Долгой, мучительной стала дорога в Микены, Нехотя ноги Геракла шагали туда, Страшные ждали по жизни его перемены, Знал хорошо, что идёт не пасти там стада. Подвиги – встречи со смертью и с ней расставанья, Сила, уменье оружьем владеть и собой! Знал ли Геракл, что к Аиду придёт с опозданьем, Что Громовержец-отец управляет судьбой? Издалека он увидел златые Микены, Крепким оплотом был город для знатных людей – Из монолитов обтёсанных сложены стены, Что возвышались на верные тридцать локтей. Чтобы предстать перед ликом царя Эврисфея, Не миновать было путнику «Львиных ворот», В город вошёл он, уже ни о чём не жалея, Знал, ЧТО готовит ему Возглавляющий род. Принял Геракла с надменностью царь Арголиды: «Клятвою Зевса над родом мне власть вручена, Только лишь МНЕ будут верно служить персеиды, С этого дня жизнь раба для тебя суждена! В нашей земле славный храм есть Зевеса в Немее, Только паломников там не бывает теперь. В роще живёт порожденье Ехидны и Змея, Всех пожирает доселе невиданный зверь. Меч и копьё не помогут тебе в этом деле – Буркнул чванливо он, силу Геракла презрев. –Шкуру с покрытьем гранитно-алмазным на теле Носит, как панцирь, Немейский чудовищный лев! Повелеваю тебе я очистить Немею, Чтоб не бесчинствовал тот, кто Тифоном рождён, Ты не обидишь поступком прекрасную Гею, Действуй, как знаешь, но чтоб уничтожен был он!» Выслушал молча Геракл эту речь властелина, Только кивнул в знак согласья с царём, головой – Что же, готов он на битву с лесным исполином… И передал Иолаю он меч на хранение свой. В этот же вечер он быстро покинул столицу, Великолепно он видел в сплошной темноте, Ночью из лука попасть мог в некрупную птицу, Быстролетящую бил на любой высоте. Утром пришёл он к бесплодной Немейской долине, В ней не увидел он даже следов лошадей, Вымерло всё – тишина, как в далёкой пустыне, Ни голосов, ни скота на полях, ни людей. Храм опустел, дух жрецов лишь остался под сводом, Будто Танатос нещадно навёл свою тень, Чёрным крылом проведя над несчастным народом, Мёртвыми стали десятки больших деревень. Быстро шагая, Геракл осмотрел много хижин, Вскоре в жилище одном он нашёл старика, Этот несчастный слепец был богами унижен, Видеть не мог, и в «друзьях» была только клюка. «Старец, открой мне, случайному путнику тайну, Где обитает чудовище этих лесов?» – «Зря ты забрёл к нам, в Немею, о, путник случайный – Силу имеет чудовище тысячи псов! Зверь совершал, говорят, на деревни набеги, Рыком своим всё живое пугая в горах, Много людей из долины пропало навеки, Гнал далеко всех живущих панический страх. Где он живёт? Знают души лишь в царстве Аида, Чудище здесь – и охотник, и страшный палач, Зубы – кинжал, его шкура прочнее гранита, В злобе звериной не ведает он неудач!» Понял Алкид, зверь лютует в лесах близлежащих, Логово есть у чудовища где-то в горах, Тысячи лет молчаливо столпами стоящих. Вскоре нашёл он нору Наводящего страх… Смрад и тела обозначили эту пещеру, Смело охотник ступил в её стен темноту, И помянув «добрым» словом коварную Геру, Быстро пошёл, проверяя горы пустоту. Выход второй обнаружил в таинственном гроте, Крупным осколком гранита забил этот лаз, И приготовился к очень опасной охоте, Не отводя от пещеры божественных глаз. Лук и дубину свою он держал наготове, Зевса молил даровать ему встречу с врагом, Но оборвал обращение на полуслове – Вдруг показалось, что всё потемнело кругом. Полгоризонта закрыто огромною тучей – Чудище встало на камни в десятке шагов. Кто из врагов будет в схватке смертельной везучий? – Оба имеют могущество полубогов! Первым удар свой нанёс с детства Г’ерой гонимый – Выпустил стрелы мгновенно одну за одной – И убедился что враг его – неуязвимый Шкура для стрел оказалась из камня «стеной». Громоподобный рык вырвался грозно из пасти, Эхом ужасным пронёсся средь гор и дерев, Бросился зверь, неизвестной породы и масти, В сильном прыжке на Геракла – чудовищный лев! Мощным и резким ударом тяжёлой дубины Смертный поверг "порождение зла" на лету, Дрожь побежала по Гее-Земле до равнины – Грохнулся зверь, пересёк роковую черту… Но… приоткрылось на морде ужасное веко, И на героя уставился огненный глаз! Как ненавидел чудовищный зверь человека – Злобный огонь в людоеде ещё не погас! Вмиг обхватил тут охотник звериную шею, Крепко сжимал, до конвульсий, ужасного льва, И напоследок ударил дубиной своею, Камнем упала на скалы врага голова. Подвиг свершён, спас Геракл от кошмара Немею, Жить будут люди, пасти без боязни стада. Шкуру решил отнести он царю к Эврисфею И доказать, что очищен тот край навсегда. Нож не сумел он вонзить в шкуру мёртвого зверя – Панцирь чешуйчатый твёрже любого меча! Сильно ударил по зубу, в успех свой не веря, Вылетел клык, по гранитному склону стуча. Этим клыком он вспорол каменистую шкуру, Быстро содрал и, очистив, надел на себя, Спрятав под нею надёжно большую фигуру, Двинулся в путь, об ужасном враге не скорбя. Быстро пришёл он в столицу успехом гонимый, В шкуре ужасного зверя предстал пред дворцом, Вышел к нему Эврисфей, царь Микен досточтимый, Тут же от страха упал он на землю лицом. В чувства придя, царь послал повеленье герою, Чтобы отныне не смел он входить во дворец, Чтобы исполнив указ, он стоял под микенской стеною, Где повеленье вручит ему царский гонец.