Фуфлянского по прозвищу «Фуфло», конечно, знали многие в районе. И очень рад, что мне то ж повезло, и я знакомство с ним не проворонил. Была зима, на шахту в кабинет вошёл старик: «Вы – шахтный энергетик?» «Да. Слушаю». «Мне надобен совет. О галогенных лампах. Все на свете сегодня очень много говорят об эффективности их, яркости и прочем. Но кажется мне, что они таят опасность мальчикам в своём нутре рабочем. Коварными их жёсткие лучи окажутся для органов секреций. Сегодня в мире не умеют их лечить врачебные все мировые спецы. А зять мой хочет дома над столом, где внуки делают свои уроки установить её. Громадным злом ведь могут кончиться его заскоки»… На старика глядел, разинув рот: с таким ещё ко мне не обращались. И хоть работ сейчас невпроворот, и из НИИ приехать обещались, ему повторно предложил я сесть: «Так разговаривать мне как-то неприлично. И знаете, сочту себе за честь узнать, как вас зовут», – добавил иронично. «Фуфло я», – жёстко произнёс старик. «Не понял шутку. Не слыхал такого» «Полжизни так! – сорвался он на крик, – Я зеком был! – Неужто бестолково?» «Прошу простить, но имя, имя есть? И звали как отца, чай, не забыли? И я не зять ваш, надобно учесть, чтоб мирно с вами мы поговорили». Старик обмяк, и крупная слеза сбежала и сорвалась с подбородка. Минуту посидел, закрыв глаза. «Иван Ильич», – сказал он как-то кротко. При этом очень глубоко вздохнул. Я, доставая справочник из шкафа, из-за плеча на старика взглянул – жевал он кончик старенького шарфа, как будто бы боясь, что изо рта вдруг вылетит непрошеное слово. «Вот вам статья, под ней как раз черта. Там всё о лампах сказано толково». Старик взял справочник, раскрыл и стал читать, внимательно, с каким-то напряженьем. Прочёл и стал весь справочник листать, и восклицать с открытым восхищеньем: «Какая прелесть! Что там детектив?! Какая, право, стройность изложенья!» Потом, свой взгляд от книги отпустив: «Мне всё такое, как стихотворенья». И, извиняясь, глянул на меня: «Не ожидал я пониманье встретить. И, право, мне волненье не унять, ведь я был в прошлом тоже энергетик. Давным-давно. Конечно, до тюрьмы. Мне пятьдесят восьмую припаяли. За то, что верил в сказочные сны. А вертухаи прозвище мне дали. На «первой» шахте добывал уран. А после, как её уже закрыли, и в деле обнаружился обман, меня совсем, совсем освободили. Жена приехала и дочку привезла. Она меня не предала. Но вскоре, промаявшись, родная умерла. Дай Бог, чтоб вам не знать такого горя! Её сломали прошлые года. А я, измотанный и шахтой, и тюрьмою, остался жив. Вот это ль не беда?! И это как проклятье надо мною. Одно лишь держит – внуки у меня, мне дочка эту радость подарила… Мне справочник вы дайте на два дня, пусть зять прочтёт всё то, что говорил я…» Конечно, я ему не отказал. Старик ушёл, согбённый, весь в морщинах. Я был сражён, когда вдруг подсчитал, что нет шестидесяти этому мужчине! Ну, а на вид – все девяносто лет, и налицо, как жизнь его мотала. Не званием, а внешним видом дед: действительно, что пережил немало. Потом ещё не раз он приходил, о многом говорили и о разном. Был очень рад, что зятя убедил и справочник опять назвал прекрасным. Рассказывал о внуках, о судьбе, в своё былое возвращался снова. Но о политике, вождях и КГБ ни одного не произнёс он слова. 60-е годы