Николай был простым, доброжелательным парнем, с открытой душой и добрым сердцем. Обладая хорошей физической силой и спортивной подготовкой, никогда этим не хвастался, хотя и особенно не скромничал. Он с уважением относился к товарищам по службе, к их взглядам на жизнь, но всегда имел своё мнение и умел доказать, (если это было нужно), свою правоту. Ещё он сильно не любил хвастунов и выскочек. Эту публику, он иногда осаживал, двумя, тремя словами так, что они уже при нём, никогда не выпендривались. В комендатуру Николай попал случайно. Однажды, дня за два до принятия присяги, к ним, в карантин, пришли два крепких бойца, сержант и старшина. В глаза сразу бросалось: широкие плечи, выпуклая грудь, узкая талия, крепкие ноги. Всё говорило о спортивной подготовке и недюжинной силе этих воинов. Сразу же в казарме начали шептаться, что они будут проводить набор желающих попасть в спорт-роту. Возле канцелярии выстроилась очередь, и он тоже стал туда. У Николая были разряды по двум видам спорта, и он решил попробовать своё счастье. Его встретили как старого, доброго, знакомого. - Ну, докладывай, что там у тебя?- Спросил старшина. -Второй разряд по боксу, и второй по железу. -Ну что ж, хорошо. Давай, хотя бы проверим какой у тебя пресс.- Сказал старшина. - Если выдержишь мой удар – берём, а нет, и суда нет. -Хорошо, согласен. – Николай подобрался, напрягся, как тигр перед прыжком за добычей. - Я готов. Мощный кулак проверяющего, пролетел в сантиметре от его живота. Николай, уходя от удара, развернулся вправо, сделал пол – шага влево и вперёд, и нанёс сильный боковой удар левой в челюсть противника. Кулак остановился в миллиметре от лица старшины. На какое-то мгновение они замерли, но тут раздался возглас сержанта: Ух, ты! Вот это да! Я его себе забираю! Да уж, спорить не буду, красиво он меня поймал. Как говоришь, тебя зовут? - И старшина занёс его в свой список. А на второй день, после принятия присяги, приехал капитан, и начал вызывать всех желающих попасть в спорт-роту. Ребята выходили из канцелярии грустные и подавленные. Оказалось, что таким способом, пополнялся состав комендантской роты. Почти все отказывались от такой службы, и когда Николай вошёл, то расстроенный капитан сразу пошёл в наступление. - Что, тоже трус? К мамочке потянуло? А? Штанишки, поди, уже мокрые? Николай хотел отказаться от такого предложения, но эти слова ударили по его самолюбию, и он спокойно сказал: - Никак нет, товарищ капитан. - И что, пойдёшь служить в комендатуру? - Куда Родина прикажет, туда и пойду. Надо так надо. - Ладно, - устало произнёс капитан, - иди, собирайся. Так он, и ещё четверо молодых бойцов, попали в патрульный взвод. Потянулись дни непростой, солдатской службы. Три года, срок не малый, и Николай, приглядывался к новому коллективу, а коллектив к нему. В те времена, дедовщины не было, а любые конфликты, решались честно, по мужски, один на один. В годы Советской власти был повсеместно развит спорт, и дети крестьян, рабочих и интелегенции, не уступали друг другу в силе и ловкости, и желающих верховодить, быстро приводили в нормальное состояние. Здесь зарождалась настоящая дружба, чувство товарищества и взаимопомощи. «Старики» помогали «салагам» и словом и личным примером. Пришло время, и Николай стал участвовать и в патрулировании улиц военного городка, и в охране складов, и ходил в наряд на кухню. Служба как служба. Как – то пришёл и его черёд стоять часовым на контрольно – пропускном пункте в Управлении военного строительства. Задача простая. Открыл пропуск, нашёл в нём нужный шрифт, пропустил. Если его нет – значит, нет. После инструктажа к нему подошёл Володя Лебедев. - Слышь, Николай, я там стоял уже несколько раз, вот что скажу. Народ в управлении послушный, порядок знает, а начальник, тот вообще, как отец родной. Всё делает на бегу и настолько быстро, что трудно успеть за ним. Он и пропуск протягивает в открытом виде, и честь отдаёт первым, здоровается за руку, обязательно спросит как дела и бежит дальше. А вот с главным инженером, подполковником Гусевым, лучше не связывайся. Это такая сволочь! Ходит только в цивильном, пропуск никогда не показывает, на всех смотрит с высока и с презрением. Я знаю, ты таких людей не любишь, но мой тебе совет, не трогай его. - А как я его узнаю? - Узнаешь! Он один такой. В 5 утра Николай принял пост. Закрыл двери за разводящим, сел возле тумбочки, а СКС прислонил к стене. Для себя, он уже твёрдо решил, что этот «гусь», просто так не пройдёт. В дальнем конце коридора была спецчасть, и там, за железной решёткой, укладывался подремать ещё один часовой, отличный парень, Александр Шабарин. Его любимое изречение, «солдат спит, а служба идёт», выполнялась им беспрекословно, при первой же возможности и до последней минуты. Николаю спать не хотелось. Он уже представлял себе этого человека и основательно готовился к «бою». Время тянулось медленно. Зимний день лениво поднимался над далёким горизонтом, бескрайней, казахской степи. Всё ярче разгорался край небосклона, озаряя окрестности сначала красным, а потом золотистым светом. Лёгкий морозец разукрасил окна сказочными узорами, и в первых лучах солнца они переливались чудными самоцветами. Пора! Николай встал, открыл дверь, и, вернувшись назад, замер у тумбочки, как и положено по Уставу гарнизонной и караульной службы. Первым, как и говорил Владимир, ворвался, (иначе не скажешь), начальник строительства. В левой руке он держал уже раскрытый пропуск, отдал честь, и сразу же протянул руку для пожатия. - Здравствуй сынок, ну как дела? - Здравия желаю товарищ полковник! Всё хорошо! - Бодро доложил Николай. Но офицер был уже далеко и вряд ли услышал ответ. По одиночке начали подходить сотрудники Управления. Кто – то, показывая пропуск, здоровался, кто – то проходил молча. Ближе к восьми поток усилился. Николай, проверяя пропуска, не мог не заметить, что почти у всех уставший вид. Люди шли с не выспавшимися, отрешёнными лицами, погружённые в свои заботы, и казалось, даже не понимают, куда и зачем они идут. И тут он увидел его! Да, ошибиться здесь не возможно! Это был человек, довольно высокого роста, с надменным выражением лица и твёрдой, уверенной походкой. Народ уступал ему дорогу, и он беспрепядствено подошел к часовому, и уже хотел переступить через порог, но Николай, резким движением правой руки, отклонил в сторону СКС, преграждая ему путь. - Ваш пропуск, товарищ. На лице главного инженера сначала проскочило удивление, но уже через мгновение, от гнева, оно стало чёрным. - Да как ты смеешь! - Прошипел он и хотел сделать ещё шаг, но Николай снова, перекрыл карабином, ему дорогу. - Ваш пропуск, гражданин. – Голос у часового даже не дрогнул. -Да кто ты такой? Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? - Шипение превратилось в грозный рык. Гусев снова попытался пройти, но Николай взял карабин на изготовку и передёрнул затвор. Сзади, в толпе, вскрикнула женщина, Какой-то мужчина, высунувшись из-за спины подполковника, громким шёпотом сообщил: - Это главный инженер, товарищ Гусев! Николай ждал, что «гусь» толкнёт его, и тогда, он, с огромным удовольствием ударит прикладом по этой наглой, холеной роже. Согласно Уставу, часовой лицо не прикосновенное, и даже любой, незначительный толчок, считается нападением. Но инженер видать понял, чем всё может закончиться и резким движением, достал с нагрудного кармана пропуск и тут же сунул его, обратно пытаясь снова пройти. - Пропуск. – Часовой был спокоен и неумолим. Человек, который считал себя выше всех, всё происходящее, принимал как личное, прилюдное, унижение. Отдавая часовому свой «вездеход», он в бешенстве прошептал: - Згною, скотина! Николай развернул пропуск, внимательно его прочитал, сверил фотографию с личностью, и, возвращая владельцу, чётким голосом сказал: - Проходите, товарищ. Ждущие своей очереди работники Управления, проходя мимо часового, смотрели на него кто с удивлением, кто с жалостью. Пожилой майор, показывая пропуск, тихо сказал: - Молодец солдат. - Спасибо, товарищ майор. – Так же тихо ответил Николай. Ещё неделю он дотошно проверял пропуск у главного инженера, (чем приводил его в бешенство), независимо от того, входил он в Управление или выходил из него. Всё по Уставу, хотя проверять было нечего. Пропуск, красного цвета с единственным шрифтом, называли «вездеход», и запретных зон у него не было. Но главное, (и это неоспоримо!), Гусев стал добрее к окружающим. Исчезла маска высокомерия и вседозволенности. А в конце недели, он уже с уважением смотрел на часового. - Ну и что ты этим хотел доказать? – Владимир с интересом смотрел на Николая. - Что я тоже человек и заслуживаю уважения. - И что, доказал? -Да. И когда ты потребуешь у него пропуск, убедишься в этом сам.