пылай в ночи! Есче Польска не сгинела! – Напоследок прокричим.

Золотистых вязов флаги, и ночь особенно тиха Как уйти от этой магии – энергетики стиха? Отпылает осень заревом, опуститься небесам. Сколько можно заговаривать боль, что ты придумал сам? И порою нехорошей пробираются в наш сад слякоть пополам с порошей – ханаанский снегопад. Но когда по лужам шастает босоногая весна, бормочу опять, шаманствую, ворошу осколки сна. До сих пор не в силах с точностью различить хулу и лесть, жалко называя творчеством то, что, в сущности, болезнь. И болезненно к бумаге я припадаю, не дыша. И опять приходят магия, наваждение, душа.