И на излом летит душа больным осколком, Не приручить меня, пусть хоть распнут. Уж лучше быть голодным диким волком, Чем сытым псом цепным, признавшим кнут. Да, видно, псов сегодня вовсе не кормили, Треск сучьев, лязг, рычанье за спиной, Чащобы, разухабистые мили, Окрест мои, и всякий кряж со мной. Здесь лес, здесь я хозяин – гости кротки. Вот тут изгиб, а прямо - пропадешь. Они ж, истошно надрывая глотки, Несутся в ад, судьбу не проведешь. Хрипит и псарь, и псарня, взмокли, в мыле, Картечью жжет листву над головой, Мои душа и тело разом взмыли, Прыжок, еще прыжок, и лай сменяет вой. Пол своры бездне в пасть, двустволкам не до смеха, Рога трубят борзым, те жмутся, семеня, Да что полсворы для потехи? – Не помеха, Ведь им так хочется добраться до меня. Ушел? Спасен? Едва ль, грозой витает лихо, Ну что ж не привыкать, клыки мои остры, – Спеши, спеши, – Заря росой шепнула тихо, – Уж взмыли из-за гор небесные костры. = 2 = Скала, река, прогал, там эхом тишь таится, Ни лешего, ни зги, кромешный бурелом, Мне нужен берег тот, на этом смерть ютится, Я продерусь: в кровь, в рвань, пусть в клочья – напролом. Туда, где сень древес, что рать стеной грозящей, Укроет от шипов кромешного огня, От выстрелов слепых, пальбы в упор разящей, Где лес, там каждый камень глыбой за меня. По гребню не пройти: обрыв без дна и света, Щетинятся стволы, косой взмахнула смерть, Багряный отблеск душного рассвета, Разлился вскрытой веной, плавя твердь. Колдует, ворожит, шелк струй реки манящей, Межа - как на ладони, распустился день, И этой тишине, натужной и саднящей, Я должен сто прыжков, не обратившись в тень. Сдираю дерн, как скальп, что ль дремлет канонада? Но вот хлопок, и что-то влет ужалило под дых, Один какой-то, самый, что есть надо, Спустил курок, и дрогнул мир, кренясь во льдах седых. В глазах неистовый закат от липкой крови и флажков, Рассыпались года, пред вечностью зардея. Последние мгновенья, самых белых облаков... Вгрызаюсь в берег, алым брюхом землю грея. 1999