Когда же тишина вернется в мою усталую страну? Уран, Сатурн, Плутон и Солнце казнят мятежную Луну, мятутся огненные ветры, что ты, что та - им всё равно: упрямый Молох жаждет жертвы и кровь глотает как вино, крик долетает до окраин, как ни моли, как ни проси, но окаянный ванька-каин три тыщи ломит за такси, мой город спит; и свежий холод смывает чёрные следы, беда опять вползла в мой город и нет знаменья от беды, неумолима и жестока веков и весей перевязь, где зуб за зуб, за око – око, и кровь за кровь всегда лилась.

Древний Див в вершинах зычно клычет, серебрятся реки и озера, нет без унижения величья, славы нет без крови иль позора, почему у трёх такое сходство, и по чьим счетам они платили? ОСИ: Уткин, Мандельштам и Бродский навсегда останутся в России, поминать их вечно будет кто-то вместе с их слепыми палачами, Коноши туманные болота с белыми бессонными ночами, дальнее развертывалось близко, комары, метели и сугробы, хлеборобы в клюквенном Норинском и дальневосточные трущобы, в самолете камнем падать с неба и обратно птицей возвращаться, замирать над горькой крошкой хлеба и в тифозном мороке смеяться, там, где сосны подпирают звёзды и блестят бескрайние разводья, возвратиться рано или поздно, даже если ты и неугоден, у венецианского погоста каменные створы разомкнутся, что ж, что на Василиевский остров не пришлось ко времени вернуться... ОСИ: Уткин, Мандельштам и Бродский навсегда останутся с Россией, почему у всех такое сходство, и по чьим счетам они платили?

Скоро Марс повернет, и на сердце наляжет усталость, годы, месяцы, дни катят с горки быстрей и быстрей, никогда не считай, сколько листьев на ветке осталось, никогда не жалей, ни о чем дорогом не жалей… Этот каменный мир - он устроен надежно и просто, каменеем и мы от нечаянных бед и обид, годы, месяцы, дни, придорожные камни и версты пролетают как дым, только память на месте стоит… Даже в синих глазах легкой тенью мелькает усталость, то ли было вчера, то ли так бесконечно давно… Никогда не считай, сколько листьев на ветке осталось, тех, что падают в пруд и ложатся на скользкое дно…

Ты снова поступаешь невпопад, твой голос глух, душа, как видно глуше, уж лучше бить до крови наугад, чем оттолкнуть раскрывшуюся душу, зачем ты это делаешь теперь, рвешь нить судьбы как ледяная парка? Тебе я любопытен, словно зверь, сбежавший из застенков зоопарка, он только с виду кажется ручным, держа тебя в стальных когтистых лапах, о, как несходен с запахом твоим дурманящий, лесной и терпкий запах, ты только внешним лоском дорожишь, то убежишь, то остаешься снова… Холодная и мертвенная тишь манит меня своим ночным покровом, лишь где-то там, в тиши лесов и гор я залечу дымящуюся рану, я позабуду наш последний спор и звать тебя к себе я перестану.

Ты помнишь край - земли и воли вено, степная пыль и в пене тополя где бьются в белокаменные стены хмельные волны ржи и ковыля? Ты помнишь край. вспрядающий из праха, ты помнишь шлемы киевских церквей, и золотое солнце Мономаха, ходящее в кругу богатырей? Двенадцать звезд, закованных в кольчуги, Велеса и Сварога сыновья, земли и воли вестники и слуги: Алеша-млад и старый Илия, Добрыня-свет Никитич и Чурило, боярин Ставр и гордый князь Роман, Вольга, Всеслав, Егорий и Данило, слепой Гакон и грозный Еруслан. В литых ковшах бушует хмель Микулин, гремит мечей сверкающий узор, но минул день, богатыри уснули, за ними затворились двери гор… Упала ночь на древние курганы, белеют кости за Донским холмом, зеленый змей вылизывает раны шершавым и горючим языком… Пройдет сто лет, богатыри воспрянут, ударит гром и горы задрожат, и стены белокаменные встанут, и опадет с доспехов тлен и ржа, Ты видишь край, вспрядающий из праха, степная пыль и в пене тополя?

Чьи это тусклые зрачки, Зачем горька вода? Мой белый лотос лепестки Роняет в три ряда, Окончен пир, замкнулся круг, Увял венок из роз, Мы возвращаемся, мой друг, В страну метаморфоз Ну, а когда нам надоест Непостоянство форм, Судья подарит черный крест, Кузнец раздует горн И в нем скует мою судьбу Из волоса огня, А Светлая Дева на борьбу Благословит меня Мой путь земной измерит тот, Кто ждет в конце дорог, И белый лотос расцветет И огненный венок, Но кровь стекает с лепестков К подножию креста, Да охраняют от лишних слов Застывшие уста С снова тусклые зрачки И горькая вода, И, обгорая, лепестки Чернеют в три ряда, Закончен пир, замкнулся круг, Увял венок из роз, Мы возвращаемся, мой друг В страну метаморфоз Судья подпишет приговор, Кузнец сразит коня, А Светлая Дева на костер Благословит меня, И вспыхнет семицветный круг Из ярко красных роз, Мы возвращаемся, мой друг В страну метаморфоз!

Артус, Артус, черный ворон, Сын валлийского дракона, В чьем краю хранится чаша Освященного Грааля, Пал твой дом, твой стяг подрублен, Светлый меч прияли волны И ладья уносит тело К бездне моря необъятной… Артус, Артус, бэр британский, Грозный царь морей и фьордов, Кровь твоя темней граната И горит в горниле гнева, Светлый день затмили тучи, Черный дым окутал замок, Кровь твоя упала в землю И цветет тернистой розой… Артус, Артус, белый голубь, Горний рыцарь стран полночных, Правь ладью путями Брана В край божественной Эмайн, Там сияет снежный остров; На серебряных полянах Там получит белый воин Меч и имя в новом мире… Артус, Артус, черный ворон, Сын Великого Дракона, В чьем краю хранится чаша Освященного Грааля, Пал твой дом, твой стяг подрублен, Светлый меч прияли волны, И ладья уносит тело К бездне моря необъятной…

Взывает старый бернардин У королевских ног: «Король Артур, мой господин, Скорей трубите в рог, Молитесь Гению времен И Ангелу страны, Враги крадутся с трех сторон И мы окружены! Трубите в рог, король Артур По солсберским холмам, Сегодня меч Эскалибур Понадобится нам, Упал затравленный олень И дым затмил восток, Сегодня наш последний день, Король, трубите в рог! Уже на сдвинутых щитах Горит морская соль, Сзывайте войско на холмах, Трубите в рог, король, Уже у наших древних плит Змеится алый стяг, Уже предательски убит Сэр рыцарь Ламорак, Враги приходят в Камелот И разбивают стан,» - «Но где же рыцарь Ланселот И добрый сэр Тристан?» - «Один из них в земле сырой, убит в краю отцов…» - «Ну а другой?» - «Ну, а другой на стороне врагов!» Рыдает старый бернардин У королевских ног: «Прощай, мой добрый господин, но, да воскреснет Бог.» Замолкли грозные клинки И вздрогнула земля, Три белых феи у реки Хоронят короля…

Я презрел страх, я презрел страсти, я презрел лутшия умы, я даказал величье власти, я паказал величье тьмы… С Адольфом мы играли в прятки, но я его преодолил; масоны мне лизали пятки, лизал и Рузвельт и Черчилл. Керенский, Троцкий и Бухарин напрасно вылезал из кож, я знал, кто гость, а кто татарин, и бил гроза для красных лож; еврев я рэзал как баранов, стрелял я русских и грузин,я на Великого Ивана шаманский бубен водрюзил, его Иван не переможет, пребудет он сто тысяч лун,а в этой деле мне поможет мой лучший друг, Мао Цзе-дун… Так косари на жатве спорят, и косы ребрами гремят, так маг зари на Желтом море седлает красного коня, так, знаменуясь, времена сменяют знаки и одежды: неосвященность ведуна на просвящение невежды, слепую ярость бунтаря на спесь тупого истукана и византийского царя на туруханского шамана.

В просторных фижмах трепетные длани, тяжелый взгляд как пламень пепелит, жестокие уроки сверхсознанья - о, как прекрасен прежде был твой вид! И вот ты обернулась наизнанку, и черный нимб облек твое чело, загадочная, злая итальянка, ты смотришь как вампир через стекло! Потрескавшийся холст в мертвящем свете, о, кто же ты, мой несравненный друг? Я узнаю тебя - ты Муза смерти, кто вводит нас в последний тесный круг, как видно, жить осталось мне немножко, как мрачно на меня она глядит… Так тусклая журнальная обложка о будущем без слов мне говорит.

PFORTE MORBIS «Скажи, Силен, что для человека наилучшее?

посв. Дмитрию Леонтьеву О, Муза, ты, о, существо миров неузнанных, невысветленных мною, расплывчатых как утренний туман, пленив очарованием мгновенным, беззвучно таящих в неуловимой дали; пугающие вечности твердыни, безмерности разъявшихся времен, игра пространств, где стаи звезд как иглы впиваются в раскрытые глаза и, времена на части разрывая, ведут туда, где больше нет времен и где конец спрягается с началом под грозным взором огненных богов… О, я боюсь! Душа как бы младенец, попавший в круг ветров и диких бурь. Что станет с нею? О, скажи мне, Муза, ты, существо незнаемых миров, ты видишь как душа моя безгласна, пуглива и младенчески нежна, о, если ты водительницей станешь в немом краю и бледное дитя прильнет к тебе в отчаянье и страхе, ища защиты в тихих струях грусти и в смутных очертаньях ясных глаз; и в малости своей спеша растаять и грозное виденье позабыть: и ужас пустоты богов подземных, и дикий вид страстей и грез кровавых, и мерный звон, и холод гробовой… Уйди, уйди!

На выступе бетонного колодца сидела Муза в черной кисее, в средневековых туфельках и джинсах, закинув нога на ногу и странно смотрела исподлобья на меня, пары бензоколонки овевали ее уста и легкие власы, холодный и мертвящий блеск фонарный слепил асфальт, укутанный в пыли, и только мерно вспыхивали фары из-за угла несущихся авто, лишь дерево, склоненное как ложе еще напоминало здесь о жизни, так, глаз своих не поднимая вверх, где серп луны, качаясь в высоте срезал извивы туч, летящих в небо, она сидела, охватив колени, задумчива, безмолвна и строга как демон бурь, как мрачный страж пустыни, как символ техногенного бытья, - предвестник неизбежности прощальной…

Тогда аристократы (1944) решили меж собой мир делать сепаратно, а фюрера – долой, чтоб дать Адольфу по лбу, устроить фейерверк, ему подбросил бомбу граф фон Штауффенберг, но Гитлер был счастливым, и даже не промок, ведь бомбу перед взрывом убрали из-под ног пошёл тут душу тешить фашистский Демиург, был схвачен и повешен посол фон Шуленбург, и тысячи героев под пытками легли, свой Vaterland собою спасали, как могли, от Каспия до Балта вели они борьбу, но Тегеран и Ялта (1943 дек.

ИСТОРИЯ РОССИИ ОТ ТИМАШЕВА ДО МЕДВЕДЕВА «Послушайте, ребята, что вам расскажет дед: земля у нас богата порядку только нет… ……………………………..

Холодная октябрьская тоска, постылый дождь, промозглый и колючий, над домом нависают облака, и мокрый ветер разрывает тучи, и вдруг - как дар, - внезапный луч с небес, и свет струится золотым потоком, и золотом сияет влажный лес, и ветер утихает ненароком, на ярком небе - золото берез, в багрянце огненном встают дубы и клены, омытые струей небесных слез в сиянье гордом встряхивают кроны, и тает смертоносная тоска, и жажда жизни воскресает снова, и вновь душа летит за облака искать своё потерянное СЛОВО. 10 окт.2009

Снова осень с косыми дождями, снова как бы дожить до зимы, дни как лица с пустыми глазами, но как прежде встречаемся мы, и не страшны чугунные руки, и петля, что у горла свилась, день грядущий возьмет на поруки, не сомнет меня черная власть, эта власть, что глядит исподлобья из помеченных мелом углов, стосковалась по жертвенной крови, только ей не порвать наш покров из лесов и узорчатых пашен, из старинных заснеженных стен, колоколен, молелен и башен, книги судеб, любви и измен, не стянуть эту петлю концами, если за руки держимся мы, снова осень с косыми дождями, снова как бы дожить до зимы...

Безмерность вер должны без недоверья измерить мы, в бессчетность эр мы вытечем, как перья из мер и тьмы, безгранность сфер за чувственной оградой - игра детей, врагу химер - безвременье наградой и град идей, ум ритм и путь зовут твое сознанье на бой за мир, умри и будь, и будет мирозданье тобой самим!

«Земных не познаша, небесных взыскуеши» Философиня Бледна, простоволоса, но упрямо вещаешь о Премудрости мирской, как и Она, ты тоже Наша Дама, хотя тебя все слушают с тоской, То им о монадизме возвещаешь, то Притчи Соломона ворошишь, ты учишь их тому, чего не знаешь, захлебываясь, гонишь и спешишь, Декарт, Спиноза, но ведь есть и кроме: Локк, Беркли, Юм, сухой агностик Кант… Тебе еще не снится Якоб Беме с космоподобным сапогом в руках? Сибилла, друг, не гневайся напрасно, не торопись, и знай, куда ведешь, ведь день за днем, - теперь мне это ясно - ты им и ум, и душу раздаешь, гори, гори, и не считай потери, их будет много на твоем веку, пускай антропософские тетери заворошатся, лежа на боку…

Соцветья звезд в созвездиях цветов, твоя гордыня и твое смиренье, подобье неба, и добыча тленья - ты смолот жерновами городов, ты ползаешь по стынущей земле под ободом империй и соборов, ты льешься светом в запредельной мгле по звукоряду планетарных хоров, спускаешься из снежности высот, купаешься в безбрежности столетий, тебя утешат ласточка и крот, утишат реки и услышат дети, ступаешь ты как Фауст с черным псом под бой минут по пыльным тротуарам, иссякший миг застыл искристым сном, грядущий миг еще спешит к началу, и все равно - что завтра, что вчера, полночи мгла, полудня ли сиянье, весну ли льют упругие ветра, иль листья шепчут тайну увяданья, ты добрый странник неба и земли и облик твой три мира сопрягает, твой черный пес купается в пыли, твой мерный шаг никто не побуждает, столпы светил плывут над головой, в ногах - земля вздувает зыбкий парус, с лохматым черным псом, как некий Фауст ступаешь ты по пыльной мостовой.