Мне самозванство запретило Делить с чужими власть мою, И венецийскую могилу Я издали осознаю. Воссоздаю печальный опыт На лицах дворни записной, И снизу доносимый ропот Бредущей обуви земной. И в шествии фаланги стройной Своих и зрительских цепей, И в блеске урны неспокойной, И в тучном ходе голубей. И в глухоте окружных башен, И в сотрясении воды - Встает Орфей, велик и страшен, Идет, и пробует лады. Он шел, одет случайным шумом, В другую сторону, один, Навстречу однозвучным думам И гулу движимых картин. Как много шло в потоке мимо И ложных, и прекрасных сил! Но он борьбу и гибель мира, Невидимый, не ощутил. И был он большему созвучен: Не различая свет и тьму, И равенством нежданным мучим, Он молча следовал ему. 22.06.1997