В памяти как диво отсветы из детства. В кудреватых ивах – кралей разодета! – Усманка, речушка, плёс и мелководье. Затворница – старушка Ксения – там бродит. Дуб над самой речкой на корню засушенный. А на взгорке свечкой храм полуразрушенный – иконы замалёваны и обезображены, паперть вся заплёвана и чёрт-те кем загажена. Чуть в сторонке – кладбище, стёртые могилы. Говорят – пожарище здесь всё погубило. «Неужель и звонницу тоже пламя съело?» – Ксению-затворницу спрашивал несмело. Грустный взгляд со вздохом был её ответом. И себя я плохо чувствовал при этом. Рассыпалось склянками сердце утром росным. Над нищенской землянкой кладбищенские сосны; на вершине, свесясь, в золоченом свете ветки, как мочала. Сеть десятилетий с той поры промчалось. Но чую запах тёрпкий залежалой хвои. В памяти не стёрто село Боровое. Всё, что с ним повязано на дорожках детства, вошло в протоплазму жизненного действа.