Всё, что случается, случается навечно. Но мы придём, мы выкрутим все свечи из стосвечовых лампочек Лодыгина, которые повсюду понатыканы, чтоб освещать пространство для экстаза: священный трепет у иконостаса и крепкий трёп за спинами у мам, когда раздольно странствовать умам по безударным и трёхдольным переулкам, где вздорный смех разносится так гулко, как невозможно прозвучать на самом деле, как невозможно быть убитым на дуэли,.. когда от грохота и гула Чёрной речки не слышно выстрелов. И все на свете свечки мы погасили мощным дуновеньем, - сказалась тренировка: тридцать дней рожденья сегодня позади, а это значит, что тьма кругом. Ничто не обозначит кто был тогда убит на самом деле?.. Чья пуля – дура?.. И в чьём та пуля – теле?.. Так темнота и гул реки тревожный случившееся делает возможным, возможное – всего лишь вероятным и умозрительным. И так тысячекратно, За кратом – крат, Снижая напряженье и пафос: не Евгений он, а Женя! Представьте, что Татьяна залетела, так запросто Онегина оженят. И нет стрельбы, убийства нет, поскольку К чему стрелять, когда мы дружим семьями: Танюша, Женечка, ну и Володя с Ольгой… На днях рождения детей приходится втыкать всё больше свечек, и заговорщицки подмигивать друг другу, как бы говоря: всё, что случается, случается навечно.