тема, в которой герой делает вывод о несовершенстве материального мира 1. Три таблетки тизерцина После жуткого портвейна И товарищ Иннокентий Отлетает в туалете взад себя. Ударяется при этом О косяк открытой двери И сознание теряя, Сквозь астрал он слышит, как поёт труба… И его по коридору Прут два пьяных музыканта И затаскивают в номер, Где стоят пустые койки вдоль стены. Тихо стонет Иннокентий В ощущенье центрифуги, Звонко булькая при этом Полулитром надоедливой слюны. А потом к нему приходят Доктора и предлагают Самому сойти к машине И ползёт он по ступенькам сам не свой. И везёт его «буханка», Резво прыгая на кочках, Что с приёмного на вечный Можно запросто отправиться покой. Но в приёмном на кушетке, Что доски грубее вдвое, Иннокентий замечает, Как слова слетают с кончика пера Полусонного хирурга С волосатыми руками, Да змеёй-фонендоскопом, Да лицом весьма похожим на бобра. Наконец сопровождают Иннокентия в палату, Где лежит он две недели Средь таких же Иннокентиев, как он. А за окнами палаты Воют синие метели, И клубятся над часовней С безнадёжно удручающим крестом. Как пришло выздоровленье - Иннокентий мой не помнит, Но с уходом из больницы Он открыл в себе способность замечать, Что кругом гуляют души Не стеснённые телами И довольны эти души Тем, что рядом - ни лекарства, ни врача… сделка на доверии (история одного студента) 2. Я в хоспис угодил с ушибом мозга, Когда под херес принял тизерцин; С неделю отлежав на чём-то жёстком, Услышал вдруг, как мученик один, Навязчивой идеей одержимый, Искусно врёт о Жане Бельмондо, Что де его талант непостижимый Нельзя загнать под ветхое пальто... В речах всплыла испанская гитара... Я перебил: «Не хочешь ли продать...?» «Кому? Тебе? Отдам, почти задаром...,- напрягся он,- Рублей за сорок пять...» А вскоре я был выписан... Забавно, Что гитарист и впрямь продать решил Свою «Almires». Только без обмана Студент не может... Даром, что свежи Слова его... Усердно и весомо Я наболтал в три короба вранья, - Что, дескать, деньги будут… нет резона Шутить о том… денька так через два… И он, сбежав… повёл меня до дома, Где в полумраке ласково блестя, Скучала по фанданговым приёмам Кедровое кастильское «дитя». Всё было выразительно и скоро: Я взял гитару, вышел и… пропал... Почти на месяц... Эх, да был бы город - Пекин, Шанхай, чтоб адрес не прознал Полициант. А так - пе-ре-фе-ри-я; Пойди да свисни – тот час же ответ... И продавцу в итоге отворили... Мои друзья… Не правда ли – сюжет? На тот момент, отсутствуя по счастью, Я знать не мог и не предполагал... А как узнал – сломался в одночасье И всё по нотам Максу рассказал. А Макс - шизо, торчал на эфедрине, По нищете ширяя вторяки... И я, недолго думая, прикинул, Что тот поможет мне за «помоги». А тот сказал: «Готов за пинту пива «скворечник» твой владельцу возвернуть... А Иначе не вижу перспективы, Чтоб задарма по глупости тонуть...» С утра собравшись с духом, понемногу, В тиши задев гитарой о косяк, Мы вместе с Солнцем двинулись с востока Таща себя в пивнуху натощак. Ломал кумар, вытягивая жилы Дурынды-Макса... Пиво мимо рта Его лилось, текло... И так паршиво Обоим было нам, что обладать Хотелось только тёплою подушкой, Прижавшись к ней небритою щекой И спать, и спать, в блины расплющив уши, Убив на сон короткий выходной. Испанский ворот – *тартуш не для многих... Достоин ли его такой прохвост Как я? Неправда... Ну, а в эпилоге, В двухстах шагах от нас, минуя мост - Знакомый двор, знакомый дом и флигель, Где так удобно друга поджидать… И… обернувшись, я услышал – «...мигом!» И был тот миг - минут на сорок пять. Я ждал-пождал и... ринувшись на помощь, Увидел друга с прОбитой башкой... «Ка б знать я мог, что он такая сволочь! - Стонал мой друг, - сюда бы ни ногой...» …………………………………… И вот лежит мой бедный друг в больнице Девятый день и слышит, как гудит В его затылке мат, но чтоб не злиться, Он о *Рембо тихонько говорит... *тартуш - нагрудное украшение *Артюр Рембо (1854 —1891 ) — французский поэт тема, в которой «свобода», как понятие, предстаёт весьма спорным и относительным 3. Недолго думая над тем, как им удрать С полей картофельных расквашенных дождями, Студенты ГИТИСа решили разыграть Спектаклик нагленький пред первыми рядами, Где, как известно, в непосредственной близи Сидят вожди горячих сцен и повторений, А разыграв, благополучно сесть в такси И на три дня уехать в город из деревни. О, надоела эта грязная пора Вонючих тел, усталых рож и наставлений, И этот острый, сквозь подушку, до утра, Неровный звук, тревожный звук сердцебиений, И этот «хореографический» соблазн, Что был вне доступа для сильной половины, И через стенку хохотком дразня не раз, Манил к себе сорвиголов забыть про «мины», И эта маковая страсть - изящно врать Наивным бабкам про отвары от ушибов, И этот «питерский протест», что мог бренчать Любой из них пятью аккордами паршиво… В конечном счёте, предколхозная возня, Друзьям - служителям нелепой Мельпомены, Осточертела донельзя, что "тормоза" Казались им в тот миг синонимом измены. Вступившись, будто бы, за барышню одну, Что с курса выгнали за пошлость в поведенье, Втроём отправились они, её вину Ровнять-заглаживать пред завом отделенья. Но то был повод. И защита – ни при чём. Душа актёрская скучала по свободе, Ведь жизнь, как правило, вне правила течёт И так же, собственно, вне правила заводит. Финал истории не блещет новизной: Купив два вермута на Гоголя в продмаге, Одну бутыль распили в парке под сосной, Бутыль другую потащили до общаги. И там, в продымленной холодной пустоте, С гранёной стопки, по глоткам, давясь и морщась, Друзья откушали свободный первый день: Оторвались – сказать иначе будет проще. И вдруг, с приятелем по имени Данил Случился маленький конфуз: кольцо мигрени. Недолго думая, он тут же проглотил По настоянию знакомого еврея Таблетку-кроху под названьем тизерцин И став белее молока, фиалки белой, Под смех картавого упал, как offizier Из Deutsch-Armee, при этом грохоту наделав… Изрядно стукнувшись об угол головой, Лежал недолго он беспомощным и жалким… «Ну, что уставились, придурки? Я – живой!», - Шептал Данил, когда везли его в каталке.