На троне убранным и серебром и златом, В своем наряде царском пребогатом, Отец отечества, восседая, восклицал: «Моего нет хуже ремесла! Когда б хотел бы я, чтоб Родина цвела. И принужден на фронте внутреннем вести войну. От иноземцев чтобы защитить страну. Все эти праведные мудрецы, Предатели одни и подлецы, Агенты и шпионы сплошь, Которых уж давно б я раздавил как вошь, Когда б держав других не эти осужденья. Не сейфы в банках их. Не капиталы мои в них. Не этой прессы вычурные измышленья.

На троне убранным и серебром и златом, В своем наряде царском пребогатом, Отец отечества, восседая, восклицал: «Моего нет хуже ремесла! Когда б хотел бы я, чтоб Родина цвела. И принужден на фронте внутреннем вести войну. От иноземцев чтобы защитить страну. Все эти праведные мудрецы, Предатели одни и подлецы, Агенты и шпионы сплошь, Которых уж давно б я раздавил как вошь, Когда б держав других не эти осужденья. Не сейфы в банках их. Не капиталы мои в них. Не этой прессы вычурные измышленья.

«Это чего такого я не могу? – спросил воробьиху воробей И, рюмку хватанув, продолжил: Будь у меня корона, трон, ты меня хоть убей, Не для себя бы я тогда, а для народа пожил. А у кого сейчас вся власть? У тех, кто денег не считает, Кто все народу обещает, Меж тем по-тихому предпочитает красть. Кругом вранье, сплошь рядом взятки, Брать стали вовсе без оглядки. Покончить с этим каждый день Нам обещают все кому не лень. А в нашем государстве надо просто, Коль наросла на нем короста. Украл! В тюрьму его! Да лапу отрубить! Коль взятку взять посмел - тогда не обессудь, Иначе в чем законов суть, Мздоимство уж такой порок, что надо вообще казнить. Конечно, я забот обрел бы кучу. И поднял бы большую бучу. Но я б за нас!

Уж много лет зверьми волк правил. И хоть подобное и было против правил. Но серый, такие мелочи умело обходя, С законами играя злую шутку, То отменяя их, то новые вводя, Кому-то обещая что-то, иль где-то отпуская прибаутку, Смеша весь мир своим пиарным ходом, По поводу и без со слезою волчьей выступая пред народом, В очередной раз на трон возвел любимого себя. И ведь не скрою, Коли судьба ему благоволит, А главный жрец сему вторит, Невольно задаешь вопрос: Какой молитвой, почему вознес? Случилось как, что сам творец подвержен был такому вою? Иначе чем все это объяснить? Но cтоп!

В один из северных лесов случайно, На царство кулуарно тайно, Семьей слона, казалось все предусмотрев, Назначен был могучий лев. Он летом царствуя был всем доволен. В своей власти сколько хочешь волен. Но вот беда, На севере случается такое иногда, Вдруг резко наступили холода. Вокруг все сразу изменилось. Пушистым снежным одеялом похолодевшая земля укрылась. Уснула где была вода, Под тонкой корочкою льда. Затанцевали в сверкающем наряде сосны, ели, Покачиваясь и скрипя, Под заунывную песнь метели. И под морозец озорной, Колючкой нос щиплющий порой, Сменили свои шубы звери. От непогоды, быстрой смены, Несущей в жизни перемены, В глубоком кто спрятался снегу, Кто, где запасы устремился в норы, Кто мог, согрелся на бегу, А кто в пещере укрывшись, залез повыше в горы.

На берегу реки в кустах лежит усталый крокодил. Не хочется ни есть, ни спать, ему нет никаких уж больше сил. Слушать, как антилопы и газели, трендят весь день - все сущий вздор. «Ох! – стонет крокодил. – Как надоели! Ох, как надоели! Мне разговоры эти, что тот мздоимец, мол тот вор. А то вдруг будто бы намедни, Вороны разом распустили сплетни. Что толстозадый бегемот, изобличен. Что волки с ним разоблачили вместе и министерство, где служит он. Где трудятся его жена и дети, и прочие, ну в общем, весь его огромный род. Оно не заговор, конечно, Однако то, в воронях сплетнях интересно, Что как-то связан со всем этим где-то, международный террорист Бен-ибн-наш-койот. А то еще случилось кое-что похлещи. Набег олигархических слонов - и экономика зажата в клещи. Естественно лев сократил бюджет, Нарисовав стране веселенький сюжет. Отсюда ВВП уменьшился в сто крат. Под козырек, сработал гос. аппарат. Опять же всем зверям большая фига. Спасенья нет?..

Однажды за новым чином на прием, к царю зверей сбираясь, У зеркала на образ свой невольно умиляясь, Уже не молодая крыса, отраженью улыбнувшись, вдруг сказала: «Все могут короли! всегда я так считала. Что эти осужденья? косые взгляды? слухи, про меня?… Какой пустяк! С тобой же разногласья нет мой друг, а недругам я отвечаю так: Кто смел, из них сказать, что будто б я народу не мила, Что мордочкой совсем не вышла, Что будто бы похожа я, на молоко вчерашнее, что скисло. Что я теперь не так умна, Своим идеям не верна И только в собственных глазах, И, будучи в больших чинах, При всех возможных орденах, Уж слишком высоко взлетела. Что бывших я не слушаю друзей. Что говорю, мол, их как в бочке развелось сельдей, Хотя я с ними не один пуд соли съела. Да! в прошлом честно я боролась с диктатурою слона. Чего ж теперь хотеть, коль свалена была она. Мне что, зверей к сверженью власти призывать? Иль надо, недовольно у пещеры нового царя рычать?

Превратною судьбой На трон осла поставил случай. К нему без промедленья спешат придворные огромной кучей. Стараясь, все наперебой Словами сладкими прельстить: Что будто бы осел давно уж трон был должен получить, Что у него в роду есть звери всяки, И львы, и носороги, и макаки, А потому он так красив как сам бог Аполлон, И по уму, Совсем уж нечета ему, Царь бывший и уже почивший старый слон. Ну, в общем, раньше плохо было без осла, И в государстве жизнь не та, и власть народу не мила. Известно всем: Когда льстецы поют, им хочется внимать.

Кот Васька, на деревне первым был. Грозою страшной для мышей и крыс он слыл. В том первенстве его никто не смел оспорить, Не смел, ни лапою задеть, не смел, ему не прекословить. Но время, темною укутав пеленою, В историю все тащит за собою. Оно ползет, идет, летит - оно неумолимо, Стареть правитель стал, котам вдруг стало зримо, Что сладкий срок его венцу, Заметно начал подходить к концу. Для подтверждения и статуса главы и права на работу, Отправить Ваську в поле на охоту, Кошачье собрание решило И без добычи, Домой, В деревню возвращаться запретило. Что ж делать Ваське? В поле потащился. Да ноги не идут. «Обратно повернуть? Там разорвут! Там смерть! С дороги не свернуть…» Вот казус жизни с ним случился! Так рассуждая про себя, До места Васька добрался. А там все солнцем залито! Там дико поле. Просторно ветерку гулять на воле.

Как-то раз Лисица, волк и дикобраз, Собрались вместе, чтоб решить, Как льва от власти отрешить. Совсем покоя от него не стало. То рыкнет на кого, то лапой наподдаст немало. Терпенья у зверей уж больше нету. Давно бы льва призвать к ответу. Да только у того и власть и сила. Открыто выступить - себе могила. В лесу его бояться звери, Ведь уши есть у каждой двери. Как только настрочат донос, Льва так и несет в разнос. И тут кому не повезет, Под львиной лапой смерть найдет. Вот почему, Собраться ночью в буреломе тайно, Вся оппозиция отчаянно, Не долго думая, и согласилась. Как только час настал, Последний солнца луч пропал, И темнота на землю опустилась, Собрание из недовольных львом, Хотя так до конца никто был неуверен в том, Под полною луной открылось. Лисица первой взяла слово. У нее заранее оно было готово. «Известно всем», - начала лисица, - «как я под львиный гнев попала. Что разве мало на него в трудах недоедала и недосыпала. Кто лучше меня знает царский двор? Где курам есть довол

Когда-то старый слон, Хоть это было против правил, Царем на царство льва поставил. Что б он В своем лесу порядок наводил, С народом и с соседями дружил, А, главное, сам соблюдал закон; Так, оставляя царство, думал слон. Но лев, Легко поклявшись в том, Ведь это же совсем не трудно, Немного подождав пока народ подспудно, Расстался со слоном, В конце концов, кто ж смеет спорить с львом, На свод законов, лапу наложил. Пред тем, кому тюрьмою пригрозил, Кого, прижал, кого ж случайно придушил. Лев преподал зверям простой урок, Жив будет тот, кто свод законов читает между строк.

Однажды лев, после подсчета голосов, По случаю удачно проведенных выборов, Созвал собранье. Кто льва любил, явились все на это заседанье. Зал полон был зверей. Здесь телевиденье и пресса в качестве гостей. Куда не бросишь взгляд, один умней другого. Все ждут, чего же молвит царь такого, Что неизвестно никому, Лишь только одному ему. Немало времени прошло в томящем ожиданье, Лев появился, При зверином, громогласном ликованье, Он на трибуну взгромоздился И тут же нарочитым рыком рукоплесканья прекратил, Довольно для того потратив сил. На речь свою лев, наконец, решился. «Я», - начал он, - «такого мненья. Не выборы у нас, а сплошь мученья. То повсеместно взбросы белютней, То гонят наблюдателей взашей, То вдруг неголосующих припишут, А то умершего возьмут да впишут. Процент живущих часто больше ста. Ну, чем не избиратель - пустота. По вражьим голосам нас каждый день Ругают все, кому не лень. Признаюсь честно вам, Испытывать подобный срам, На встречах мне пред заграницей стыдно. Не покрив