Ночь слепо шарит за окном, но не найдёт… Глаза таращит на огонь, огня – не видит, Где в дальней комнате лежит и не встаёт Носитель жарко обжигающей обиды. О той обиде он страшится говорить. Его гнетёт в застывшей тьме поступок труса. И в кулаке зажатый камень-лазурит Подобно серому граниту безыскусен. Ах, сколько их - депрессионных дураков С петлёй на шее и таблетками в кармане Всё ждут, когда же выходить из берегов Начнёт река с больной мечтой об океане. Разрушен мост в последний миг и… страшен брод; Не верит Стикс пустым слезам и верхним нотам... И вены рвёт, ломая ритм, кровавый лёд, От слов того, кто жжёт несчастного пред взлётом… И в вязком тиканье дождётся ль он утра, Коль прикипела к циферблату часовая? А между тем уже сверхплотная дыра Его ступню всевожделенно пожирает. Да только кто ж его толкает больно в бок, Как будто вытолкнуть пытается из ямы? Не признавая, что ослабший изнемог, Его он ставит, как-то, на ноги упрямый… На то послушно откликается струна Высоких сил, в которых трус немного ожил, Чтоб дать ответ злодейке той, что у окна Глупцов безвольных ожиданием тревожит.