Перейти к основному содержанию
Ну и ситуация! /Из «Записных книжек энергетика шахты»/
«Мина»* бала шикарной! Рванула, скажу я вам, что даже из треста главный не выбирал слова, и выражал восхищенье его бесподобный мат. У всех было ощущенье, словно окончен парад, и предстоит застолье с малым количеством дам, где чувствам мужским раздолье, тем более – языкам. * В пришахтном почти ресторане (столовая просто по будням) давно уже все мы «на грани», а скоро какими будем?! В стаканы себя окунаем, о чём-то поём и судачим, ругаем кого-то, желаем сердечно друг другу удачи. И дым, и мат коромыслом, и соль анекдотов про блядки. В застолье таком нет смысла, немного лишь нервной разрядки, которая необходима в работе, что как погибель. Поэтому и допустимы такие вот перегибы. Никто нас за них не осудит: для власти они обычны – ведём же себя как люди, и жёны к такому привычны. Гуляли не очень долго. Из треста, который главный, мужик матюгливый, но славный, что-то канючил о долге. В надежде на повышение техрук с ним во всём соглашался и в подхалимском рвении споить его нагло старался. Сидели они напротив. А я с начбуровзрывными, – непьяными были, вроде, – острили незло над ними. Всё в рамках приличия, в целом, и можно сказать – безупречно! Но если, по честному, делом детали не помню, конечно. * Не помню. И всё. Хоть тресни! Но утром другого дня первый отдел из треста звонил, приглашал меня. Хотели б узнать моё мнение , о чём – так и не разобрал. «Спешу я на восстановление!» – невежливо им отказал. А это ведь сущая правда: бригада уже собралась. Подать напряжение надо – на это моя только власть. Проверить подстанции надо и высоковольтную сеть. Они – не скипы, не канаты – за сутки могли отсыреть, пока не работала шахта. Таков после «мины» режим. Электрики – первая вахта, кто в шахту идёт после «мин». Потом слесаря и другие за нами отправятся в путь. Бывают завалы такие: посмотришь – становится жуть. Но это не наша забота, у нас поважнее чуток: чтоб шахта могла заработать, везде нужен электроток. Подстанции все и «слепые» нам надо в работу ввести. И гадости могут любые попасться на нашем пути. От них никогда не избыться ни в шахте и ни в быту. Но в общем я, как говорится, песню-то начал не ту. О шахте, о «мине», о прочем… А надо – про первый отдел. Чего это трестовский очень увидеть меня захотел? Ему я совсем неподвластен! Но он, как паскуднейший бес, – да будь он хоть трижды неладен! – в моё подсознание влез. И мутит, работать мешает – сплошной в голове винегрет! Что встреча мне с ним обещает? Причина – вчерашний обед, иль пьянка, пускай, после «мины», где мы все набрались до риз? Но это ж – обычно и мило, мы там ведь не передрались. И это скорее забота райкомовских тошных мудил. А может кому-то чего-то иль чем-то я не угодил? Всю муторность гадких мыслишек, конечно, я скрыл от коллег. Зачем им нагрузок излишек? И мне от них не околеть… Закончив работу, смываем с себя, что пришлось пережить. Одевшись, друг другу желаем до завтра здоровыми быть * Иду в кабинет. Там помощник и двое напротив сидят. И тихо, как будто нарочно, о тайне какой говорят. Дверь скрипнула. Те оглянулись, вдвоём, а лицо-то одно! Во мне вдруг бесята проснулись: «Комедия, братцы! Кино! Такого ещё я не видел: две капли, но не близнецы! Скажите, не будьте в обиде: у вас и подобны концы?» И вмиг посуровели лица: «Мы к вам с порученьем одним. Серьёзным и, как говорится, не шуточным. И не смешным. Вам утром звонили из треста, чтоб в первый отдел вы пришли. А вы себя, словно невеста, товарищ Нюрнберг, повели». «Я вам не товарищ, во-первых! Представьтесь, прошу, во-вторых. А в-третьих, не надо на нервах, не переходите на рык. Любые вопросы спокойно я с вами могу обсудить. А нет – я молчу как покойник, и можете вы уходить». Не то, чтобы был я беспечен, но шахтою был разогрет, поэтому словом покрепче окончил короткую речь. Должно, ошарашил я этим настырных и бравых парней. За них мне помощник ответил: «Им нужен Кирюшкин Корней. Они бы услышать хотели о нём всё. И только от вас. Им кто-то сказал, что вы съели пуд соли с ним. Где он сейчас?» * Ах, вон оно что! Я, натужась, отыскивал смену грешки. Внутри генетический ужас противно давил на кишки. А им бы узнать о Кирюше. Не верю, что только сие! Используя, что я с ним дружен, им надо пополнить досье? Хо-хо ни ху-ху! – вам, ребята. Мне – кореш он, вам – диссидент! Для вашей конторы заплатой мой будет словесный презент. «Кирюшкин?! В работе как бог он! Электрик – каких не видать! Ещё за такого – я мог бы троих, но похуже отдать. Смекалист и в деле активен, любой он исполнит наряд. Всегда он инициативен. А главное – не горлохват!..» Минут так, наверное, двадцать без умолку я говорил. При этом я мог удивляться пунцовости сумрачных рыл. Закончил рассказ свой вопросом: не надо ли всё описать? Хоть сделать мне это непросто, услугу готов оказать. Прощание – как панихида, ребятам бы в руки свечу. А я улыбаюсь для вида и что-то вдобавок шучу. Но в сердце подспудная ярость, и злоба слепая гнетёт. Страна дорогая, что сталось, какой год сегодня идёт? * "мина" - миной в шахте называется массовая отбойка руды или посадка поталочины отра- ботанной камеры при этом взрывается от 50- ти тонн взрывчати и больше 1967г.
Интересно, Исаак! Шахта - это то место, о котором я почти ничего не знаю, кроме того, что там что-то добывают. Процессы там происходящие, для меня - тёмный лес. В Анжеро-Судженске я видел провалы в земле прямо в центре города. И всё! И ещё: ну и фамилия у тебя - не твоя ли фамилия город ну, тот самый! во Фрицляндии построила? Не обижайся, шучу! А с теми ребятами, о которых ты пишешь, с юношества знаком! И знаешь, что они мне сказали в ответ на обструкцию: "Вы - военнослужащий и тоже принимали присягу!" Не попрёшь! Отдыхай, там у себя! Здесь сейчас начинается то же самое, но в более отвратных,иезуитских формах! Особо возмущаться не следует: "Власть, не умеющая защищать себя - не власть!" Не мой афоризм: его произнёс несколько иначе один из классиков, которых ты изучал в университете марксизма-ленинизма. И он народу русскому( да и не только!) стоил многих кровей. И будет ещё стоить! Многая лета тебе! СанСаныч
На "Центральной" шахте рудника им. Фрунзе в Кривбассе я начал работать в мае 1958 года электриком, когда там еше разрабатывался горизонт -186 метра. В 1961 году я уже работал помощником главного энергетика новой шахты им. Фрунзе. А ушёл из шахты, когда там разрабатывался горизонт -570 метра. /Что такое шахтные горизонты можно посмотреть в интернете/. В году 67 пришёл проситься на работу подпоковник. Здорово я не распрашивал его почему он оставил армию и кем он там был. Предоставил корочки электрика, сказал, что ему нужен подземный стаж, и ладно. Оформился. Когда он вышел на работу, дал ему в напарники опытного электрика. Выезжаю сам я из шахты, захожу после бани в кабинет, а там ждёт меня этот подполковник с заявлением на увольнение. "Знаете, Исаак Иосифович, чувствовать 490 метров земли над головой, право, не по мне". Вот что такое шахта... А кроме того шахта наша была с повышенной радиацией. Сначала это не знали, потом это скрывали. Мне здесь выдали справку для предъявления в больницах, куда я попаду, чтобы там не пугались наличию белка в моей крови, потому что при таких показания люди обычно не живут. Вот чтто такое шахта...
У подполковника, Исаак, была клаустофобия. Когда мы окончили школу, то вместе с моим закадычным единственным другом, хотели пойти в одно училище. Но дружка в военкомате отсеяли по надуманной причине: а причина была в том, что его брательник попал в плен, когда Власов сдал свою Армию. В заслугу брательнику не пошло, что его батарея, прижатая к озеру, отстреливалась до последнего снаряда, то что его раненого солдаты привазали к какому-то плавучему ящику и бросили в озеро , то, что его без сознания выбросило волной на берег, а пленные в лагере помогли выкарабкаться из могилы; то, что его, поймав после побега во второй раз, немцы обернули бикфордовым шнуром и подожли. На теле на всю жизнь так и осталась тёмная полоса от этого шнура. Это был год 52. А в 53 его взяли в школу МВД. И после её окончания он работал в Красноярске на девятке: со своими зеками работал под землёй на глубине в 900 метров. Он-то мне и порассказывал кое-что. Но, как говортися: лучше раз увидеть! Я, вообще-то, ему не позавидовал, хотя не чужд экзотики! СанСаныч
Да, шахта не для страдающих клаустрофобией, а также: боязнью находиться одному, быть какое-то время в кромешной темноте, думающих о приведениях и т.д. и т.д.
И ещё, Исаак: когда нас эвакуировали с Дальнего Востока, то в Сибири поселили в чисто немецкую семью. Хозяина, как забрали в 38 году, так ни слуху, ни духу. Тогда забрали всех поголовно молодых немецких мужиков. Уже в Хрущовские времена один из этих бедолаг вернулся. Хоть с него взяли подписку, он рассказал, что их всех вместе с охраной и лошадями забросили в шахты, в места, которые на карте значатся за Уралом, окрашенными в зелёный цвет и обозначенными чёрточками-болотами. Там их большинство и осталось со своими лошадьми и охранниками. Какая жуть, Исаак! Это же ни в чём неповинные люди! Ну, ладно, тебя туда никто не гнал. В свободное время ты мог по бабам шариться. А они? Какой бесчеловечной может быть человеческая цивилизация! Саныч
До моего прихода на рудник на нём была закрыта шахта №1, там добывали урановую руду политические зэки. Когда залежи истощились и встал вопрос о закрытии шахты, кого-то из заклёчённых признали безвинно осуждёнными, кого-то по документам "перевели" в уголовники и амнистировали. Почти все они остались в Кривом Роге, так как большинство осталось без семей. Со многими из них я работал на ш.Центральной, а потом на ш. им. Фрунзе. Многому я научился у них. Бескомпромисный, порядочный и очень честный народ был. За меня могли кому угодно глодку порвать, потому что во мне не начальника ощущали, а специалиста и справедливого человека. Особенно это случилось после того, как я отказал парторгу рудника держать в зарплатном списке подставных лиц: нештатных работников райкома, спортсменов, начальника бригадмильцев, всего человек 12. После того, как они меня признали, были у нас частые разговоры "по душам", когда приглашали на свои дни рождения и другие праздники. Ох, сколько нового для себя я узнал. Многое из этого отражено в моих опубликованных текстах. Они - документ той страшной эпохи, которую многие возносят и сейчас, как самую прекрасную и справедливую на свете.
Мне не надо было, Исаак, ничего объяснять: у меня было в роду два старика-зека – дед по матери и бабка по отцу, были друзья детства – немцы, которых в армию не брали, потому что они немцы, был друг, у которого брат-лйтенант, отбыв срок в немецких концлагерях, отбывал почти два года после войны в своих родимых. С меня не сняли строгую выговоряку по комсомольской линии, за то, что не доложил, куда надо, про болтованю в кулуарах желторотых пацанов-курсантов, а кто-то заложил! И знаешь, что мне обидно до слёз: моя родная власть так и не смогла отрешиться от людоедства. Всё возвращается на круги своя! И начало плоложили ребятки, которые протащили в законодательства многих стран «законы о холокосте», и которые устроили судилище над выжившим из ума почти столетним стариком – лагерным охранником, Это что, Исаак, перевоспитание? Это, Исаак – месть, и поэтому я такое правосудие не приемлю. Оно противно духу человечества и здравому смыслу! Буду благодарен, если толково возразишь! Саныч
Единственно, что могу умное сказать, что месть, как и любая подлость, мне претит!.
Спасибо, Исаак! Мы достигли консенсунса! Саныч