С порога дома своего смотрю, и перед мной многообразье мира. Вот утро снова разожгло зарю, вот баба вышла из сортира. Возвышенность и низменность рядком: в изящной позе гордые нарциссы, а вот собака навалила ком, а в небе облака, как экслибрисы; тяжёлым дымом утренний туман выходит из ущелий за мошавом; а сам мошав сквозь сказочный обман отсюда кажется гулякой шалым. За горизонтом в дальней стороне, и горы этому мне не помеха, весь мир в крови я вижу, и в огне, и грохот бомб сюда доносит эхо. И скорбь простых людей и тут, и там. И власть вещей и денег повсеместно. И если мы не прекратим бедлам, то нас проглотит дьявольская бездна. И мутят душу дымные следы из грязных труб цементного завода. Как утешение – цветущие сады и, может быть, хорошая погода, и то многообразие всего, что уместиться здесь в стихе не может, как этот вот пацан, что босиком мои раздумья на свой лад итожит.