Я смотрюсь в зеркало, вообще-то я славный малый. Белокурые волосы, голубые глаза, наверное, лет через пять у меня было бы много девчонок, если конечно мое лицо не превратится в один сплошной фингал. Я снял рубашку, все тело - в ужасных синяках и шрамах. Сегодня мой день рождения, мне исполнилось одиннадцать лет. Отец сидит в соседней комнате, курит свои сигареты, пьет дешевое вино и слушает свои виниловые пластинки. Он коллекционирует эти пластинки, оружие и пустые бутылки в мусорном ведре. Я отлично разбирался в оружии, но я его не любил, да и как его можно любить, когда оно унесло жизни стольких замечательных и не очень людей. Он стучится в мою комнату: -Открой дверь, маленький ублюдок. Я не отвечаю, я продолжаю изучать свои ссадины в зеркале. Вот этот шрам на левом предплечье от отцовского ремня, который остался от его бывшей военной формы. Он продолжает стучать: -Сукин сын, если ты сейчас не откроешь, я вышибу эту дверь ко всем чертям собачьим и тебя вместе с ней. А вот этот след на щеке – шрам от его складного ножа. - По телеку показывают парня, ему всего двенадцать, он намного смышленей тебя. - А ты, кусок дерьма, знаешь, кем хочешь быть в жизни? Я знал. Я не хотел походить на него. Разумеется, я ему об этом не сказал. Я хотел спасать людей, нет, я не хотел быть ни Суперменом, ни пожарником, ни кем-то в этом роде. Супермен – это для детей, а во мне жил маленький храбрый мужчина. Я хотел спасать людей от падения вниз. Я залез под одеяло, включил настольную лампу и открыл Хемингуя. Он застрелился из двуствольного оружия Vincenzo Bernardelli. Православные самоубийство считают страшным согрешением, потому что человек совершает двойной грех — убийство и отчаяние. А что они думали, что человек должен застрелиться в эйфории с восторженной улыбкой на губах, напевая последний хит Мадонны? Отец продолжает долбить эту несчастную дверь. Хотя вряд- ли она была несчастней меня. - Выродок, если ты сейчас не откроешь мне, я прострелю твою чертову башку. - Когда твоя мать свалила, какого черта она не забрала тебя с собой? Моя мама ушла от него семь лет назад, она бы ушла от него и раньше к кому-нибудь получше, просто кому - нибудь получше она долгое время не была нужна. А я не был нужен ей. Я слышу, как достает одно из своих оружий и заряжает его. Я вздрогнул. Мне стало страшно за последние несколько лет. Я отложил книгу. Строчки расплывались перед глазами. Чтобы сделал на моем месте Хемингуей? -Сегодня – мой день рождения, - прошептал я. Конечно, для него это был слабый аргумент. -Твой день рождения, ублюдок, значит, ты тратишь электричество уже одиннадцать лет, читая свои дурацкие книги, а знаешь, кто за него платит? У меня нет денег, чтобы купить вино, у меня нет денег, чтобы купить чертовы сигареты. Первое чудо, которое совершил Иисус – превратил воду в вино. Но я не Иисус, черт возьми. Если он сейчас не купит себе выпивку, то и сам Христос мне не поможет. Я достал копилку и стал дрожащими руками выгребать мелочь. Я сломался, слезы градом полились по моему лицу. Я не мог сосчитать, сколько монет было, я мог только надеяться, чтобы их было достаточно, чтобы ему напиться. Я просунул мелочь под дверь. -Возьми деньги,- мой голос задрожал,- купи на них себе пиво. Он стал считать деньги. -Идиот, на них и полбутылки не купить, - заорал он и начал пинать мою дверь, - ты, собачье говно, я сейчас размозжу твою голову, и выключи ты уже, наконец, этот чертов свет. Я погасил свет. Я достал оружие из - под кровати. Оно давно лежало там на всякий случай, ожидая своего предназначения. Луна ярко освещала комнату, звезды застенчиво заглядывали в окно сквозь шторы. Звездам было безразлично, что происходит в этой квартире. Странно, я вижу небо, небо видит меня, только ему нет никакого дела, что творится у меня в душе. Я уже не стану ни Суперменом, ни кем- то еще. Я потерял веру в людей, я потерял веру в себя. Сегодня во мне умер маленький храбрый мужчина. Завтра солнце взойдет, но уже без меня. Да и пусть, я никогда не любил утро.