В подслеповатой памяти возник ассоциаций странным результатом соседки довоенной, нет, не лик, а что-то сходное с плакатом, где только обозначены черты, и нет реальности в тщедушном исполненье. Она была невзрачной высоты, и под глазами проступали тени. Лицом была болезненно бледна и вечно в худосочной одежонке. Лет тридцати, должно, была она, но что-то сохранилось от девчонки, то ль угловатость, то ль румянец щёк реакцией ответной на скабрёзность. Её сынишка, мой приятель Жок, был – в жизнь осуществлённая серьёзность. Я в восемь лет – отпетый шалопай, но притворялся паинькою-деткой и шкодничал, как будто невзначай, за что от Жока получал нередко. Но чтобы мог добавить я ещё, чтоб увидать её ясней и ближе? Да, помню, её правое плечо, из-за авосек что ли, было ниже. И руки сильные, почти как у мужчин, должно быть от нелёгкого труда. И, вероятнее всего, не без причин она была не по годам седа. Ну, вот и всё, что удалось извлечь из недр памяти об этом. Но, а всё же и почему ассоциаций меч коснулся этой женщины?… Быть может?.. С постели вскакиваю. Роюсь средь газет. Уже в поту. И вдруг с одной страницы глядит её давнишних лет портрет, и в строчках очень скупо говорится, что генерала Жокова вдова Рахель Наумовна Янсон скончалась, не дотянувши до столетия едва. В заметке также скупо отмечалось, что Жоков А. – советский генерал – был репрессирован в сороковом году. В Испании он славно воевал, но с Ибаррури не был он в ладу, за что и поплатился. Замкнут круг: случайный взгляд арканил подсознанье, которое, минуя расстоянье в десятки лет, мне высветило вдруг кусочек детства. И построив мост, соединяю я «сегодня» и «вчера». ...Благодарю тебя, мой мозг, что ты работаешь с утра и до утра.