К дверям прибитые подковы Сулят удачу в каждый дом. Гуляет осень по Молдове, Шуршит накидкою-платком. В ночи загавкает собачка, Ей снится миска с кулешом. Поля раздетые пред спячкой Уже привыкли нагишом. Берёз натруженные спины Дожди сгибают и судьба, Больные сельские картины – Пустынность, ветхость, худоба…

Опавшая листва размокла. К утру потеют в доме стёкла. Погода мечется, как мячик. Санкт-Петербург в окно маячит… И я, готовая к дороге, Едва удерживаю ноги. В углу баулы и пакеты, И на руках моих билеты. Свой быт раздала по соседям, Переживают, что уедем. Дружили, вместе ели-пили, И нет – как будто волны смыли. Прощай, страна вина и боли, С тобой познала привкус соли. Прощайте люди и квартира, Желаю вам любви и мира. Желаю радости и света, Желаю всем дожить до лета!

ЛИШЬ ПАМЯТЬ Семнадцать было или нет, Но как-то выдали билет, Шинель, винтовку, сапоги И в бой, – сказали, там враги! А на щеках едва пушок, И не успел на посошок. Ботиночки, носил в шесть лет, С виньетки сделали портрет. Две даты – промеж них черта – И орден… Он-то на черта!

Я в тенистом саду, в сладкой неге я. Зазвучала печально элегия. Нежно, жалобно скрипка пиликала, В унисон тихо вторила пикколо. Звёзды хлопают в небе ресницами, Ночь напоена тайной. И снится мне, Там за далью, что светит старательно, Повстречаю любовь – обязательно!

Куда – откуда, исподволь ручей, Студёный, говорливый – он ничей! Глотками щедро отдаваясь, льётся впрок, Сам от себя сбегая наутёк! В жару прохладно рядом с родником, Наговоришься вдоволь с ручейком. Мороз ручью не страшен – бьёт вода И застывает в дивных позах изо льда.

Еле сбросив ледовые путы, Смазав грязь на щеках-площадях, Приуставшие льдины запутал Где-то в Мойкиных рукавах. Тонут в месиве вязкие парки, В кучах снега – остатки зимы. Пару дней настоящих бы жарких – И зиме не избегнуть сумы… После тяжкого снега с морозом Обновившись и помолодев, После спячки, отдавшийся грозам, Город блещет невинностью дев!

Держать всё в себе очень трудно и вредно, Я отсортирую сумбурные бредни. Сложу мысли в рифму, впишу их в тетрадку, Сто раз переделаю всё по порядку. Я видела много, жила и ходила. Жизнь холила, жалила, гладила, била. Слова, полонив записные блокноты, Устали и просятся в люди и в ноты.

Весна с собой приносит ветер И солнце, и благоуханье! Весна идёт – и нет на свете Боле желанного желанья! Весну мы ждём нутром и нервом, Весне – стихи, порывы, чувства. Сдаваться в плен весне, наверно, И наслаждение, и искусство.

Я у Бога попросила, чтоб подвинулся, Хоть одним глазком на Землю заглянуть. Не юлила, не молила: «Боже, смилуйся!» Оказалось, можно запросто кивнуть. Бог устал, от передышки не откажется, Заменю его хотя бы на часок. Если будете на небе, вам покажется, Что с Земли наверх вы смотрите в глазок. Я одна осталась сверху, я за главную! От меня теперь зависит жизни ход. Мне бы буквами владеть, и взяв Заглавную, Передам Земле-Планете важный лот! Я схвачу фортуну где-нибудь за кручами, Меж лучами солнца высмотрю добро, Заменю зарёю ветер стылый с тучами И на Землю буду сыпать серебро. Отдохнувший Бог на смену мне воротится, Обнаружит, что порядок на Земле. Он поймёт, конечно, я – не Богородица, И вручит в подарок звёздное колье!

/поэт, ученица Н. Гумилёва жила в коммуне поэтов на ул. Рубинштейна № 7 кв. 26/ Возможно, что-то не меняется совсем, Но Иды Наппельбаум больше нет. Коммуна – дом на Рубинштейна семь. И каждый в нём живущий был поэт! Года кружат и канут времена – Ушёл от нас ещё один поэт. И память, залезая в стремена, Твердит, что пролетело много лет… …Пришло письмо с далёких берегов. И в сумке меж журналов и газет, Чрез океан и сотни дураков, К подруге юности летел ответ. Письмо полно душевности и лиры, «Как ты живёшь, подруга дорогая?» Совпали номер дома и квартиры, Лишь улица указана другая. У нас бывали «чёрные субботы», А может просто жизни суета. У почтальона на плече работа, Могла быть у письма судьба не та… В висках стучало, не переставая, И подпись – будто бы мишень из тира. «Не может быть Берберова – другая!» Снесла письмо по номеру квартиры. Звоню, открыли дверь. Куда – попала! Огромный стол в гостиной, дух пера. Меня не отпустили без бокала. Я напиталась там.

Разноцветная наша Планета. Образ жизни, цвет кожи, язык – Различают людей в целом свете От того, – к чему каждый привык. Толерантность – большое терпенье! Научиться бы в жизни своей Понимать вкусы, чувства и мненье, Взгляды, веру не только друзей. Толерантность – она в интеллекте. Но прочитанных книжек тома Не ведут к снисхожденью, поверьте. Деликатность – не просит ума! Толерантность – этичность и мягкость. Боль и радость, паденье и взлёт Принимайте как факт, а не странность. Толерантность – движение вперёд! Толерантность и в менталитете, С материнским дана молоком. И поэтому каждый в ответе, Чтобы радость и мир в каждый дом! Толерантный – духовно свободный, Нрав в порядке и в норме словарь. Сытый – делится щедро с голодным, И близка мне такая мораль!

Я за осень заглянула, встав на цыпочки. А там тоже осень, только вдалеке. Я не лезу поперёк, как дуры-выскочки, Время носит мои годы налегке. По ночам, во сне летая, до сих пор расту, Сединой красуясь, словно серебром. Полыхают вёрсты, не жалея хворосту, Я делюсь стихами, как Адам ребром. За верстой верста, но что-то мне не верится, Снова хочется на цыпочки привстать. И к версте, как в детстве у двери примериться, Вдруг удастся мне к своей весне пристать. Встав на цыпочки, смотрю, всё ли успела я. Вижу зеркало, а в зеркале весна. За окном моим стоит рябина спелая, Всё смогу, успею, будет не до сна!

Нырнув с Невы в Москву поэтову, Москвы не видела поэтому! Здесь, победителей лаская, Был мастер-класс и мастерская. Поверьте, что общенье это, Весьма полезно для поэтов. Широкая страна, как прежде, Творцам стихов даёт надежды, Что можно поделиться словом, На нашем поприще фартовом! За сладким чаем с угощением Читать друг другу посвященья!

ПЕТЕРБУРГ – МОСКВА За окном зимний лес и небо, За окном города и веси. Проводник гасит свет, и мне бы Сладко спать на тринадцатом месте, Да зудят в голове дилеммы. Всё смешалось – рубли и строфы – И не в масть. Но мои проблемы, Слава Богу, не катастрофы. Отскочило с дивана тело Убежало с привычной точки. И в Москве мне найдётся дело – До неё ехать меньше ночки! Я как «скорая помощь» еду – Помогать, выручать. Не спится. …А поэтам, в Москве, по секрету, Дали волю. Москва – столица!

2011.05 В том ни заслуги, ни вины, Что он родился до войны. Разруха, голод, холод, страх И слово Сталин на устах. …С войны домой пришли не все, Кто с орденами, грудь в красе! Кто с костылём, душою смят, И ни жены нет, ни ребят, А только след печной трубы. Да уследишь ли путь судьбы? Немало лет прошло с тех пор, Как о войне ведётся спор. Страна другая, строй другой, Но – не меняются судьбой.

2011. 11 Полотенце, простыня, скатерть и кальсоны На верёвке поутру шевелились сонно. Надувались, как купцы, брюки да рубашки, Струйкой капала вода с выцветшей тельняшки. Жаль «старушку» выжимать, руки ей ломая, Плачет, жалуясь на жизнь, по двору стекая. Есть заплатка на спине, это дура-пуля Под тельняшку на войне к деду заглянула. Выжил воин, он герой, заслужил награды, С детворой своей весной ходит на парады. Только кашляет старик, лёгкое задето – Тот осколок до сих пор не покинул деда.

2011.04 Ах, спинку выгнул, рожки кажет. Всем своим видом будоражит В природе сущность человека – И это длится век от века. Луна подменит ненадолго – Светила-звёзды с чувством долга! Об этом книги и картины… Но месяц правит именины.

2011.03 Погибнет рябина, рябина трёхлеток, Не будет она меня радовать летом. Свалила машина ледовые груды – Под снегом газон и рябины по груди. Кому и какие задам я вопросы – Стоит у подъезда гора из торосов! У самой парадной – «пизанская башня», Гора «катарсис» или айсберг, не важно. Открою подъезд, и глаза б не видали, Лавина ледовая на пьедестале. Команду дал сверху дурак-узурпатор, Воздвиг «стоунхендж» у двери экскаватор… …Дворы, тротуары, дороги проезжие Счищают от снега, сгребают приезжие. Их столько ломало по жизни, коверкало. Рябине моей не смотреться уж в зеркало. …Но знайте, рябина моя как-то выжила. Надломанным стеблем энергию выжала. И радуя глаз, ожидает подлога, До новой зимы уже очень немного…

* * * 2011.11 Ну, как ребёнок маленький, что встал на табуретку, Мне деревце подросшее протягивает ветку. Весна, и столько нового у небольшого тополя! Смешная почка липкая захлопала, затопала! Да не одна, – ладони мне показывает деревце, Своей весенней радостью со мной наивно делится.

2011.11 Стояла скромно табуретка На кухне у окна в углу. На ней с цветочками салфетка, Утюг остывший и монетка, Та, что валялась на полу. У табуретки винтик выпал, И затерялся средь забот. А их, забот, такая кипа, Не отошла ещё от гриппа, И недоделок полон рот! Конечно, табуретку жалко – И не сажусь, упасть боюсь. Без винтика – так шатко-валко, Вот так по тесту пляшет скалка. Пол – плитка, если разобьюсь? Достану старую отвёртку, Шуруп давно ввинтить пора! Починка мне – как пить касторку, Я лучше сделаю уборку, А винт оставлю до утра!