За окнами слякоть и город в тумане страдает похмельем, тоской и мигренью, в промозглого утра холодном капкане зажав дремотою, апатией, ленью. Такое не редкость…такое бывает… довольно у осени дней непогожих… в тумане с деревьев октябрь обрывает листву и швыряет под ноги прохожих. Шумит мегаполис, как мамонты, древний, одежды – окраины рвёт новостроем… А хочется взять и податься в деревню, в глубинку, где всё так и дышит покоем. Забросить дела… не спеша пообедав, в уютное кресло с довольною миной – к объятиям тёплым пушистого пледа – усесться и вытянуть ноги к камину. Смотреть, как на углях, средь алого жара Огневки следы рассыпаются змейкой и думать с котом полусонным на пару, что жизнь хороша, хоть цена ей – копейка. Поверить, что в мире, забытом богами, есть смысл и добро, есть любовь, человечность и слушать, как меряет время шагами прадедовских ходиков пыльную Вечность. С судьбою своей не играть в «чёт» и «нечет» дрожащею тварью, до самой кончины – воткнуть в канделябры старинные свечи и, тьму разгоняя, зажечь от лучины. Оставить проблемы за запертой дверью, забыть, как бывает порою несладко, достать из серванта гусиные перья, чернила и рифмой испачкать тетрадку. И просто творить, уподобившись богу, создать необычное... что-то такое… перо уронив, засыпать понемногу, к груди постепенно клонясь головою… Но… Где это всё? Где такое возможно? Где рай, тот, в котором быть можно собою? Ну, разве во сне – скоротечном, тревожном оборванном грубо будильника боем. И… новое утро придёт зверобоем, на нас, бестолковых, устроит охоту, в отару собьёт и погонит гурьбою за хлебом насущным на ниву работы. Расстелет для чад непослушных дороги, дождём моросящим всплакнёт виновато и будет швырять под бегущие ноги огня – листопада фальшивое злато. Растает туман и растают надежды… покой обретётся в объятьях подушки… и сквозь полусонно прикрытые вежды в мой сон постучится молоденький Пушкин…