«Пошляк вы, без правил и меры! Вы, право, похуже Баркова! – поносят меня лицемеры *. Но я отбрешусь от любого. Да, я воспеваю сношенья, смотрю с упоеньем на голых. Мне радостны все ощущенья в слиянии тел разнополых. Рождается чувство благое уже в прикасанье к девицам. Не знаю таких, чтоб другое при этом могло зародиться. А если блудливые руки проникнуть сумеют в бюстгальтер, святые, блаженные муки любой поломают характер. И словно в тумане наркоза, без тормоза и разумений сольются в божественных позах во власти волшебных мгновений и ангелы, и лицемеры, и те, кому я безразличен. Поэтому снял я барьеры в стихе. Ну, и чем неприличен? * Этой тирадой на пару мной прочитанных стихов разродилась завуч СШ-51, кото- рую её заврайоно называл «общепитом», иначе доступной всем 60-е годы.