Перейти к основному содержанию
Итальянский футбол
(из книги "ДЕТИ ЯНУСА") «Милан»-«Фоджа». Постепенно трибуны наполняются все большим гулом. Кое-где раздается треск петард. Звуки трубы. Болельщики растягивают длинные полособразные транспоранты. В некоторых местах затеваются шумные споры… И вот под оглушительный рев стадиона и всполохи взлетающих фейерверков, на освещенном мощнейшими прожекторами зеленом ковре появляются команды… Как итальянцы могут быть хорошими футболистами, великолепными игроками в игре, которая требует синхронности и слаженности действий? Этим вопросом, если ты не завсегдатай стадионов, но занимаешься изучением культуры Италии, задаешься всегда, когда попадаешь на коллективное итальянское гульбище – обед или ужин, где сразу же, еще прежде чем сесть за стол, образуются микрогруппы, внутри которых в свою очередь почти моментально начинаются споры о политике– споры, проходящие в мощном запале, истовом раже, достойном героической трагедии, так что кажется, будто каждый готов отдать жизнь за свою идею; отчего помещение тотчас же наполняется разнообразными шумами, порой случайно сливающимися в всплесках звука, напоминающего завывание, и вокруг возникает такая суматоха и неразбериха, что у человека неподготовленного или постороннего этому миру, действительно, голова идет кругом… « Вечерами и после полудня, — писал об итальянцах Ипполит Тэн,- в кафе, на площадях мелкие буржуа, лавочники, служащие читают газеты и обсуждают министерские программы. Рассуждать о политике – удовольствие само по себе. Выступления дают выход их ораторскому темпераменту; политическая беседа представляется своего рода серьезным делом, практические результаты которого неважны, поскольку оно уже само по себе самоисчерпывающе и самодостаточно. Они не углубляются.» Сами итальянцы порой характеризуют такое свое поведение как «синдромом яслей», поскольку каждый из них в подобной ситуации стремиться преодолеть других, чтобы привлечь внимание именно к себе, как это делают дети в яслях. Отспорившись, итальянцы успокаиваются, все их эмоции как рукой снимает, и они сидят за столом, глядя друг на друга, радостные, довольные, с улыбкой, поскольку для них, действительно, важен сам факт выступления, возможность выразить, показать себя. На тему спора и отстаиваемую ими позицию им наплевать. « Разговор здесь,- отмечал Стендаль, находясь в Италии,- лишь средство для выражения страстей: ему редко придается значение как таковому. Я не встречал француза, который понимал бы все эти обстоятельства в совокупности. » Беседа на политические темы – это игра, спектакль, в котором каждый во что бы то ни стало хочет быть протагонистом. Спорят итальянцы настолько убедительно и искусно, что создается впечатление, будто пред тобой представители артистических династий, бережно передающих секреты актерского мастерства из поколения в поколение. И действительно в этом – вся их история. Они словно обречены на эту игру, в которой неведомо для них самих проявляется спрессованное внутри каждого томление по чему-то большему, замаскированное отчаяние от ограниченности их мировоззрения, которую предопределила судьба, лишив еще в древности Италию интереса к идеальному и не позволив ей по этой причине достичь единства. Политическая беседа, представляющая таким образом не более, чем физиологический процесс, может быть расценена как форма неосознанного признания итальянцами первичности в их жизни биологического, первостепенности биологичности бытия. Этот примат единственное, что по-настоящему объединяет всех обитателей Апеннин, социально и этнически непримиримо разных, причем - гораздо сильнее, чем национальность другие народы, и составляет их ментальность, «которая указывает коллективную тональность психического, особый образ мышления и чувствования народа, группы людей, как считает французский историк Ле Гофф, добавляя, что: « Уровень истории ментальности это уровень повседневного и автоматического( самопроизвольного), это то, что ускользает от исторических индивидов, поскольку выражает безличное содержание их мысли, это то, что было общее у Юлия Цезаря и последнего солдата его легионов, святого Луи и крестьянина его королевства, Кристофора Колумба и моряка его каравелл.» Почему же тогда удается футбол? Почему итальянские команды одни из самых сильных в мире? Что сплачивает биологических индивидуалистов, позволяя им наносить сокрушительные удары противникам, не в последнюю очередь объединенным и вдохновляемым в борьбе так называемым чувством родины? Как ни странно, считают специалисты, именно их неумалимая тенденция к распаду и раздробленности. Выражаясь языком социологии - кампанилизм. Возвращаясь к истокам этого понятия — противостоящий всему миру гений малой социальной группы, смертный бог человеческой природы. Или возвышаясь над временем – ее практический интерес, обращенный исключительно на обслуживание и ублажение биологического начала каждого из в нее входящих . Трибуны гудят. Болельщики скандируют лозунги. Распевают гимны команд. Воздух напряжен эмоциями и страстями. Стадион в Италии -это место «торжественного проявление» важных черт национального характера: на футбольных матчах соединяются воедино возможность удовлетворения уездного патриотизма, азартности и потребности в зрелище. В целом атмосфера напоминает ту, что описывали древние историки, говоря о зрелищах в римских цирках и амфитеатрах. И действительно, футбол в Италии это продолжение традиции древнеримских игр, которая в определенный период ее истории, из-за отсутствия жанра зрелищ для «больших сцен», на некоторое время была полностью заменена театральными представлениями ( если, конечно, не брать в расчет такие — восходящие к забавам римских легионеров — развлечения, как, например, флорентийский «кальчо», с XIV века раз в год выгоняющий на одну из городских площадей команды из 27 человек и представляющий собой помесь регби, борьбы и футбола, что порой позволяет итальянцам приписывать себе честь изобретения последнего). Так же как в прошлом веке театр, сегодня в Италии всеохватывающая политическая мера- футбол. С точки зрения социологии, в наши дни футбол — «препятствие восстаний», подобно тому как в древнем Риме препятствием этим были гладиаторские бои и бега. Если в императорский период для управления народом зрелища такого рода в Италии устраивались, как минимум, 182 дня в году, то сегодня, как было замечено, расписание футбольных матчей составляется так, что поведение страны регулируется на протяжении всей недели: времени у итальянцев остается лишь на обсуждение предыдущего зрелища и прогнозирование исхода будущего… При каждой ошибке игроков стадион завывает в недовольстве. Как римляне требовали от гладиатора искусства красиво умирать, которому его обучал в казарме ланиста и по правилам которого, собрав последние силы, он должен был найти свое решение и «правильно» подставить горло под меч победителя, чтобы не портить спектакля «поведением без стиля», так же итальянцы требуют от каждого футболиста артистичности и яркого проявления индивидуальности. «Футбол,-пишет исследователь вопроса Франко Ферраротти,- это своего рода необычайный балет, и возможно по этой причине основное качество большого игрока, более чем в чистой физической мощи, заключено в способности оказаться, подобно классическому танцору, в нужном месте в нужный момент, опережая логику проходов и передач, в его умении действовать не по заученным школьным схемам, отработанным во время тренировок, а по чутью, с фантазией мастера.» Схожесть итальянского футбола с классическим танцем была подмечена режиссером известного советского мультфильма «Как казаки в футбол играли», где он действительно представлен как балет, в отличие от напоминающего военную атаку футбола немецкого и смахивающего на манерную салонную дискуссию футбола французского…