В прохладе католического храма, Вплетая нити золота в декор, Стозвучною фантазией органной Пролилась фуга фа диез минор. Исчезли стены, пали канделябры И раскатились звонким хрусталём Сверкать в стихах поэта ровным ямбом Забытых слов начертанных углём. Ряды скамей пошли гулять волнами. Ожили боги, мраморно бледны… И взмыл аккорд в верхах, как заклинанье, До синих звёзд и тёмной глубины. И только трубы в лунном безразличье… Но что за звук плывёт из серебра? То рёвом вод, то дальним кликом птичьим Ласкает слух ажурная игра. И нет крестов, помазанников божьих, Сутулых спин, стыдом закрытых глаз… Гуди каскад, до шёпота и дрожи, Органных струй спадающих с террас В объёме ста семнадцати регистров… И слышу: раздуваются мехи, Как грудь титанов, полно и не быстро, Под тяжким грузом каменных махин. А между тем, в едва заметном блике, У тёмной фрески ангела, кружась, Откуда-то таинственно возникла Малиновая бабочка, как связь С забытым миром брошенной Природы, Где бьют ключи, и царствует туман… К чертям – канон! Ты слышишь, там, поодаль На все тембра звучит живой орган.