Андрей Попов ГОЛОВОЛОМКА ИЗ ПЯТИ ЭТАЖЕЙ «Нет ни света и ни тьмы, Нет ни неба, ни земли, Нет уж звезд и нет планет. Сотни миллиардов лет Погасили все вокруг. Лишь остался странный звук: То ли шорох слышишь ты, То ли эхо пустоты. Не поверишь с непривычки — Это кто-то чиркнул спичкой, Чтобы подпалить покой И устроить Взрыв Большой!» ###___первый_осколок_мозаики___### Туман был везде… Своим ажурно-матовым естеством он разлегся по лесу — вальяжно, небрежно и откровенно по-хозяйски. Здесь, среди просторов пахучей зелени, он был Альфой и Омегой, Севером и Югом, Западом и Востоком, Творцом и собственным подмастерьем — во всяком случае в столь ранние часы, пока не придет властитель еще более могущественный: раскаленный монолит солнечного диска. Туман — один из ингредиентов утренней зари и ближайший родственник моросящим дождям. Ну нет… дожди сейчас были бы совсем некстати, даже в романтической подоплеке. Влага бы окончательно размазала краски полусонного леса, смешала бы их с заблудившимися солнечными лучами, и все это цветное месиво преподнесла бы нам в качестве нелепой ретуши. Наверное, сегодня выдалось особенное утро. Небо, небрежно заштрихованное размашистыми ветвями сосен, попросту отсутствовало… Туман разъедал все отдаленные предметы и их иллюзорные контуры. Природа, одетая в праздничный траур, чего-то ждала… Пару раз гаркнула неведомая птица, мелькнула черным наваждением и вновь удалилась в область каких-нибудь мифов. Из самых глубин белесого марева появились четыре фигуры. Они куда-то не спеша шли, постоянно жестикулировали и что-то друг другу объясняли. Их звонкие голоса опережали их самих на добрую сотню метров. И лес наконец-то очнулся от своего одиночества. — Эй, Зомби! Куда ты пляшешь?! От коллектива отрываешься… зомби вообще так быстро не ходят, тебе известно — нет? — Это была первая реплика, внятная и разборчивая. — Аххрзоозз! Ыымыхтай! Датата пинзаданза, датата пинзаданза! Ухрым таааллах! — Вот реплика вторая. — Зомби сошел с ума! Черви съели весь его мозг и взяли под управление тело. — Третья реплика. — Эй, парни, хватит балдеть! Кажется, кое-что пошло не так как планировалось изначально. И у меня для вас Хреновая Новость. — Четвертая реплика. — А давайте, прежде чем мы услышим от Косинуса Новость-Хреновость, мы споем чего-нибудь… Датата пинзаданза! Датата, пинзаданза! Э-эх… жисть удалась! — Ну вот и реплика номер пять. Итак, мы прослушали пять реплик. Можно прослушать их еще раз, поменять их местами, прочитать задом наперед — смысл происходящего по любому останется непонятным. Пышнопалые сосны, растущие отовсюду, воинственно ощетинились в сторону муторно-матового неба и крайне неприязненно встречали гостей. Туман умирал в лучах медленного взрыва зари, оставляя после себя лишь привкус сырости, который, в свою очередь, был смешан с запахом багульника, что обычно произрастает вблизи болот… Так, выходит, болото близко? Усугубляя эту липкую мысль, на периферии зрительных восприятий пару раз квакнула лягушка. Второй раз, вероятно, квакнула просто для подтверждения первого. Те четверо, что вышли из Ниоткуда, даже не оглянулись. Все они выглядели довольно беспечными, болтали всякую несуразицу, сами же над ней смеялись, и у каждого через плечо была перекинута ленточка с надписью «Выпускник 2013». Кто-то успел даже несколько раз высморкаться в свою ленточку, отчего она покрылась желтым пигментом и окончательно утратила прежнюю помпезность. — Слышь, Косинус, ты можешь сотворить огненное заклинание и разжечь костер? Холл-л-лодно, елки-моталки! Я свои магические артефакты куда-то посеял. — Контагин пошлепал себя по всем карманам — мол, убедитесь: и в с самом деле ни одного магического артефакта. — Не, не могу. У Иваноида должна быть зажигалка, серебристая такая… она еще красиво по воздуху летает. В ту же секунду по воздуху, выписывая идеальную параболу, полетело нечто серебристое, ударилось прямо в лоб Зомби, пару раз отскочило и чисто случайно упало прямо ему на ладони… Оба-на! Зажигалка! — Придурок!! А предупредить нельзя было?? Тот, кого называли Косинусом, чуть заметно улыбнулся. Высокий, откровенно долговязый парень и впрямь чем-то напоминал тригонометрическую функцию, особенно когда сгибался и потягивался. Его черные месяцами нестриженные волосы, а-ля хиппи шестидесятых, вечно наползали на узкое лицо, и он вечно их поправлял… наверное уже в миллионный раз за свою жизнь. А сам этот жест, когда он всей пятерней смачно откидывает непослушную прядь волос на затылок, давно стал для него ритуальным. Без такого жеста Косинус уже будет не Косинус. Кстати, кличку свою он получил совсем не из-за внешности. Знакомьтесь: Косинов Юрий Александрович. И на этом пока точка, вернее, многоточие… — Во, целую охапку принес! — Лединеев вывалил наземь гору валежника. — Можно греться хоть… хоть… хоть… — Хоть до самосожжения, — закончил мысль Квашников. — Вундер, чего у тебя с центральным процессором? Последние века ты какой-то тормозной, не замечал? Даже на экзамене по математике тупил. Это же надо! Идеальномыслящий тупо тупит на экзамене! В кого ты деградируешь? — Я умен, — сухо констатировал Лединеев. — Знаем, что не полный дурак. — Я очень умен, нет… очень-очень-очень умен, — последовала минорная пауза, после чего Вундер вдруг заржал на всю вселенную. Что конкретно его рассмешило никто не понял, но все подхватили. Если «очень умный» человек ржет над чем-то, значит оно того стоит. Как минимум. Внутри валежника началась термоядерная реакция. Изначально крохотный язычок пламени, подражая радиоактивному полураспаду, брызнул частицами-искрами, превратился в еще несколько таких же язычков, и процесс было уже не остановить… Внезапный сноп огня встречали невнятными восторженными возгласами, парадными репликами, хвалили жизнь во всех ее извращениях и с неимоверным облегчением смаковали мысль о том, что школьные годы наконец-то… Да неужто и впрямь позади? Навсегда! — Навеки!! На ближайшие триллион лет! — заорал Квашников и так неожиданно переменил тему, что чуть не навернулся от собственных слов: — А у нас же портвейн еще остался! Туман, некогда вездесущий, почти сгинул и не оставил следа. Рефракция утренних лучей в атмосфере создала многомерную мозаику красок вряд ли доступную смертному художнику. Солнечные лучи, словно измазанные в незримой радуге, кривились и переливались всеми оттенками видимого спектра, опутывали светящейся паутиной сон деревьев и мнимую смерть почернелой земли. Порой лучи сплетались между собой, лезли под одежду и игриво щекотали ноздри. Косинов даже пару раз чихнул. Недавно пробившаяся на поверхность трава заигрывала с солнцем и ветром, по настроению отдаваясь то одному, то другому. Ветер вкладывал душу в ее стебли, а свет придавал ортодоксальной зелени мазки чего-то горнего, для травы в принципе недосягаемого. Впрочем, четверо путников оказались глухи и слепы к внешней акварели красок, ведь собственный внутренний мир был для них куда интереснее. Тем более, что он (этот внутренний мир) уже несколько часов не наполнялся смыслом — той самой жидкой квинтэссенцией, что сейчас булькала в пластиковые стаканчики. — Лядь, Зомби! Твои руки только под компьютерную мышь заточены! Ты мне на брюки пролил! — Квашников принялся брыкать намоченной ногой. — Кому мы вообще доверили пойло разливать? — Это все ветер… — Контагин тут же свалил вину на стихию, которая немедля ответила злобными порывами, в результате чего портвейн расплескался еще больше. — Мудрена мать! Возьмите у него кто-нибудь бутылку! Контагин нелепо скривился и понял, что единственный способ смягчить эскападу в свой адрес, это перевести разговор на другую тему: — Кстати, Косинус нам собирался какую-то Хреновую Новость рассказать. Косинус, настал твой звездный час… — Не-не, только не на трезвую голову! Все четверо выпили без предварительной команды, не глядя, не дыша, не матерясь… Чинно проглотили алкоголь и вопросительно посмотрели друг на друга. Если Квашников лишь поморщился — мол, и не такую гадость лакал, то Косинов даже не скрывал отвращения: — Денатурат настоящий! Шампанское для свиней! Кто спиртным затаривался? Вундер, ты? Тебе вообще известно о существовании благородных напитков? — Сколько денег собрали, на столько и затарился. — Лединеев произнес это ровно таким тоном, каким изъяснял на уроках леммы по математике: дескать, это аксиома, примите ее такой как есть. Без эмоций. — Иваноид, а ты че думаешь? Твая какава мнения?? Квашников и не думал о чем-то думать, лишь вяло передернул плечами. А этот жест в его интерпретации мог означать что душе угодно. — Пойло как пойло. Не хуже и не лучше других помой. Одно могу обещать: вторая порция пойдет куда легче, а третья вообще медом покажется… Зомби, разливай! И вновь приятное слуху бульканье заглушило все звуки в лесу, точнее лишь приглушило, сделало их второстепенными для осмысления, некой эманацией бытия. Что-то ворковали птицы и что-то шелестела трава, но в это утро все выглядело тленом рядом с гордым званием «Выпускник 2013». Контагин посмотрел на свое кривое отражение в портвейне, ухмыльнулся и залпом выпил самого себя. Даже не захлебнулся — лишь зажмурился. Кто-то ободряюще похлопал его по плечу. Зомби (в миру Контагин Вадим Сергеевич) пожалуй был самым эксцентричным из компании. С раннего детства он не дружил с расческой, и вечно растрепанные слегка волнистые русые волосы — его проходной билет на любые тусовки. Даже на паспорт так сфотографировался. Действительно, зачем зомби расческа?.. Одевался он также небрежно: вот и теперь на свой выпускной пришел в невзрачном пуловере и джинсах. И зачем зомби красиво одеваться? Жил он далеко небедно, это точно. Ну… просто решил поюродствовать над миром, приняв на себя такой «лоск». Практически половину свободного времени проводил за видеоиграми, считая их «высшим из искусств». Погонять по монитору супостатов в виде всякой нечестии являлось чуть ли не смыслом его жизни. А уж если игра про ходячих мертвяков, так она гарантировано будет красоваться на первой полке в первом ряду под номером один. Кстати, любопытный факт: кличку он сам себе и придумал. Однажды просто заявился в класс и сказал: «зовите меня Зомби, и никак иначе». Никто даже не стал возражать. Просто лень было возражать. Сейчас Контагин медленно пьянел, и вместе с ним пьянел весь окружающий мир. Пробудился дух земли-матушки, позеленела листва, стеклянное небо снова стало мягким и манящим. Даже та лягушка из другой реальности квакнула как-то по-особому — торжественно, что ли… Лица друзей плавали в мареве чуть подогретого рассветом воздуха. И кажется, в данную секунду все было замечательно, только бы эта секунда потянулась подольше… — Так. Так. Так. Срочно. Срочно. Срочно. Сигареты. Сигареты. Сигареты. Курить хочу невтерпеж… — Квашников снял девственность с новой пачки «Pall-Mall». — У кого моя летающая зажига… — Не успел он договорить, как к его носу уже летела серебристая коробочка. Доля мгновения — и она зажата в кулаке, еще миг — и огненный джин показал свой красный язык. Полностью высовываться он не стал, но язык показывал с удовольствием. — Так мы Хреновую Новость услышим или где? Косинус, если ты сейчас скажешь, что мы заблудились, превратим тебя в Синус, и позор на всю оставшуюся жизнь! Сухие ветки быстро прогорели, оставив после себя меланхолично рдеющие осколки. Бледно-матовый дым еще немного поиздевался над чувствами обоняния и улетел в небо к своим праотцам — почившим вулканам и лесным пожарищам. Косинов допил последние несколько глотков портвейна и выпалил на одном дыхании: — Да, мы слегка блуданули… ну… в общем, заблудились, правильно. Как ни крути, более мягкой формулировки не придумаешь. — Ну началось! — Квашников зло сплюнул в пустоту. — Пинзаданза! — Контагин при всякой казусной ситуации не упускал возможность вставить свое любимое слово. Им же сочиненное, им же великий русский язык обогатившее. — И что теперь делать? О, отчаяние… разливаем еще по одной! А кстати, где недостающее звено человеческой эволюции? — Чего? — Идеальномыслящий, говорю, куда делся? — Пошел поднять уровень мирового океана, — с подчеркнутым пафосом произнес Квашников и расценил это как спич для следующей долгой и смачной затяжки. — Это как? — Ну отлить человеку приспичило! Зомби, ты человеческих аллегорий вообще не понимаешь, я погляжу. Следующая порция спиртного и вправду показалась почти медом: никто уже не морщился, не язвил. Приятная истома прокатилась по телам выпускников, и те даже как-то по-новому глянули друг на друга. Только сейчас в нос ударил смолистый запах сосен. Пьяное солнце кое-как вскарабкалось на линию горизонта и, точно прилипнув к нему, совсем не собиралось двигаться дальше. В это чудное бархатное утро лень одолела даже небесные светила. Радужный свет затопил своим естеством всю поднебесную: краски наконец засияли в полную силу, шелест хвои, несуразный по определению, вдруг зашептал что-то ласковое, льстивое для слуха. Сосны вокруг сразу как-то подобрели, налились пастельными полутонами, простирая всюду любопытные ветви — всюду, куда только могли дотянуться. — Я так и не получил ответ: в какую сторону идти? — Квашников сделал последнюю затяжку, после чего окурок совершил настоящий акробатический трюк: пулей метнулся чуть ли не к вершине дерева и оттуда, прыгая с ветки на ветку, умело спланировал на зеленый батут травы. Браво. — Да не парься ты, Иваноид. — Косинов в очередной раз откинул прядь волос, постоянно закрывающую ему пол лица, и невинным, почти детским взглядом посмотрел на остальных. Его глаза цвета аквамарина просто очаровывали и подчас обезоруживали собеседника. — Мы не могли отойти от дороги больше, чем на полтора километра. Просто пойдем сейчас по собственным следам на траве, а там глядишь попутку поймаем. Квашников сделал размашистый жест руками, невесть что означающий. Он несколько раз беззвучно открывал и закрывал рот пока, наконец, не подобрал нужную для диалога реплику: — Вот, Косинус, скажи мне, убежденному троечнику: перед нами была гладкая заасфальтированная дорога, ведущая прямо в город, а рядом находился болотистый лес… Зомби, ты подтверждаешь? — Еще как подтверждаю! — Контагин сделал столь сильное ударение на последний слог, что он невзначай прокатился эхом по всему лесу: «ждаю… ждаю… ждаю…». — А теперь вопрос повышенной сложности, — продолжал Квашников слегка заплетающимся языком: — Каких чертей, каких сволочей мы поперлись по лесу, когда рядом была дорога. А?? Напоминаю как это было. Кое-кто из нас четверых решил развести лирику: «перед нами два пути, изберем — каким идти…» Чьи слова, Косинус? Один путь «гладкий, прямой» (асфальтированная дорога), а другой «тернистый, полный опасностей и испытаний» (дремучий лес). И нет, лядь, чтобы пойти по накатанной магистрали и быть уже дома, нужно было избрать «тернистый» путь, да еще и заблудиться на нем! — Слушайте, вас за уши никто не тянул! — Косинов заговорил на полтона выше, что выдавало его легко возбудимую натуру. В глазах, кои очаровывали многих девушек, появился какой-то инфернальный блеск, и лицо враз утратило присущую ему миловидность. — Вы хотели, чтобы выпускной запомнился вам на всю жизнь? Хотели! Вот и получайте! Романтика у ваших ног! Мы одни во всей вселенной! Зеленая вселенная, «раскинувшаяся у ног», продолжала пестрить своими тонами и сакральными звуками. На хмельную голову краски казались излишне напыщенными, а звуки непривычно резкими и детально отчетливыми. Квашников даже расслышал, как где-то бесконечно-далеко долбит по дереву дятел: тук-тук… тук-тук-тук… И в его взбудораженной фантазии тут же возникла слегка комичная картина: пьяный дятел стучится в дупло к своей жене. «Тук, тук, тук, — говорит дятел, — жена, открой мне!» Жена дятла отвечает: «не, дятел, не открою, потому что ты — дятел, да еще и пьяный!» А тот снова: «Тук, тук, тук… жена, открой! Я сделаю тебе праздничный тык, тык, тык!» Жена дятла в ответ: «Не, не открою. Иди, дятел, долбись в другом месте!» Заглядывает дятел в дупло, а там его жена и другой дятел… Квашников улыбнулся собственным мыслям. — Иваноид, ты чего лыбишься? Не Дурак ли ты? Вопрос остался без ответа. Тут и у Контагина проснулся основной инстинкт, он достал из кармана мятую-перемятую пачку «Балканской звезды», смачно покрутил перед носом податливую сигарету, с наслаждением истого табачного гурмана сунул ее в рот и мысленно попросил у Квашникова летающую зажигалку. Он единственный в классе, кто профессионально умел пускать дым кольцами, за это зрелище некоторые даже готовы были заплатить. Сизые торообразные облачка, одно за другим, поплыли по воздуху — все выше и выше, возомнив, что скоро станут настоящими облаками, но они быстро редели и рассеивались в хаосе фисташковых красок, что в изобилии предоставлял взору лес. Солнце уже на целый дюйм поднялось над горизонтом, изрядно при этом похудев: из огромного размазанного по пространству желтка оно стало маленьким слепящим шариком, чьи воинственные лучи пробивались сквозь гущу хвои и затверделых стволов. Его свет давно развеял ночь на мелкие осколки воспоминаний… Косинов вдруг приподнял правую бровь чуть выше левой — заметил что-то необычное. — Да никак новые сигареты прикупил? «Балканская звезда», надо же! Зомби, ты праздник себе устроил в честь выпускного? Где же твоя любимая «Прима-ностальгия»? Контагин уже неоднократно отвечал на подобные вопросы, и всякий раз примерно одно и то же: — Я, в отличие от вас, нехристей, курю только русские сигареты… Хоть я и Зомби, зато патриот. — Да, да… кто бы спорил. Только учти, что мы с Идеальномыслящим курим исключительно свежий воздух. В жизнь эту гадость в рот не возьму. Кстати, а где до сих пор Вундер? Троица, как по команде, оглянулась вокруг. И надо же — на пьяную голову все четыре стороны света выглядели абсолютно одинаково: север ничем не отличался от юга, восток уже не помнил своего названия, а запад, вполне возможно, давно находился на востоке. Всюду взор натыкался на незыблемые сосны, которые шевелились в хмельном мареве, кривлялись изогнутыми стволами, бесстыже распускали ветки… — Да вот же он! — указательный палец Контагина несгибаемым вектором ткнулся в неопределенном направлении. А там (в этой самой неопределенности) возле сосны стоял Лединеев. Двумя руками он держался за пару сучков и стучался головой о ствол дерева. Первую секунду Квашников даже всерьез испугался: — Вундер! Ты чего?! Последовавшая фраза объясняла многое. Да почти все: — Ну почему я не электромагнитная волна? Я бы сейчас прошел сквозь дерево! Я бы свершил туннельный эффект! Почему не работает принцип неопределенности Гейзенберга?! — Так, Идеальномыслящему больше не наливать! Видите, он допился до кваркового состояния… — Квашников почесал изрядно проросшую щетину и как-то азартно оглянулся. — А нам бы еще не мешало грамм по сто или сто пятьдесят… где наша бутылочка-выручалочка? Тем временем Лединеев бросил прорываться в иные пространства, вяло махнул рукой на дерево и поплелся к своим. Причем поплелся, вальяжно шатаясь от одного горизонта к другому: пил он первый раз в жизни и, как следствие, запьянел больше остальных. Лединеев Аркадий Олегович (он же Идеальномыслящий, он же Вундер, он же единственный золотой медалист в школе за этот год) являлся ботаником в самом эпическом смысле этого слова. Внешностью чем-то походил на киношного Гарри Поттера, даже прическу соответствующую носил и очки в круглой оправе. Еще до рождения был освящен и избран гением в физике, математике и информатике, а компьютер мог собрать и разобрать с завязанными глазами. Вот что отличало его от остальных «ботаников», так это коммуникабельность. Он никогда не замыкался в себе, не сторонился общества и даже у гопников числился «почти своим». К тому же, по физической подготовке Вундер уступал, пожалуй, только амбалу Квашникову. — За выпускной! И за то, чтобы больше никогда не увидеть лабиринты долбанной школы № 9! — Косинов залпом выпил портвейн, и две влажные струйки, как две слезинки, потекли по бороде. — Да будет так! Бр-р-р-р… Ну и гадость это дешевое вино… Скажите, кто-нибудь хоть раз в жизни пробовал настоящий пунш, рейнвейн или крюшон? Да хотя бы слышали о таком? Вообще, о том, что выпивка может иметь благородный вкус и благородное происхождение — кто-нибудь знает? — Можно подумать, ты все это пил! Понахватался терминов со своей дешевой беллетристики и даже сам не понимаешь их значения. — Как ни странно, реплика принадлежала Лединееву, его рука с пластиковым стаканчиком была протянута к эпицентру алкогольной оргии. — Мне налейте, неучи! — А ты того… не будешь биться башкой о камни, чтобы разложить их на атомы? — Квашников крайне неуверенно глянул на пустоту возникшего под носом стакана. — Иваноид! Не спорь с тем, кто априори умнее тебя! Лей давай! — Врезать бы тебе разок! — почти ласково парировал Квашников. Минут через пятнадцать в радиусе тридцати метров трезвым не остался никто и ничто: ни одной травинки, ни одного кустика, ни одной птицы, бороздящей слепленное из ваты небо. Пару раз гаркнула немногословная ворона, показалась черной свастикой, надменно покружила над пресмыкающимися по земле и улетела куда-то в космос. Лединеев даже успел показать ей кулак, сказав что-то нелицеприятное от имени всей российской науки. Пышная хвоя сосен казалась теперь драгоценными гроздьями рубина, трава под ногами — волнами моря иррациональной окраски, а солнце… нет, солнце осталось самим собой — слепящим небесным божеством, воздвигшим свой трон прямо на облаках. Воздух прогрелся примерно на столько же градусов, сколько было в портвейне. Кстати, о портвейне… — Все, это была последняя бутылка, — Квашников подкинул ее перед собой и пнул куда глаза глядят. — Так, каких чертей, каких сволочей мы еще не на дороге? Косинус! Ты нас сюда завел, тебе и выводить. Все, надышался вашей романтикой по самые гланды! Домой хочу. Косинов изобразил кисло-задумчивую физиономию. — Что ты морщишься, как кривая нелинейная функция? Полный вперед! Прежде, чем двинуться в путь, все четверо для чего-то поправили на себе красные ленточки с броской надписью «Выпускник 2013». Теплее от этого стало, что ли? Лединеев вдруг подумал: а что если просто поменять цвет? Ленточку сделать черной, а надпись белой… и ужаснулся от столь нелепой мысли. Первым шел Косинов, уверенный, что примятая трава непременно выведет к дороге. Далее следовал Квашников, уверенный, что впередиидущий как минимум знает куда идет. Третьим передвигался восставший из тлена ночи Зомби, в свою очередь уверенный — уж если Иваноид с Косинусом идут впереди, то оба наверняка разберутся в верном направлении. Последним, пошатываясь, плелся Лединеев, ни в чем не уверенный, смотрящий на окружающий мир стеклянным взглядом сквозь стеклянные очки. Иногда он икал и сквернословил математическими формулами. — Слышь, Косинус, а вы с Маринкой как, разбежались? Я слышал, даже со скандалом. — Контагин подумал, что болтать о чем-нибудь бренном всяко лучше, чем двигаться молча как затворники. — Плюнь себе в рожу! У нас все только наладилось. — А вы знаете, — Контагин обратился ко всем, — что Маринка сказала, когда с ним познакомилась? Я была «почти» девственницей. — Зомби! Закрой свой трухлявый рот! — В таком случае, коллеги, — неожиданно подхватил тему Лединеев, — я был почти Нобелевским лауреатом, когда на олимпиаде решал задачи по математике! — Вундер заржал, польщенный, что его фраза удачно вписалась в диалог. Потом одна нога подкосилась, и он так же удачно вписался в ближайшие кусты шиповника. — А… черти… — Я Маринку со второго класса знаю, — Контагин все не унимался, — она… — Слушай, Вундер! — резко оборвал Косинов. — А как по научному послать человека на хрен? Только, чтоб корректно все звучало. — Я знаю! — Квашников, словно на уроке, вытянул руку в перед. — Отправить в Экстремальное Эротическое Путешествие. Лединеев вновь пьяно заржал. В общем, примерно так они и шли… Первопроходец Косинов как нельзя удачно вписывался в антураж окружающего леса. Его долговязая фигура считалась почти своей среди высоких сосен, макушками подпирающих тяжелое небо. Квашников отставал шага на два, не больше. Он был чуть пониже ростом, зато куда более взбитый, с накаченными почти деревянными мышцами, да еще и бритый под скинхэда. Немудрено, что он и являлся негласным лидером группы. Есть одна-единственная вещь, которой стеснялся Квашников — это веснушки на лице. Представьте: здоровый детина совершеннолетнего возраста и с веснушками! А чего уж точно он НЕ стеснялся, так это своих огромных кулаков, которые был готов применить, как только ему напоминали об этих самых веснушках. Летом он усердно загорал, и тогда ультрафиолетовые лучи творили чудо, его детский изъян становился почти незаметным. Прозвище ему приклеили еще в младших классах. Несмотря на то, что в двадцать первом веке ренессансом возникла мода на старые русские имена, друзья и одноклассники рассудили иначе: простенькое «Иван» как-то не уживается с их высокотехнологичным миром. Таким образом Квашников Иван Федорович превратился в гламурного Иваноида. Были еще варианты: Иван_001.RAR, Иванэйшн, Айван First. Сейчас он задумчиво шел, пыхтя очередной сигаретой из ресурса «Pall-Mall». Где-то далеко-далеко, на самой окраине слуховых галлюцинаций прокуковала кукушка. Ровно три раза. — Ого, кому-то из нас три года жить осталось, — Контагин задумчиво почесал за ухом, и его растрепанная шевелюра еще больше вздыбилась. — С чего ты взял? Может, эти три года надо раскидать на всех четверых… — усомнился Квашников и добавил уже громко: — Эй, кукушка! Ну не жмоться, поку-ку-куй еще! Эхо его голоса обертоном прокатилось по лесу, отразилось от звуконепроницаемых горизонтов и с затухающей амплитудой вернулось назад: «еще… еще… еще…». Но птица почему-то обиделась и замолчала. Вместо нее квакнула какая-то болотная стерва, резко переменив настроение момента — с лирического на мутно-прозаическое. — А?? Чего говорите?.. — Лединеев изрядно отстал и не расслышал темы, а не расслышанное к тому же еще и не понял. Его бежевый костюм после нескольких падений был в каких-то колючках, а ярко-оранжевый галстук, словно кричащий: «я совсем не в тон к белой рубашке», качался туда-сюда, как стрелка свихнувшегося компаса. Да, Идеальномыслящий был пьянее всех остальных вместе взятых. Шелест травы отражался в ушах шепелявым многоголосьем, надо заметить — довольно приятным для слуха. Сосны, вечные стражники тайги, заметно поредели, точно стража куда-то разбежалась, завидев опасность. И лес теперь охраняли когорты кустарников, приблудившиеся рекруты-сорняки, да одинокие волонтеры в виде карликовых деревцев. Ветерок капризно менял направление, пытаясь всех запутать, а может просто хотел подурачиться. Время от времени кто-нибудь спрашивал Косинова: «а мы здесь точно шли?», и слышали в ответ одну и ту же фразу: «да точно, точно…». Без вариаций и никчемной напыщенности. Точно — значит, точнее не бывает. Лединеев бормотал себе под нос нечто неразборчивое, в звуковой ряд которого иногда вставлял свое любимое «я умен!», и в качестве контрольного подтверждения: «я очень умен!» А дороги вот все никак не наблюдалось… Пастельные, отчасти даже невразумительные тона зелени резко сменились чернотой выжженной земли. Всюду валялись потухшие головешки дров, горы сажи и осевшей копоти. Огромное пятно цвета маренго (черного с серым отливом), вносило явную дисгармонию в утреннее торжество. Похоже, на этой поляне жгли не просто костерок, а кострище из Кострищ. — Здесь атомную бомбу, что ли, взорвали? — Контагин зачем-то присел и поднял одну головешку. Казалось, она тотчас отразилась в его глазах, так как глаза у Зомби от природы были черные как смоль. Квашников чувствовал, что теряет самообладание: — Не знаю, взрывали ли здесь атомную бомбу, но одно знаю точно — нас тут раньше не было… Косинус! Сволочь ты тригонометрическая! Куда нас завел?! — Так, парни, не нудите, сейчас разберемся… Так-так… солнце сегодня вставало на востоке, потом двигалось к западу… кстати, где сейчас солнце? А, вон оно! — Косинов радостно ткнул пальцем в светило, и то обласкало его лицо бархатными бликами. Глаза вспыхивали глянцевой синевой всякий раз, когда он поворачивал куда-нибудь голову. — Значит, нам надо двигаться от траектории солнца по собственной траектории… — Выставленный в Неизвестность указательный палец прочертил по воздуху невменяемые пентаграммы и застыл на месте. — Парни, кажется, я запутался… — Пинзаданза! — патетически рявкнул Контагин и швырнул головешку в яркий сумрак утра. — Вундер, ты что скажешь? Кто из нас четверых Идеальномыслящий, в конце концов? — Косинов мастерски перевел стрелки на другого персонажа, и весь центр внимания как бы автоматически сместился в сторону пьяного в дифференциал математического гения. Лединеев поправил свой пестрый галстук и, пошатываясь, выложил для всеобщего слуха: — Вы… вынужден не согласиться с вашими выводами, коллега. Ик… Они априори — бессмысленны по определению Бессмысленности. Апостериори — бесполезны, так как минувшие века уже доказали их бесполезность. Солнце, да будет всем известно, движется по неведомым небесным сферам… — Галстук для чего-то был снова тщательно поправлен. Квашников уже взбесился не на шутку: — Слышь, мастер словесного поноса! Завязывай сорить заумными терминами, хоть бы раз чего по делу сказал! А тебя, Косинус, я сейчас поколочу немилосердно! — и он уже принялся демонстративно закатывать рукава. — Туда надо идти! — Косинов как-то резво вытянулся, превратившись в указательный столб, его правая рука властно определила нужное направление. Примерно в такой же позе стоял некогда Владимир Ильич, указывая заблудшему пролетариату путь к светлому Будущему. — Откуда ты знаешь? — Знаю и все. Идите за мной… И вновь шуршание травы да мельтешение сосновых веток. Легкая перемена настроения даже отразилась на погоде: хвойные запахи лишились приятной хмели, декоративные облака всего лишь переместились с места на место и тем самым затушевали солнце, и без того слабый ветерок утих, нырнув в ближайшее дупло дерева, а лес — как следствие — погрузился в полумрак релаксации. Теперь наконец-то сосны могли расслабить свои ветви и просто отдохнуть от собственного бытия. Века закружились в минуты, и сами эти минуты отразились в незыблемых веках. — Люди, люди! — обратился Зомби к остальным. — Я вот не пойму… вернее, не помню: а че мы домой на машинах не поехали, как все нормальные люди? На упитанной физиономии Квашникова попыталась проявиться саркастическая ухмылка: — Да потому что кое у кого наглухо не завелась «Лада» — свет ее! — «Эллада». — А, ну да… Не мог Плаунин нормальную тачку купить! — Чего же ты сам не «купить»? У родаков денег навалом, да и отношения у тебя с ними нормальные. — У меня причина уважительная. — Это какая? — Мне лень. Поверхность пошла слегка под откос, и закон гравитации принялся сам подгонять инертные тела четверых путников. — Он даже костюм себе путевый не может купить! — крикнул вдогонку Лединеев, все никак не налюбуясь на свой праздничный галстук. — Помолчите, смертные! Зомби сам знает во что ему одеваться и как ходить. — Контагин еще больше взъерошил копну волос на голове, столь ярким жестом декларируя: «а нате, выкусите, и плевал я на инакомыслящих!» — Зомби, а когда у тебя девушка появится? — Лединеев разговорился явно не на свои темы. Он даже не подумал, что этот укор с тем же успехом мог быть адресован и ему. — Пока не найду ту, ради которой стоит бросить компьютерные игры… — Понятно. Муж-жик! Уважаю. Неутомимое солнце все же распалило облака, прогнало их прочь с царственного пути, и те, свернувшись скромными клубочками, разбрелись по разным горизонтам. Лес снова окатился пафосом дневного света... Сколько времени они уже слоняются по тайге? На часах мироздания было примерно десятая часть небосклона, на часах в телефоне меняются скучные и никому ненужные цифры, а ручных часов уже давно никто не носит. Время, кажется, лишилось собственной ориентации и неразборчиво петляло в координатах пространства. Местами почва стала проседать, выпуская на поверхность муторную суспензию, а болотистый запах все настойчивее пробивался сквозь завесу хмели. Косматая трава нахально цеплялась за ноги и, будь у нее вместо листьев пальцы, давно б утянула незадачливых путников в мир подземный. Потом пошли заросли тальника, через которые пробирались реально как «сквозь тернии», да еще и с элементами слэшера. Только вместо мечей простые деревянные пал… — Мудрена МАТЬ! — Квашников, не выдержав испытания судьбы, навернулся в какую-то лужу… затем поднялся, уныло посмотрел на некогда парадные брюки и принялся растирать грязь одной ладони о грязь другой. — Косинус! Все бедствия в мире из-за тебя! И кто меня теперь таким замуж возьмет? Он еще долго бурчал, пытаясь сопливым носовым платком привести себя в цивилизованный вид. Шедший впереди Косинов резко остановился, казалось, чтобы посочувствовать. Но нет: — Вижу вдали какое-то… здание, что ли? Парни, мы почти пришли! Арам-зам-зам! — Поздравляю! Первый морок в пустыне, предвестник святого похмелья… — Квашников нервно плюнул в мерзкую лужу. — Ты видел где-нибудь на окраине нашего города «здания»?? Сначала пойдут деревянные халупы, наполовину прогнившие… а уж потом ЗДАНИЯ! Да мы еще даже к дороге не выходили! Иваноид, как несложно заметить, всегда и везде являлся словесным заводилой и постоянно доминировал в разговорах. Ему чаще всего принадлежала первая реплика, он же имел эксклюзивное право на последнюю и окончательную. Спорить с ним если кто и пытался, то лишь для проформы, просто не потерять лицо. Да и как поспоришь с человеком, у которого кулаки размером с чей-то мозг? Вот и Квашников был того же мнения. — Идите за мной! — Косинов резко рванул с места и зашагал в ему только ведомом направлении. «Мы уже минут сорок только и делаем, что идем за тобой!» — вяло подумал Контагин, но высказывать эту мысль вслух не стал — не было в ней оригинальности, наверное. Вдали пока все крест накрест перечеркивали сосновые ветки, лишь пару минут спустя показалось нечто имеющее очертания и цвет. Явно какая-то постройка, и явно что не маленький пригородный дом. Лединеев несколько раз снимал и одевал очки, пока до него вдруг не дошло, что он занимается самым бессмысленным на свете делом: если невзначай окажется, что он без очков лучше видит, тогда зачем их вообще носить? Любопытный Контагин попытался было опередить всех, да куда там… за размашистыми, как у Гулливера, шагами Косинова угнался бы разве только спринтер. — Башня — не башня… — пробормотал Квашников, и это была последняя реплика перед тем, как лес внезапно поредел. И была Поляна. И было Здание посреди поляны. И было долгое молчание. И недоумение… Ни один пока не отважился рушить тишину, надеясь, что это сделает кто-нибудь другой. В воздухе пахнуло сюрреализмом, а еще не рассеявшаяся хмель, словно катализатор, лишь усилила пришедший эффект. На невзрачной поляне стоял пятиэтажный дом в стиле хрущевок шестидесятых. Да, именно пять этажей. Еще панельные плиты со швами, аляпово замазанными цементом, и плоская крыша. Ноль архитектуры. Чтобы лучше прочувствовать впечатление, необходимо еще раз описать антураж. Итак, спереди — дремучий лес, сзади — дремучий лес, слева — дремучий лес, а справа небольшое болото, плавно сросшееся с тем же дремучим лесом. Посреди находится пятиэтажное здание: от него даже идут провода, провисают в воздухе и быстро обрываются, небрежно завязанные на ветвях дерева. Вот еще одна аномалия, сразу бросающаяся в глаза: на всех окнах были закрытые ставни, вроде как железные. И зачем? Хотя нет… на пятом этаже одно окно вроде открыто. Во всем же остальном — самый обыкновенный подъезд со скамейкой, самая обыкновенная дверь с кодовым замком, даже песочница рядом. Странно… Нет, «странно» — неуместно мягкая формулировка. В здании, как и было принято в хрущевках для небольших городов, полностью отсутствовала какая-либо облицовка. Лишь грязно-серый бетон да неряшливые швы меж панелями. Советская помпезность, что еще сказать! — Я уже балдею… — у Лединеева наконец прорезался голос, его пьяное лицо непривычно опухло и стало каким-то «нелединеевским», очки перекосились на носу, будто одно стекло сделалось тяжелее другого, от этого и взгляд казался таким же — сикось-накось перекошенным. Он принялся спешно шарить по карманам, приговаривая: — Куда мой телефон? Ю-Тьюб просто ждет сенсации… Квашников неуверенно сделал несколько шагов вперед: — Я в полном ауте! А ставни-то зачем? Баба Яга здесь, что ль, живет? Че за теремок вообще?? Далее произошло вот что: Косинов и Квашников, не сговариваясь, почти одновременно достали сотовые телефоны и навели камеры на пятиэтажку. Вполне ожидаемые действия, надо заметить. Они то приближались, то удалялись, порой переводили объектив в сторону, дабы подчеркнуть, что представление разыгрывается именно посреди леса. — Меня, меня захвати на фоне этого… недоумения. — Да где же мой-то телефон? — Лединеев уж в пятый раз прочесывал свои карманы, заодно отрясая многочисленные колючки и мох — побочный эффект неоднократных падений. — Да неужто посеял? — Пьяная неваляшка! Еще раз так нажрешься, растеряешь все свои мозги с математическим уклоном. Последняя реплика принадлежала Квашникову. Тем временем Косинов, все еще пробуя себя в качестве кинооператора, заметил одну мелкую, но почти шокирующую деталь. Недалеко от двери на стене здания висела табличка с надписью: «ул. Апостолов, 13». Черные буквы на грязно-малиновом фоне. Он повернул голову налево, где чисто гипотетически должен находиться двенадцатый дом, — но там лишь редкие сосны да несколько под корень спиленных пней. Потом он посмотрел направо «вдоль по улице Апостолов» и, следуя той же логике, там ожидалось увидеть дом номер четырнадцать… Глупее глупого было надеяться, что его сперва «не разглядели». Короче, болото было там… Небольшое, но — болото. И парфюмерия соответствующая. — Ну даже… — Квашников вскинул обе руки вверх в проповедническом жесте, — даже если предположить, что какому-то заблудившемуся архитектору с инди-мозгом вместо традиционного серого вещества пришла в голову идея соорудить пятиэтажное здание посреди тайги… Главный вопрос — ЗАЧЕМ? И… как сюда, к примеру, цемент подвозили? Кто-нибудь видел хотя бы проселочную дорогу? — Веснушки на его лице чуть заметно заалели от недоумения. Контагин пока еще молчал и стылым взглядом оценивал реальность происходящего. Своей фирменной походкой «зомби» он подошел почти вплотную к строению, пошарил рукой по стене, потом несколько раз дернул ближайшую ставню и выдал свой вердикт: — Крепко-накрепко держится, паскуда! Как запаянная. Короче, смертные, не нравится мне все это… что-то здесь не так, не то… ненормально, короче. Во! С нами же Идеальномыслящий! Сейчас его и послушаем! — Действительно, Вундер, ты чего молчишь? Готовишь письменный доклад? Да ладно, мы и устный оценим. Лединеев кисло-кисло посмотрел по сторонам, окончательно смирившись с тем, что новенькая почти не целованная Nokia за десять косарей без вести сгинула в пучине лесного массива. Однако, надо было что-то отвечать: — В общем так, коллеги, — он поправил очки, чуть не ткнув при этом пальцем в свой глаз, — даю девяносто процентов вероятности, что мы забрели на секретный объект, не исключено — военный. Пускать нас туда никто не собирается: поэтому и ставни, и бетон, и все запаяно. И вообще… валить надо отсюда. Я уже трезветь начинаю: а это худшее, что может произойти во внутреннем мире гения. Давайте, двигаем уже… Квашников прошелся и демонстративно поставил ногу на детскую песочницу. — Военный объект, говоришь? Сейчас песочница медленно отползет в сторону и, баллистическая ракета, сотрясая землю… прямо с «улицы Апостолов». — Ну, конспирация у них такая! Да мало ли… может, здесь военнослужащие со своими семьями жили. Идем, нам еще дорогу искать! — Я б для конспирации сразу «Детский сад» написал. Тогда уж точно никто не догадается. — Косинов пытался пошутить, но никто этого не оценил. Деревья, кустарники, травы — все вместе давно стряхнули с себя утреннюю вялость и стояли бодрячком, в изобилии принимая солнечные ванны. В какую-то секунду мир вокруг показался черно-белым фильмом: очередная туча залепила солнечный диск, и неуютный полумрак явился из ниоткуда — просто так, в качестве фокуса. Наверное тучи думают, что своими проделками они увеселяют людей. Хуже всего, если тучи начинают скучать, ибо от скуки злятся, от злости становятся хмурыми, почти черными, а далее следует их очередной розыгрыш — игра в догонялки. Ведет игру дождь, а люди от него должны прятаться и убегать. Да… дождя только не хватало. Его на сегодня уж точно никто не заказывал. Решили еще раз внимательно исследовать дом, и тут обнаружилось немало любопытных мелочей: к примеру, несколько окурков у подъезда, в песочнице валялось колесико от детской машинки, на стене в нескольких местах кто-то нацарапал имена. Контагин подошел к двери и прикола ради ввел в кодовый замок дату своего рождения: 1996. Маленький красный огонек пару раз мигнул, и далее произошло то, что ничего не произошло. От здания пахло, как бы сказать… монументальностью, что ли? Такое ощущение, что оно стоит сотни лет — незыблемо, никем не тронуто, неизменно, и сама тайга хранит его первозданный вид. — Ух ты, доминошка валяется, — Контагин нагнулся к траве и поднял пластинку домино достоинством 3:6. Белые и слегка запыленные точки созвездием располагались на абсолютно черном прямоугольнике. Как это и полагается. Он не раздумывая сунул пластинку в свой карман. — Зомби, на зачем она тебе? — Квашников смастерил самую брезгливую мину, на которую только был способен. — Память, — сухой и лаконичный ответ подразумевал, что тему дальше развивать бессмысленно. Потом пришел этот скрип — нет, не из самого здания, а откуда-то близко и извне. Явно скрипело железо о железо. Ставня, что ли?.. Ну, еще похожий звук может издавать проржавевшая ось старой телеги… Скрип повторялся периодически, с одинаковым интервалом времени. Ветер? Нет ветра… — Слышите? — Это с другой стороны здания, — Лединеев совсем уж нежизнерадостно посмотрел сквозь стекла очков на остальных скитальцев. — Может, пойдем отсюда, а? — Все за мной! — Квашников властно махнул рукой. — Окурки сравнительно свежие: может, есть кто поблизости, дорогу надо спросить… Обогнуть пятиэтажку не составляло никакой проблемы. Проблема началась секундами позже: как адекватно реагировать на то, что видят глаза? А увидели они обустроенную детскую площадку — пеструю такую, нарядную. На одной из качелей сидела маленькая девочка лет одиннадцати и, отталкиваясь ногами от земли, парила от одной амплитуде к другой, рыжие косички с напыщенно-белоснежными бантами то и дело тоже пытались взлететь. Девочка бросила мимолетный взгляд в сторону гостей и даже не подумала что-то менять в своем поведении: ее ноги с прежним усердием царапали землю, а скрипучие качели уносили ее в вымышленный полет. Вот тогда-то и появился этот мерзкий, противный холодок в районе спины… И солнце словно изменило свою тональность. ###___второй_осколок_мозаики___### Квашников обернулся к остальным. В ситуациях «непонятно какого характера» он брал на себя бремя лидера, и тогда его мягкое деревенское лицо делалось почти стальным, со злобинкой в глазах. Веснушки, обычно внушающие доверие, кололи взор, и даже голос… да, таким голосом хоть ротой, хоть полком управлять можно: — В общем так, все мы не потащимся, иначе она испугается… Вундер, ты ведь похож на Гарри Поттера? Подойди, спроси — только вежливо — как выйти к городу или хотя бы к дороге. И все! Больше никаких расспросов. Вундер, давай, шевелись! И плевать на эту каменную хату, пусть торчит здесь посреди леса. Лединеев кивнул, пригладил галстук и, пошатываясь, направился к детской площадке. — Он все еще пьяный, зараза… — Контагин брезгливо посмотрел ему вслед, потом перевел взор на пятиэтажку и принялся тщательно разглядывать ее — снизу вверх, снизу вверх… Да… если бы не эти комичные ставни, от хрущевки ну никаких отличий. И тогда его осенила очередная мысль: — Послушайте, смертные, а может здесь когда-то начинали строить город и не достроили? — Нехило «не достроили»! Сначала лес не доломали, потом цемент не довезли, ну и как следствие… — Косинов тихонько заржал себе под нос. — А вы чего не ржете? Смешно ведь. К тому моменту Лединеев уже подошел к качелям, собрал расползшиеся мысли в одну кучу и приветливо помахал рукой: — Здравствуй, девочка! Та вяло посмотрела в его сторону, качели проскрипели еще раз пять, прежде чем пришел ответ: — Здравствуй дядя-дурачок! — непривычный и звонкий голос долбанул по ушам. Стоит заметить, это была Фишка! По десятибалльной шкале она зашкаливала за одиннадцать. Лединеев повернулся к своим и выставил оба больших пальца вверх — дескать, диалог налажен. Сейчас, сейчас… — Девочка, а как пройти в город не подскажешь? Качели резко остановились. Юное лицо, отчасти изумленное, отчасти нелепое в силу своего возраста, наконец заинтересованно замерло. У нее, кстати, тоже были веснушки как у Иваноида. Карие глаза не мигали и смотрели почти нахально. Вундеру стало не по себе от одного взгляда, а слова его просто добили: — Дядя, ты чего — того? Мы и так в городе находимся. «И как же, интересно, называется ваш город?», — пришла в череп самая очевидная мысль. Но ее перебила другая: — А ты… что, здесь совсем одна? — Нет, дядя-дурачок, мои родители пошли в булочную через дорогу, скоро будут. Девочка указала рукой в сторону ветвистой скрученной радикулитом березы, быстро потеряла интерес к беседе и вновь принялась раскачиваться. «Квви… квви…» — бравурно заскрипели качели. Н-нда… Лединеев самым честным образом вглядывался в березу, в близлежащие кустарники, и вдруг поймал себя на мысли, что всерьез надеется увидеть там какую-то «булочную». В голове, еще не отошедшей от хмеля, от утренней неразберихи, в конце концов — от естества выпускного, все ехало вкривь да вкось. Мысли, принимая пяти-, семи-, десятиугольную форму больно кололи мозг. И какой идиот сказал, что мозг ничего не чувствует? Тот, которого называли Идеальномыслящим, снял бесполезные для данной ситуации очки и истово мотнул головой. — Подожди, подожди, девочка… какой… какие… какая… Мы вообще ГДЕ? Со стороны собеседницы последовал громкий вздох и далее наставительный тон: — Мы находимся на улице Апостолов, через несколько домов, — ее рука упрямо указывала в сторону болота, — будет Строительная. Дальше — 40 лет Октября, там близко центр… Дядя-дурачок, я гляжу, ты вообще ничего не знаешь? Тебе куда надо-то? Если в московский цирк, что приехал вчера, так это иди обратно. У седьмого дома по нашей улице свернешь к этой… ну там еще пожарные машины… Впервые девочка встала с качелей, невзначай махнула рыжими полумесяцами косичек и показала пальцем в противоположную сторону леса — примерно туда, где час назад с портвейном под мышкой они встречали восход солнца. Лединеев почувствовал, что не по расписанию быстро трезвеет. — Послушай, как тебя… — Маша! — звонкий торжественный голос перешел уже в откровенный апофеоз. Наверное, ей очень нравилось собственное имя. — Маша, а какой сейчас год? Юная собеседница долго теребила гофрированный бант и в недоумении покачивала головой. Качели еще разок пугливо скрипнули и замерли. — Понятно, дядя. С луны свалился… Шестьдесят седьмой, какой же еще! — Э-э… полностью. — Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой! — вот именно с такой интонацией и разговаривали пионеры того времени, не хватало, правда, пилотки, красного галстука и салюта рукой. Совсем-совсем некстати раздалась трель синицы. Какие-либо голоса природы рушили сейчас всю парадигму столь прекрасного абсурда. Лединеев почувствовал, как струйка пота, слегка охлаждая нервы, пробивается от виска к подбородку. Он неуверенно сделал шаг назад… еще и еще… Потом сорвался и побежал. Возобновившийся скрип качелей, опережая скорость звука и скорость здравомыслия, доносился уже отовсюду сразу. — Быстро, быстро линяем отсюда! — Вундер, ты кого испугался? — Контагин передернул плечами. — Куда линять-то? Дорогу узнал? — Моя изначальная версия… — начал Лединеев почти трезвым голосом, — насчет военного объекта… она неверная! Это хрономираж! Уходим! Зомби поковырялся в своих бездонных карманах, вынул из этой самой бездны одну «Балканскую звезду» и смачно понюхал ее фильтр: — И как ты умудрился школу с золото… — Послушайте! — зрачки Лединеева вот-вот готовы были выпрыгнуть сквозь стекла очков. — Девочка уверенна, что живет в 67-ом году. Это НЕ шутка! НЕ розыгрыш! НЕ шиза! Я много читал о таком, было много очевидцев… Короче, суть вот в чем: в пространственно-времянном континууме образовался портал, и целое здание из прошлого переместилось в наше время. Как бы два хронопласта разных эпох искривились и соприкоснулись в общей точке… Договорить ему не дали. Квашников положил обе руки-кувалды ему на плечи и дунул в лицо: — Каких чертей, каких сволочей? Вундер, послушай сам, что ты несешь?! Какая еще, на хрен, континююмума?? Мираж — это то, что вскоре должно развеяться! Иди-ка, треснись хорошо балдой об этот дом! Если что и развеется, так это остатки портвейна в твоих залитых шарах! Вверху, приблизительно на высоте третьего этажа, что-то (или кто-то) захлопало крыльями, взбудоражило застоявшийся воздух, пару раз неблагозвучно гаркнуло и ретировалось из обозреваемого пространства, сиречь исчезло. Солнце что-то совсем обленилось, его кривые непричесанные лучи вяло заплетались меж ветвей сосен и свисали к подножью стволов. Казалось, солнце не двигается ни туда, ни сюда, словно в заводном механизме небесных сфер что-то сломалось. Ладно… кто-нибудь залезет, разберется и починит. — Вундер, сюда иди… — Контагин стоял возле входной двери и пускал свои козырные дымовые кольца. Лединеев как-то скривился, насупился, но подошел. — Дверь видишь? — Ну… — Замок электронный видишь? — И че? — Подожди, еще затяг сделаю. — Контагин, зажмурив глаза, затянулся так, будто это последняя сигарета в его жизни. Потом он, как змей Горыныч, пустил из пасти сизую струю и лишь после завершил мысль: — Дату изготовления читай… Лединеев приблизил свои окуляры почти вплотную, так что промахнуться стало невозможно. В самом низу замка было каллиграфически выведено: «2004г». Зомби очень внимательно посмотрел на Хранителя Золотой Медали — своими угольно-черными глазами, которые были настолько черны, что казалось окружающий мир коллапсировал в их глубине. — Н-да, Вундер… ожидал от кого угодно, только не от тебя. Короче, я сейчас сам поговорю с этой девчонкой, по-своему. Как ее там: Маша, кажется? — Э-э! Только без грубостей! — Квашников показал свой вздутый мясистый кулак — ну, чисто символически, эстетики ради… Нелепое пятиэтажное здание в контексте лесного массива выглядело почти небоскребом — этакой огро-о-мной избушкой без курьих ножек: окутанное зыбким холодом, пестрящее самыми невзрачными оттенками серых цветов и еще… еще… Короче, жутковатого вида строение, надо сказать. Черные ставни вполне вписывались в хмурую палитру красок, а дурманящие хвойные запахи, без посредников-нервов действующие прямо на мозг, помогали увидеть во всем некий эпос. — Эпос, эпос, эпос… — Косинов как будто выхватил последнее слово из воздуха, его длинная чуть скрюченная фигура совершила два шага влево, два шага вправо, уж в который раз дернула за ставню и задумчиво остановилась. — Парни, вот какая идея: а что если здесь фильм снимают? Ну, про советскую романтику… девчонка, выходит, актриса, вжилась в роль… — Косинус, ну что за хрень ты несешь… — Иваноид смастерил постно-кислое лицо, по его мнению, данная тема не стоила даже обсуждения. — Если б снимали фильм, то все это, — он кивнул в сторону пятиэтажки, — было бы макетом из картона. Рядом бы находились палатки для съемочной группы и много пустых бутылок. К тому же, съемки как правило ведутся недалеко от Москвы. Нет. Идеальномыслящий, пока с ума не сошел, дело говорил: где-то рядом расположен (или располагался) секретный объект. Здесь живет (или жила) охрана… Почему рядом нет дороги?.. Строили давно, и все уже заросло. Объяснено наглядно, просто и понятно, а главное — без «континуумов». Он бросил укоризненный взгляд в сторону Вундера, от чего тот недовольно поежился. Потом Квашников уныло посмотрел на замызганную ленточку с надписью «Выпускник 2013» и подумал: «повеситься на ней, что ли?» Тут из-за угла здания появился Контагин: по-особому взъерошенный и чем-то явно недовольный: — Девчонки нет нигде… Куда делась? Ходили. Аукали. Кричали. И все бестолку… Лес молчал, как молчал и здравый смысл. А ведь всего минуты три назад Лединеев разговаривал… ведь точно разговаривал! — Все же ее видели?! — Лединеев подобрал самую мягкую фразу вместо «ну не глюк же я словил?». — А если чего случись, — последовал жухлый взгляд в сторону крохотного болотца, — так кричала бы! — Так, парни, мне это все больше и больше не нравится. Прям, не нравится по нарастающей… — Косинов нервно мотнул гривой черных волос, а его знаменитые аквамариновые глаза сразу утратили свежесть, растворив внутри себя серую примесь бетонных плит — тех самых. Просто плюнуть и уйти никто даже не помыслил, поэтому для успокоения совести покричали еще: в разные стороны оглохшей и ослепшей тайги. Раскатистое многоголосое эхо, создавая интерференцию шуму далеких ветров, на какие-то мгновения взбудоражило мнимый покой и разбилось о берега горизонтов. Нелепая архитектоника пятиэтажного дома, что всякий раз назойливо попадалась взгляду, уже начинала действовать на нервы. — Да просто испугалась и спряталась где-нибудь. Может, мы маньяки какие… — Лединеев слегка охрип, так как кричал громче заложенного в него природой. — Вот Зомби точно у нас маньяк. Я его сам боюсь. — Мудрена мать, ну и приключения… — Квашников вытер испарину на лбу, тем самым оставив на своем лице художественный мазок грязи. — Косинус! Враг всех людей на земле! Ты, падла, нас сюда завел… Короче, если через полчаса не выведешь нас к дороге, придется с тобой что-то делать… И похоже Квашников уже не шутил, так как был весь на нервах, еще и трезвел вдобавок. А Косинов со своей стороны так и не нашел достойного ответа, ибо понимал, что все происходящее — его личный ляп. Он долго морщился, пытаясь по расположению солнца, мху на деревьях и даже цвету воды в болоте вычислить где находится север. А уж там через несложное уравнение найдется юг, восток и запад. Дорога, ведущая в город, являлась переменной «икс» в этом уравнении… — Боги… ну где же путь истинный? — Косинов почти молился и чувствовал себя в этой ситуации куда хуже остальных. — Найди хоть какой-нибудь путь, — нервно подгонял Иваноид, — сойдет и истинный… оба-на… а там еще чего? Странно, что этого не заметили сразу. Белый листок, прибитый к дереву небольшим шприцом (откуда?), должен был изначально броситься в глаза. Листок явно бумажный и на фоне ВСЕГО выглядел даже вызывающе-белым — излишне свежим, короче. Контагин, подгоняемый любопытством, поковылял туда, наигранно изображая ходячего мертвеца. — Э-э, Зомби, забей ты на это! Иначе вообще отсюда не выберемся! — Квашников решил орать на всех и на все, что только могло осмыслить его крик. — Да я только гляну. В руках оказался тетрадный лист: действительно свежий и почти чистый. На нем были цифры: 8274119, а чуть ниже странная надпись: «пока не закончится Шторм». Контагин понюхал записку, потеребил за разные концы, еще раз понюхал… Потом, не произнося ни слова, отдал ее Лединееву. Вундер пожал плечам и, скорее всего опасаясь повторно попасть впросак, тоже ничего не сказал. Листок плавно перекочевал к Квашникову. И вновь та же немая сцена: каждый словно боялся разрушить безмолвие, оно стало каким-то особенным. У Иваноида всю жизнь не клеилась дружба с математикой и цифрами, поэтому он даже не попытался их запоминать, а вникнуть в суть — и подавно. Последним загадочный листок рассматривал господин Косинов — внимательно так… — Ну че, может попробуем? — тишина наконец испуганно вздрогнула. — Я согласен, — охотно произнес Квашников. — Только учти, если выбегут ребята с калашами, тебя используем как живой щит. А теперь давай, импровизируй! Если не передумал, конечно. Косинов крайне вяло направился к двери подъезда. Для этого ему понадобилось каких-то десять шагов, но и десяти шагов хватило, чтобы раз пятнадцать усомниться в правильности действий, то и дело полярно меняя мнение на противоположное. «В конце концов, если в доме кто-то есть, они наверняка подскажут дорогу». Вот она, здравая мысль, расталкивая мысли ленивые и тупые, наконец достучалась до сознания. И сомнения окончательно развеялись. Он осторожно набрал на кодовом замке первые четыре цифры: 8,2,7,4… Потом повернул голову, вопросительно глянув на остальных: ответные взгляды не выражали ничего абсолютно. …1,1,9… И откуда в людях эта патологическая страсть совать нос куда не просят? Перезрело-красный огонек тотчас стал зеленым, далее послышался щелчок… Косинову даже не понадобилось прилагать силу — он приоткрыл дверь одним указательным пальцем, его брови наползли на лоб максимально высоко: — Так просто? — Коллеги, ну вас на фиг! Пошли домой! — в душе Лединеева проснулся словесный вулкан, расплескивая фразы направо и налево: — Какого черта сюда вообще приперлись?! Да я скорее поверю в то, что земля круглая, только не в это… просто ничего не бывает… давайте хотя бы найдем девчонку, еще раз поговорим с ней! — Что, Нобелевский лауреат, в области зеро заиграли волны квантового поля?! — Квашников рассмеялся столь удачной аллегории. — Трусы только ими не замочи. — Да вы сами подумайте! — Лединеев максимально ослабил узел галстука и уже готов был рвать на себе рубашку. — Охраняемый секретный объект. Закрытая дверь с кодом. И тут же, в двух шагах, на какой-то шпаргалке сам этот код… Ну, вникните же в идиотизм ситуации! — Вундер усиленно постучал пальцами по обоим вискам. Дверь уже была распахнута настежь, и загадочный полумрак несколько очернил ясность лазурного дня. «Его сила равна его загадочности» — вспомнилась цитата из полузабытого фильма. Повеяло чем-то тошнотворно-непонятным. Если взять в скобки экспрессивные возгласы Идеальномыслящего, толк в его словах конечно же присутствовал. Даже Косинов, родоначальник идеи, боязливо поморщился: — Действительно, стоит ли… — Во, еще доминошки… — Контагин нагнулся и поднял с земли аж три пластинки домино, оставшиеся от какого-то растеряхи: 4:5, 5:5 и 0:6. Все они, тщательно очищенные от пыли, переселились в карман его рубахи. Он сам не понимал, зачем это делает. — Зомби, у тебя новое хобби? — с легким изумлением прокомментировал Квашников. — Собирать всякое дерьмо и тащить себе в рот? Это что, ломка после компьютерных игр? — Помолчи, Иваноид. Вам, смертным… Внезапно раздался раскат грома. Далеко и близко одновременно. Только сейчас заметили, что один из горизонтов, бунтуя против какой-то несправедливости, почернел и оскалился на мир греха зазубринами кривляющихся туч. Тучи эти, грубо нарушая этикет ясного дня, простирали свои злобные лапы все дальше и дальше по небосводу. — Этого только не хватало! — Контагин посмотрел вдаль, в его угольного цвета зрачках отразилась надвигающаяся гроза, но чернее они не стали. Просто некуда было больше чернеть. — Так мы туда или сюда? — Туда, туда. — Косинов первым шагнул в проем двери. — Вундер, остаешься за старшего, — Зомби скрылся в полумраке мягко, почти беззвучно, как и полагалось нечестии. — Вундер, пока нас не будет, сторожи лес. Что б никто не спер. — Квашников зашел последним, осторожно закрыв за собой дверь. Вялое полумертвое освещение поначалу даже показалось полным мраком — некой субстанцией, где одновременно отсутствует свет и отсутствует тьма. Но контуры предметов быстро обросли массой и объемом, черно-белая развертка перед глазами настроилась на цвета, и не долее чем через две-три секунды завершилась полная аккомодация органов чувств. Вон бетонная лестница, вон стены прокрашенные ровно наполовину, вон двери квартир. Еще сухой пыльный воздух с запахом вечности и цемента. Контагин от всей души чихнул. Зайди они в один из подъездов в своем городе — те же самые ощущения, ни больше ни меньше. Быт, суровый и лишенный вычурности, даже где-то скучный… Прямо над дверью было прикручено болтами местное светило — стеклянный лампион с шафрановым покрытием. Именно из-за него все вокруг приобретало болезненно-желтоватый оттенок. Светило, казалось, вот-вот потухнет… только дунь на него. Да… напыщенная самыми примитивными линиями простота могла быть присуща только хрущевкам шестидесятых, когда экономили даже на воздухе. — Сразу вопрос: откуда здесь электричество? Я видел… да все видели, что провода, идущие из здания, обрываются через метров пятьдесят и тупо завязаны на ветках дерева. Откуда вообще в тайге электричество? — Косинус, успокойся, просто где-нибудь под землей работает генератор… — Квашников задумчиво почесал свою щетину и принялся тщательно изучать каждый уголок: — Три двери и все мертвецки-железные — во всяком случае на первом этаже… — Генератор бы сейчас гудел! — Слышь, Зомби, погуди ему под ухо, чтобы не задавал глупых вопросов. Но вместо этого Контагин мелодично присвистнул и нагнулся к ступеням: — Это судьба! Еще две доминошки! Целехоньки-прицелехоньки. — С этими словами в его карман направились маленькие черные пластинки достоинством 2:3 и 6:6. — Баян, однако! — Каких чертей, каких сволочей ты их подбираешь?! Зомби, твой имидж умнейшего из покойников под ударом, — Иваноид совершенно искренне покрутил пальцем возле виска. А тот и не спорил: — Согласен, это превращается в манию. На первом этаже располагались три квартиры (что являлось обычным раскладом), несколько необычно выглядели мощные железные двери грязно-серебристой окраски. Кто-то от кого-то надежно прятался? Готовились к нападению? Мало наглухо закрытых ставней? Вопросы витали совсем рядом, в области виртуальности, но задавать вслух их не имело смысла… Кому?? Кстати, во всем остальном — двери как двери, подъезд как подъезд. Они даже были пронумерованы: красивые филигранные цифры 1, 2, 3 приклеенными висели на своих местах, как полагается. В квартире №2 даже глазок имелся. Косинов подошел к нему вплотную и долго сматривался в потусторонний мир увеличительного стекла. — Ни хрена не видно. Живет кто или нет? Если уж развивать идею военного объекта — может, за этими дверями склады боеприпасов? — А если развивать идею санатория-профилактория — там могут быть расчлененные трупы людей. Тех, кого неудачно вылечили. — Квашников хотел было рассмеяться, но вовремя понял, что его прокисшая шутка совсем не к месту и не ко времени. А смех бы сейчас выглядел хуже траурной музыки. — Дурень ты, Иваноид, — после этих наставительных слов Косинов поочередно постучал в каждую из трех дверей. Тишина нервно вздрогнула, а сам стук, отразившись от металла, неряшливо прогромыхал по лестничному пролету и даже ни на дюйм не проник внутрь квартир. Еще с минуту молчание продолжалось, только теперь его характер изменился: из меланхолично-настороженного оно стало настороженно-меланхоличным. Да что елозить словами: короче — не произошло абсолютно ничего. Контрольный стук в те же двери уже ожидаемо остался без ответа. — И у кого ты, Косинус, собирался спрашивать дорогу? Тут все вымерли давно. — В призрачном освещении лампиона, который не светил, а скорее чадил неким подобием сумрака, веснушки на лице Квашникова совершенно исчезли. Даже его некогда радужная улыбка стала похожа на мучительное кривляние. Остальные лица, впрочем, выглядели немногим веселее. — По сравнению с этим местом, в крематории и то жизнь бьет ключом. С Контагиным полумрак выкинул еще более зловещую шутку — он реально стал похож на зомби: мертвецки-бледная кожа лица и рук, растрепанные, точно слипшиеся от вытекшего мозга, волосы, еще эти адски-черные зрачки в глазницах… Ну хоть фильм ужасов снимай. Нижняя половина вьющейся к пятому этажу стены была окрашена в прозаический зеленый цвет, верхняя осталась побеленной, а на самом деле выглядела серовато-задымленной. Далеко не итальянская роспись, конечно… некая оратория летаргических красок. Зато есть одна определенность: выдумать что-то более примитивное уже невозможно. — Ба, почтовый ящик! И как мы сразу не заметили? Он что, один на весь подъезд? — Косинов потеребил хлипкую дверцу и тут же язвительно оскалился. — Надо же, здесь какие-то юмористы поработали… читайте что написано. Сперва, как и полагается, на ящике крупными буквами белела надпись: «ДЛЯ ПОЧТЫ», а внизу помельче перл тех самых юмористов: «если вы не знаете куда вложить свои деньги, то ложите их прямо сюда». Косинов уже сильнее дергал дверцу, сопровождая это действо словами: — Да ладно, мы же воровать ничего не собираемся… так, глянем, — его рука уже проникла внутрь и тотчас отстранилась, как после удара током. — Да еш ваша мамаша!! — Что еще? — Укололся чем-то острым! На свет, который стыдно назвать «божьим», показался медицинский шприц, пустой и грязный, и тут же отправился в дальний угол, звякнув о пол. — Между прочим, уже второй шприц за последние десять минут, — заметил Контагин. — И почему никто не выдвинул версию наркопритона? Кстати, я выдвигаю. Я ее автор. Я хочу запатентовать эту идею. — Тут еще записка какая-то, — Косинов повертел между пальцами небольшой листок, — ого… стихотворение… ну точно… Братья, пока жива поэзия, все не так уж и плохо вокруг. Содержимое было немедленно прочитано вслух: «Смейтесь, звери, ярко, звонко! Три блуждающих мышонка, Синий, Черный — как больной, И коричневый — хромой. Жили где-то в зазеркалье — Без заботы, без печали. Им сказали: все в порядке? Поиграли бы вы в прятки! Так и жизнь пройдет быстрей, И помрете веселей! И мышата зарезвились, Запищали, закружились! Носятся, разинув рот, Взад-вперед да взад-вперед… Им явились песни, пляски, Даже некто в сшитой маске — Яркий, пестрый, без мозгов: Непонятно — кто таков. А до этого — другой, Весь суровый, волевой, Друг воды и друг ветров: Непонятно — кто таков? А еще один — весь мрачный, Да по жизни неудачный, Без движения и сил — Первым двери отворил. Пленник собственных оков: Непонятно — кто таков? И резвились те мышата, И стучали по палатам, И искали бесполезно Эту палку из железа. Но не будет путь пройден, Пока Шторм не завершен…» Подумать только! Косинов на одном дыхании выложил это, скажем так… стихии творение и даже ни разу не запнулся. Огромный набор корявых букв приобрел звук, душу и смысл — какой-никакой. Впрочем, чему дивиться — с русским языком и литературой у него всегда был паритет. Он же первым и высказал мнение: — НЕ Маяковский, однозначно! — Хрень! — резюмировал Квашников и вяло махнул рукой. — Гениально! — Контагин несколько раз хлопнул в ладоши. — Интересно, книжные издатели много бабла отвалят за этот труд? — И потом резко переменил тему: — Пойдем отсюда, а? Хватит уже. «Поэма» анонимного автора вновь отправилась в почтовый ящик: кому-то же она предназначалась... Настроение с каждой минутой, не смотря на поэтический контекст, становилось все более пресным: последние остатки хмели улетучивались из сознания, вынуждая глядеть на все трезво и прагматично. Квашников вынул очередную табачную боеголовку из арсенала «Pall-Mall» и смачно затянулся: — Пока дым гуляет у меня в легких, я добрый. Косинус, думай что делать дальше. — Давайте хотя бы на второй этаж поднимемся, раз уж мы здесь. Надо сразу заметить, что на следующем этаже было чуть светлее, чем в самом низу. И это маленькое чудо творила простая сорокаваттная лампочка, криво вкрученная в черный патрон и лишь слегка заляпанная поволокой осевшей пыли. Но более никаких сюрпризов: те же самые три железные двери с предсказуемо меняющимися номерами — 4, 5, 6. Нехитрая математика подсказывала, что всего в здании находятся пятнадцать квартир — наверняка малогабаритных и вряд ли представляющих материальную ценность в самом эпицентре вселенской глуши. Около двери №5 был обнаружен наконец электрический звонок — как маленький фетиш существующей где-то цивилизации. — Я нажму, я! — Контагин вызвался добровольцем и всей пятерней надавил на кнопку. Раздался крайне неприятный звук, словно где-то неподалеку включили дрель и принялись испытывать ей психику окружающих. Да… с термином «цивилизация» вышел явный перебор. Минуты три Зомби и звонок состязались друг с другом на выдержку нервов, но из квартиры номер пять так никто и не вышел. В остальные двери просто постучали. И все мертво. Квашников к тому времени докурил почти до фильтра и отправил рдеющий бычок в сторону третьего этажа, потом невнятно произнес: — Послушайте, гуманоиды, что-то здесь не так: не склеивается картинка. Если бы неподалеку от нашего города, да еще в самой нелепой глуши, стояла пятиэтажка, об этом давно бы уже все знали. Округа излажена вдоль и поперек: нами же излажена да нашими пацанами. Кто-нибудь наверняка бы уже наткнулся на это чудо. Мой дядька одно время работал егерем в здешних лесах, и о чем-то подобном я ни одного слова от него не слышал… Помню, ходили байки про какой-то старый заброшенный аэродром, но он даже это опровергал. Не могли мы на машинах слишком далеко уехать… Сколько мы ехали? — Минут пятнадцать, не больше. — Косинов вздохнул и утомленно прислонился к стене. — К чему ты вообще клонишь? — Да ни к чему, просто размышляю вслух. — Квашников слегка повернул голову, и свет лампочки отразился в его карих зрачках созвездием из двух бесконечно удаленных звезд. — Пошлите-ка на хрен отсюда. Выше подниматься нет смысла. — Сильно сказано! Идем! — Контагин сделался впередиидущим, и этим фактом вызвал невольные смешки позади себя. — Зомби, у тебя весь зад в каком-то мазуте! Ты че, нефтью гадишь в окружающую среду?! Нечисть же ты, Зомби! — Иваноид многозначно покачал головой — мол, с кем я связался? Усердное отирание джинсов рукой ни к чему не привело. — Да ладно, девки все равно не увидят… и, к сожалению, не оценят. Смех прекратился ровно в тот момент, когда Контагин с округлевшими глазами почему-то вновь поднимался по лестнице и был чем-то всерьез взволнован: — Смертные! Что-то не пойму… дверь не открывается. Защелкнулась, что ли? — Скажи, что придуриваешься! — Косинов сплюнул в бетон накопившуюся горечь. — Все, шутки закончились, я обещал вас вывести из леса, я… — Иди для начала дверь открой! Уже раз вывел! Все трое ломанулись к выходу, нервно толкая друг друга, как будто последний опоздает навеки. Дверь пытались отдирать аж тридцатью пальцами одновременно, расшатывали, долбили, искали какую-то кнопку, но железобетонная преграда не представляла из себя ничего, кроме банального железа и банального бетона. — Да не может быть! Назад путь всегда свободен! — Квашников принялся стучать огромными кулаками по бесчувственному металлу. — Вундер!! Ты нас слышишь?! — Три глухих удара диссонансом поколебали даже пол. — ВУН-ДЕР!!! Набери код!! — Кстати, а он код-то запомнил? — голос Контагина стал совсем уж упадническим, утлым и приглушенным, с вибрацией нарастающей паники. — Да я ему лично бумажку с цифрами отдал… на случай всякий, — Косинов нервно мотнул гривой волос и принялся отмерять шагами замкнутое пространство подъезда. — Может, далеко находится? Не слышит? Ждет пока сами выйдем? Или… попросту боится? — Вундер!! Хотя бы ответь! — Квашников разбежался и врезал что есть дури по двери ногой. Даже свет слегка замерцал: то окончательно умирая, то подавая признаки бутафорной жизни. Ажитация всех предметов в пространстве проявлялась зыбким, чуть заметным глазу колебанием собственных контуров, звуковые волны пытались будоражить все вокруг, но мертвое по сути оставалось мертвым по факту: ничего не менялось. Когда у Квашникова уже начали болеть ноги и руки, дверь принялись колотить остальные. — Найти бы чего железное… — Зомби задумчиво пошарил взором по грязи на полу. — О, Иваноид, дай летающую зажигалку. Звук металла о металл, прежде чем достичь улицы, проходил по всем координатам головного мозга. В унисон безумию зазвучало стекло полудохлого лампиона. — Ну должен услышать! Наступил момент, когда все трое изрядно измученные уселись на ступеньки. Иваноид вспотел больше всех, влага струйками чертила по лицу прямые линии и капельками собиралась на самом кончике бороды. Его костюм, купленный матерью специально для выпускного, состарился лет на десять: там мазок, там пятно, там подарок леса в виде лишайника, а подмышкой уже начал распарываться шов. Гордая ленточка выпускника средней школы, чудом сохранившая праздничный вид, трагикомично свисала с плеча. — Мудр-рена мать! Приключения трех деревянных буратин! — Квашников достал очередную сигарету и пожевал ее фильтр, потом укоризненно посмотрел на Косинова: — Это все ты, Романтик Двуяйцев! «Пойдемте через лес! Мы не из тех, кто выбирает легкий путь!»… Я тебя правильно цитирую, Мудрило? — Откуда ж я знал… что все вот так кверху задницей обернется! Да и силой никто никого не тащил. — Похмелье начинается… пить охота… вообще, муторно как-то… — Контагин погрузил в шевелюру грязные пальцы и принялся массажировать голову, получая от этого некое успокоение. — Хреново тебе, Зомби? — Хуже, чем при оргазме! Сейчас бы в кровать завалиться… Слушайте, может, у Вундера не получилось с кодом, ну не открылась почему-то дверь, и он пошел за помощью? Милиция там или МЧС. Да не мог он просто так нас оставить! — Как только отсюда выйду, я ему голову оторву! — почти клятвенно пообещал Квашников. — А потом уже у оторванной головы отдельно спрошу: что он мог, а чего не мог. От нечего делать принялись разглядывать стены. Зеленая краска кое-где облупилась да осыпалась, местами виднелись какие-то знаки, процарапанные то ли гвоздями, то ли их родственниками. Знаки не несли никакого смысла и по сути являлись полной белибердой, будто их чертил маленький ребенок. Надписей типа «Анька дура» или «Маша + Саша = …» не наблюдалось (во всяком случае на первых двух этажах). Вот еще странность: на лестничных площадках почему-то отсутствовали окошки для дневного света — хоть небольшие, но они должны быть спроектированы даже для убогих хрущевок… а тут сплошная стена, унылая и неряшливо забеленная. — Слушайте, смертные, — Контагин на время вышел из похмельной прострации и мутным взором пошарил по темным углам. — Может, Идеальномыслящий свалился где-нибудь под деревом да спит? Он же нажрался как свинья… или как это изящней сказать? А, Иваноид? — Уподобился образу свинскому. — Квашников потирал ссадины на своих кулаках. — Да не… я так не думаю, по-моему, он уже почти протрезвел, как и мы. Потом Квашников поднялся с явным намерением разнести весь этот дом в пух и прах. Его дела ненамного разошлись с его мыслями. Он взял побольше разбег и что есть мочи обеими ногами долбанул по железной двери. С потолка посыпалась известка, а шум удара прокатился аж до пятого этажа и вернулся назад испуганным эхом. Далее следовала реплика: — Вундер, тварь!! Если ты сейчас же не откроешь, тебя ждет смерть гения! Твоя башка расстанется с телом по самой сложной математической кривой! С противоположной стороны стены хоть бы мышь пробежала: ни звука, ни шороха, ни приблудного глюка в виде звука или шороха. Тишина абсолютного нуля… Лединеев словно растворился в небытие бесконечно далекой тайги. Косинов понимал, что неволей стал причиной последних жизненных перипетий, и старался отвести разговор на посторонние темы, только бы не вспоминать об этом: — Я наверное чего-то пропустил… откуда такая странная кличка «Идеальномыслящий», язык сломаешь. И ведь не лень выговаривать. — Пропустил, пропустил. — Контагин попытался вольготней устроиться на ступеньках, но угловатый бетон постоянно мешал телу. — Это еще в шестом классе было. Короче, математичка задала нам задачу повышенной сложности и сказала, что если кто решит ее в течение трех дней, автоматом пятерку в четверти получит. Так представляешь, он умудрился решить за десять минут после того, как она эту задачу продиктовала. Даже звонок на перемену не успел прозвенеть. У математички — круглые глаза, а кто-то из класса громко крикнул: «Лединеев! Идеальномыслящий!» Остальные просто подхватили… Бывало возникнет какой-нибудь спор, и потом один из спорщиков скажет: «Пойдем к Идеальномыслящему, пусть он нас рассудит! Как он скажет, так и будет!» Понятно, что все просто прикалывались. А Вундер, не будь простаком, быстро вжился в роль и всем подыгрывал… В принципе, дурковатое погоняло, я согласен… но сейчас поздно менять стереотипы. А, вот еще случай любопытный произошел, примерно год спустя… Получил как-то Лединеев двойку, причем — по физике. Поначалу даже никто не поверил, «не-не, не может быть» говорили, но когда в тетрадке каждый лично увидел большого гуся из красной пасты, это уже была Новость среди новостей. Помню, кто-то из класса, кажется — Тильман, бежал по коридору школы и орал: «Сенсация! Сенсация! Идеальномыслящий двойку получил!» По этому поводу даже занятия хотели отменить. Контагин замолчал и задумчиво посмотрел в бетонный субстрат стены — да так, словно он смотрит в далекий горизонт. Поучительная история из детства минуты на две отвлекла от текущих проблем, но не более. — Что делать будем? — устало произнес Квашников и в очередной раз протер лицо от обильного пота. — Зомби, ты бы лучше на эту тему пару слов сказал. — Есть идея! — Контагин даже приподнялся, его черные зрачки зачернели сейчас как-то по-особому. — Попытаться через пятый этаж выбраться на крышу. Оттуда всяко эффектней кричать будет. — О! Мысль! — Косинов, не теряя времени, тотчас принялся подниматься по лестнице, а остальные молча направились следом. Что еще оставалось? Картинка слева и картинка справа не баловали разнообразием. Стена — наполовину зеленая, наполовину серая — все больше возвышалась, а электрические лампочки на каждом этаже марали ее огромными пятнами света. Все двери квартир были сделаны точно из-под штампа: прямоугольный металлический пласт в серебристой краске. «Ну хоть бы одна деревянная дверь», — Иваноид вздохнул, — «я бы ее за пару ударов вынес». Эта мысль лениво пошевелилась в его голове среди извилин и уснула. Звук шаркающих шагов шептал в воздухе нечто неприличное. Тут Зомби, рванувшийся было впереди всех, вдруг остановился и резко повернул назад. Его растерянный вид вполне соответствовал тому, что он произнес: — Во дела… а пятого этажа это… вроде как нет. Необходимо сразу пояснить: не то, чтобы пятый этаж отсутствовал в буквальном смысле, ситуация выглядела следующим образом: лестничный пролет, через который так резво пытались попасть на крышу, внезапно обрывался замурованной стеной с массивной дубовой дверью. И в самом этом факте пока что ничего оригинального. Но дело в том, что дверь была полностью опутана толстыми железными цепями, причем, всяко: крест накрест, по диагонали, справа налево и сверху вниз. Цепи, в свою очередь, были вбиты в стену огромными металлическими штырями (чуть ли не сваями), и на них висели три амбарных замка. Такие замки изготавливали, наверное, еще до революции. Цепи выглядели настолько прочными, что ими вполне можно было удержать реактивный самолет на палубе авианосца. — Я в полном улете… — произнес Квашников, развел руками и сделал пару шагов назад. Четвертый этаж, надо заметить, вряд ли чем отличался от трех предыдущих. Правда, имелась одна незначительная мелочь: лампочка, его грехи освещающая, оказалась без патрона. К цоколю был привинчен оголенный провод — крайне неряшливо, тяповски-ляповски. Другой провод был припаян у контакта основания. Кто-нибудь наверняка да произнесет: «техника за гранью фантастики». На последних трех квартирах красовались резные цифры 10, 11, 12. И с цифрой 12, похоже, заканчивалась жизнь во вселенной. Ко всему любопытный Контагин несколько раз дернул цепи… Звук, шепелявый и звенящий одновременно, прополоскал слух и быстро заглох, поглощенный молчаливыми каменными стенами. Звукам, каким бы то ни было, здесь вообще не рекомендовалось подолгу находиться. Это железобетонное царство — есть царство тишины. — Так получается… мы в ловушке, что ли? — Ага, Зомби, в ловушке! Дальше по сценарию должен придти Мясник с огромным топором и нас расчленить. Хотя тебя, мертвого, какой смысл членить, ты ведь по кускам разбежишься восвояси. — Квашников прицелился и попытался плевком попасть в ту «экзотичную» лампочку. Вышло мимо на целый метр. Потом более серьезным тоном добавил: — Бычки от сигарет, что мы видели около входа в подъезд, довольно свежие. Ну должен же сюда рано или поздно кто-нибудь заявиться… Пусть даже военные с автоматами. Мы же — чего? Мы же — ничего. Просто глянули и все. Контагин, видать, никак не наигрался с цепями и решил побренчать ими еще разок. — Между прочим, есть такая компьютерная игра, Silent Hill 4 называется, так там один мужик снял комнату в гостинице. И представьте, утром встает, а дверь его комнаты примерно такими же цепями опутана. Облом, да? — Еще какой облом! — улыбаясь, покачал головой Квашников. — Так вот, этот мужик потом всю игру из этой комнаты выйти не мог, все десять глав. Нехило, да? — Зомби, твои компьютерные игры сейчас, несомненно, самая обсуждаемая тема! Нам и поговорить-то больше не о чем! Депрессивные серые краски по определению не могли добавить оптимизма в нарушенную гармонию чувств. Настроение у всех троих резко скатилось под откос. Былая хмель и былое веселье выветрились вместе с последними парами алкоголя, а угрюмое похмелье в образе злого чертенка поселилось в душе. Чертенок скалил зубы, царапался, теребил нервы как струны и постоянно ворчал, ворчал, ворчал. Зашарканный цементированный пол отражался на потолке той же серостью и той же невзрачностью. Отчасти побеленные стены по замыслу должны бы привносить частицу радужного настроения, но даже белый цвет выглядел скорее болезненно-бледным, если не траурным. Косинов что-то заметил в дальнем углу, вяло прошелся и носком ботинка отправил нечто мелкое в центр площадки: — Побирушка, это не твое ли? На полу лежали еще две плитки домино — 2:2 и 5:6. И обе, не задумываясь, тотчас переместились в карман рубашки Контагина. Квашников уже устал это комментировать и каждый раз придумывать новые колкости. Он просто махнул рукой. Косинов откинул назад челку, которую не стриг принципиально, легонько стукнулся макушкой головы о стену и спросил: — Теперь что? Просто стоять и ждать? Кстати, звонок… — Которая? — этот вопрос Зомби задавал если абсолютно ничего не расслышал. — Возле двери №11 электрический звонок, говорю. Насколько я заметил, во всем доме их только два, другой — на втором этаже. — Чего стоишь, как на первом свидании, взял да позвонил. В одиннадцатой квартире послышалось щебетание механической птицы — ну хотя б не «дрель». Косинов нажал кнопку еще раза четыре, и невидимая птица столько же раз откликнулась ему настойчивым однообразием своей птичьей лексики. И все глухо. Никто не вышел. Никто не поздоровался. Никто даже не послал по хорошо известному адресу. А потом пришло долгое молчание: казалось, все слова сказаны, все мысли исчерпаны, нокаутированные чувства разбросанными валялись по закоулкам смердящей души. На лампочку — ту самую, которая «за гранью фантастики» — боялись даже дунуть: если ко всему в придачу еще и погаснет свет, то наступит полный эксцесс (как матерятся философы). Далее раздались голоса… Они возникли из абсолютной пустоты звуков, из Ниоткуда, порожденные неким эвентуальным пространством. Косинов поднял указательный палец чуть выше своего носа: — Слышите? — тот же палец медленно принял горизонтальное положение. — Это оттуда, из десятой квартиры… Он прислонил ухо к металлической двери, почувствовав ее навязчивый холод. Почти сразу же рядом оказался Квашников. Голоса стали громче и был наконец понятен их характер. Похоже, пели застольные песни… не очень стройная полифония звуков делилась на несколько женских партий (альт, сопрано) и как минимум один мужской тенор. Слов почти было не разобрать, но мотив сильно походил на русское народное творчество. Потом внезапно все стихло. Мужской голос долго произносил столь же невнятную речь (тост или поздравление?), после чего снова запели. Гулянка, что ли? Посреди глухой тайги?.. Стало даже как-то жутковато. — Ну что, по-любому других вариантов нет, — с этими напутственными для себя словами Квашников несколько раз постучал. Потом еще и еще, гораздо сильнее. Через полминуты он уже откровенно колошматил дверь. Вновь прислушались, и вновь поют какие-то песни. С противоположной стороны к двери никто даже не подошел. — Пинзаданза! — выругался Контагин. — Чего воздух сотрясать? Может, просто включенный телевизор работает, — Косинов высказал первое, что случайно залетело в его мозг. — Я вот что думаю, парни, пойдем-ка вниз. Возможно, Вундер успел одуматься и пришел к нам со спасительной миссией. Не верю, что он просто взял и бросил нас. По пути к выходу пинали каждую попавшуюся дверь — причем, пинали от всей души и со всем откровением. Готовы были поднять даже мертвого, лишь бы он помог выбраться из этой каменной мышеловки. Больше всего опять досталось той двери, что ведет из подъезда. Матерились, кричали в озлобленную пустоту, придумывали новые и новые казни для Лединеева, но все оставалось статически-неизменным. Ленточки с былым пафосом «Выпускник 2013» хотелось уже со психу порвать, но даже на это не находилось сил. — Э, МОЖЕТ ХВАТИТ ШУМЕТЬ ТАМ?! Голос обухом опустился сверху вниз, и расшатанные нервы поначалу спутали его с гласом Божества. Все трое замерли. Переглянулись. Косинов шепотом произнес: — Второй этаж… Поднимались по лестнице, как по минному полю: медленно, на цыпочках, балансируя руками. Дверь квартиры №4 оказалась открытой… Если кого заинтересовало, продолжение здесь: http://samlib.ru/editors/p/popow_andrej_wiktorowich/