КУЛЬТОВЫЙ «КОСМОПОЛИС АРХАИКИ» РАЗОБРАН НА ЦИТАТЫ
Произведение Якова Есепкина «Космополис архаики» открыло новую эру постсоветской русской литературы и само стало художественным открытием. Теперь отсчёт литературного времени будет вестись от наших дней, это летоисчисление безусловно. Книга сделалась культовой едва не мгновенно, более тысячи страниц, удерживающих тяжеловесный текст, превратились в цитатники. Следует признать, «Космополис архаики» цитировать весьма непросто хотя бы по причинам лингвистического свойства. Тем удивительнее его растущая популярность, по обыкновению элитарные ( а в «Космополисе архаики» можно при желании усмотреть и снобизм, сконцентрированную эстетичность, признаки чистого искусства в абсолютном выражении, вообще байроническую мрачную весёлость, героику смерти и т. д.) книги принципиально не рассчитаны на широкую аудиторию. Возможно, определённую роль в быстрой популяризации неизданной книги сыграл фактор запрещённости, запретности. И это в наше-то время, когда в огромном количестве и громадными тиражами издаются элементарно безграмотные книжки, не претендующие даже не беллетристическую статусность.
Итак, мы наблюдаем некий странный зеркальный эффект. «Космополис архаики» Якова Есепкина, доселе не издаваемый ни одиозными, ни относительно солидными, ни считающими себя элитными, ни массовыми издательствами по необъяснимым и логически неясным причинам, сделался главным эстетическим событием РУНЕТа и Интернета в целом, по крайней мере – мировой русскоязычной сети. Количество читателей увеличивается ежедневно минимум на несколько сотен человек. Разумеется, то, что происходит с книгой Есепкина, нельзя детерминировать с позиций формальной логики. Ситуация алогична. Совершенство «Космополиса архаики» не оспаривается, видимо, задачу подобного рода некому решить и на принижение текста трудно решиться, параллельно с каждым днём российские книгоиздатели всё глубже загоняют себя в медвежий угол. Книга в сети, предложена автором к первоначальному изданию в России, её не издают. Когда у Есепкина окончится ангельское терпение и «Космополис архаики» издадут за пределами Российской Федерации, каким-либо образом защищать честь литературных мундиров будет поздно.
Вычесть разновременную классику, в багаже, активе сотен российских издательских корпораций останется торричелиевая пустота. Писателей масштаба Есепкина нет, но не может не быть хотя бы грамотных небесталанных версификаторов – и что? Достойных внимания изданий единицы. Сегодня налицо деградация корпоративной системы как таковой. Появилась бесспорно выдающаяся книга, её не замечают, это всё равно что не замечать Сфинкса на берегу Яузы-реки. В данном сюрреалистическом ослеплении можно понять ( не оправдать ) собственно современных литераторов, у них свои мотивы, линейному объяснению подлежит демонстрационная и латентная мотивация поэтических цеховиков. Здесь всё ясно. «Космополис архаики» идеально зарифмован, чтение многих сотен страниц, если кто одолевает, не приносит цеховым чтецам никакой отрады, в конце концов гибнет и надежда отыскать незначительные сбои. Специально обученные люди, склонные к стихотворному письму, чтения есепкинского чистописания банально не выдерживают. Мы обозначили только один из нескольких приоритетных мотивов. Каллиграфическое рифмование, новаторский архаический рифмовник Якова Есепкина мотивируют вытеснение, отторжение. И здесь возникает вопрос: сколь комфортно ощущают себя литераторы, сочиняющие рифмованные тексты в ущербном исполнении. Представьте, Спиваков фальшивит, Мацуев касается не тех клавишей, Гергиев не т а к прочитывает Шостаковича – абсурд. Мастера с несовершенством, дисгармоничностью сущи не бывают. Нынешние поэтические плеяды воспитаны на несовершенстве, им и в школьном формате неведома каноника, погребённая у нас в середине девятнадцатого века, окончательно – во второй его половине. Футуристам уже нечего было разрушать, им оппонирующие антиподы сами пребывали в слепоте, лучшие из них, в том числе Нобелевский лауреат Пастернак, позволяли себе непростительное использование слабых, неточных рифм. Плохое рифмообразование гениальности отдельных индивидуумов не отменяет, но сводит значимость их работы к минималистическим величинам (в нехорошем смысле определения «минималистический» просьба не сомневаться). В канонике самые незначительные неточности наподобие «извилин» --«равносилен» (Пастернак) недопустимы, с «равносилен» допустимо рифмовать только «извилен». Есепкин довёл своё слепящее чистописание до уровневого совершенства, коего до него в русской поэзии не было.
Кому же ныне его прочесть, восславить иль осудить? Кто остался в живых, кто последний герой? Нету рядом и на отдалении никого. Что могут сказать Кублановский, Евтушенко, Ахмадулина, кто их захочет услышать? Советская и постсоветская одиозность персон симметрично соответствует произведенным текстам (Ахмадулина рифмует «войной» -- «венок» и пр., и пр., Евтушенко – вероятный лидер по производству поражающих несовершенством стихотворных массивов, но и эти «глушцы» порою выигрывают в сравнении с Лимоновым, тем же Аксёновым, иными прозаиками, рискнувшими приблизиться к поэтической камене, a propo, изданы все, изданы многократно). Поэты слабы, какой с них спрос? А вот книгоиздатели, критики, литературоведы, не отличающиеся от первых литературным академизмом, пролонгируя своё удивительное молчание, берут на себя историческую ответственность. Гамбургский счётчик давно включён.
Аристарх НОЙМАН
