Не лезь в чужой огород - Я никогда не был Дон Жуаном, но однажды, чтобы постоять за честь коми мужиков, встал на эту скользкую дорожку, - так начал свой рассказ Василий Семёнович. - Жила в нашем селе одна женщина – Анна Викулова. Вся такая из себя крепкая, сдобная, румяная, круглолицая, за словом в карман никогда не лезла, только почему-то не была замужем. Многие из мужиков пытались с ней завязать близкие, ну очень близкие отношения, но ни у кого ничего не выходило, приходилось убираться восвояси. А серьёзно к ней подойти, с конечной целью, чтобы жениться, никто на это почему-то не шёл. Жила Анна в старенькой скособоченной избёнке вместе со старой матерью, работала в колхозе за трудодни, то есть, попросту говоря, за палочки. Я в ту пору уже несколько лет был женат, но, честно говоря, Анна мне тоже очень нравилась. Но чтобы подойти к ней, даже и не мечтал, ведь в маленьком селе все на виду, жена моментом глаза выцарапает. Да и Маруся моя тогда сама очень и очень приятная была из себя, теперь-то уж, конечно, совсем иная, года идут, своё паршивое дело творят. Но однажды как-то к исходу лета, как раз после Ильина Дня, встретились возле магазина с Анной. Что-то мы там собрались гурьбой и, понятное дело, балагурим о том, о сём. Там же оказался Васькин Пётр, мой закадычный друг детства, который в своё время много времени угрохал, чтобы эту Анну охмурить, но всё понапрасну. За это, видимо, имел на неё зуб, поэтому и решил поддеть женщину за живое: - Так вот, Анюта, и придётся одной век коротать, никто не хочет тебя захомутать. - А я за вас, коми мужиков, и сама никогда бы не вышла! Очень нужно! Пётр, услышав такой ответ, аж подпрыгнул на месте: - Чем это мы, коми мужики, тебе не нравимся? Слава богу, всё, что полагается иметь мужчинам, на месте. Жёны не жалуются! - Конечно, не жалуются, кому охота сор из избы выносить! А вот если бы, как я, встречали грузин, так по-другому бы сразу запели. Тогда таких никудышных мужиков, как вы, дальше порога точно бы не пустили. У меня после таких речей, понятное дело, челюсть тут же выпала. Однако вовремя опомнился, рот быстренько прикрыл и огляделся. Вижу, все мужики рядом в трансе стоят. - Откуда ты грузин-то знаешь? Вот стоит и заливает нам тут! – отозвался я, ведь так обидно стало за коми мужиков, которых эта Анна прямо таки смешала с грязью. - А вот и знаю! - И чем же они лучше нас? - У них что на витрине, то и в магазине, трёхгранный и двухшарнирный! Да и подойти к женщинам умеют. А вы заимели с полмизинчика и уже величаетесь. На самом деле даже не знаете, с какой стороны к женщине подвалиться. - Ну-ка, расскажи, откуда ты так хорошо грузинскую анатомию знаешь? А то стоит тут, заливает, будто в Тбилисском университете на биологическом факультете обучалась. - Я заливаю!? – Анна даже вспыхнула вся. – Да одну правду говорю! Ну, разозлили всё-таки мы её и поведала нам женщина свои секреты. - Это уже давнишняя история, я тогда была молодая и красивая. Жили мы недалеко от Княжпогоста, конечно, небогато, и с бабушкой ткали половики. Красивые такие половики выходили у нас, с разноцветными узорами, сверкали, как после дождя радуга на небосводе. Бабушка как-то и говорит мне, что надо бы продать где-нибудь эти половики. В своём селе никто не купит, все такие же бедные, как и мы. И отправила меня в Княжпогост на железную дорогу. Там, мол, богатые люди ездят, пешком не ходят. Вот и отправилась я половики продавать. А в пути застал меня сильный ливень, промокла насквозь, ниточки сухой не осталось. Спрятаться негде было. Пришла в Княжпогосте на железнодорожный вокзал, встала возле входа, разложила на лавочке половики свои и кричу: «Купи ковёр!» Предлагаю всем половики, а никто почему-то не берёт. Все куда-то спешат, торопятся, от меня, как от назойливой мухи отмахиваются, не мельтеши, мол, под ногами. А в это время поезд на станцию подвалил со стуком-громом, дунул паром и остановился. Я смекнула, что надо бы поближе к поезду со своим товаром расположиться, быстро скатала домотканки и на перрон махнула вместе со всем людом. Опять стою и кричу, предлагаю невиданный товар купить, но пассажирам снова не до меня. Одни выходят из вагонов, другие заходят, все заняты своими узлами и чемоданами. А я ведь вся мокрая, уже замерзать начинаю, так и трясёт меня, зуб на зуб не попадает. И тут выходит из вагона молодой смуглый мужчина с чёрными усиками в красной форменной фуражке, встаёт передо мной и смотрит мне прямо в глаза. А у меня уже вместо «Купи ковёр» только «Ку-ку ко-ко» получается. Тут он и говорит: «Дэвушка, захаді вагон. Там пасматрым». У меня к нему сразу какая-то симпатия возникла, поэтому без всякой боязни зашла в его маленькую комнатку, где хотела разложить свои «ковры», чтобы он мог их разглядеть. Но мужчина говорит: «Падажді, пасіді тут, я сэйчас». Смотрю, через минуту стакан горячего чая приносит, подливает туда какую-то красноватую жидкость, печенье, конфеты и фрукты достаёт, всё это передо мной расставил. Ну, я, конечно, в то время такого угощения никогда в жизни не видела. Выпила чаю, чтобы быстрее согреться, а проводник (усатый мужчина оказался проводником в том вагоне) меня завернул в байковое одеяло, глаза мои сами собой закрылись, и вместе с поездом я куда-то улетела. Когда проснулась и открыла глаза, увидела, что меня этот поезд, громко стуча на стыках рельсов, везёт непонятно куда. Рванулась я к окну, а Княжпогост, конечно, давно уже остался далеко позади. Заревела тут я в голос, слёзы по щекам размазываю. Что теперь со мной будет? Куда я еду, куда приеду, что там буду делать без денег? Ведь кроме половиков, с собой ничего не имею. Но тут вернулся проводник и успокоил меня: «Мена завут Резо. Нічево нэ бойся, дарагая, я тэбэ весь мир пакажу, нікаму абиду нэ дам». Никуда не денешься, ведь никого, кроме него, я не знала, вот и смотрела на него, как на Бога. И правда, Резо не обижал меня, кормил-поил очень вкусно. Ну, а если он ко мне относился, как к человеку, то и я к нему тоже со всей душой. Одним словом, жили мы с ним, как новобрачные в медовый месяц. Почти неделю ехали в этом поезде и горя не знали. И правда, я тогда весь мир узнала, конечно, через небольшое вагонное окно. А Резо не жадничал, приодел меня, подарил новое платье, туфли, чулки и разные прочие женские причиндалы. Так полюбовно мы с Резо доехали до Грузии. Остановился поезд на перроне в Тбилиси, тут Резо вышел из вагона и ещё с подножки кому-то кричит по-своему: «Толоко-молоко!» Подходит к Резо пожилой грузин с седеющими волосами и тоже говорит: «Молоко-толоко, генацвале!» Побалакали между собой о чём-то, потом Резо на меня показал и довольно долго старшему что-то объяснял, видимо, про меня. Тот подозвал меня к себе и по-грузински что-то спросил. А я, конечно, ни бе, ни ме не поняла, но бойко ответила: «Толоко-молоко, генацвалеяс!» Оба они засмеялись, смотрят на меня и, чувствую, любуются. А я ведь в новом платье, туфлях, молодая и красивая тогда, наверно, ещё была. Опять они поговорили между собой и Резо объясняет по-русски: «Эта май атэц. Мы купим твой кавёр за пятсот рублэй». Растерялась я тут, ведь о таких деньгах и мечтать не смела. А он: «Что, мала? Тагда шессот. Сагласна?» Кивнула головой, да, мол. Заплатили мне они за половики, но за это мне пришлось жить у них неделю. Очень дружно жила с отцом и сыном, прямо как принцесса, только их женщины на меня неприветливо косились. Но ничего плохого сделать не посмели, там ведь мужчины в семье – хозяева. Через неделю с Резо мы отправились поездом обратно, очень любовно ехали. В Княжпогосте сошла, простилась с Резо, и домой. Мама и бабушка, конечно, мысленно уже давно схоронили меня, поэтому долго умывали счастливыми слезами пропавшую дочку и внучку. А когда я предъявила им выручку за продажу половиков, чуть с ног не попадали. Ведь таких денег они до этого и во сне не видали. Бабушка от радости тут же усадила меня за ткацкий станок, чтобы поставить на поток производство ковров, но больше половики у нас уже никто не покупал. А вскоре бабушка заболела и скончалась. После её смерти мы с мамой переехали сюда, в Веждино, и доныне живём. Анна глубоко вздохнула и замолчала. - А с Резо больше не встречалась? – прервал затянувшееся молчание Васькин Пётр. - Нет. - И не искала? - Зачем? Если бы я ему была нужна, он бы сам нашёл. Ладно, пойду я, а то заболталась тут с вами. Я посмотрел на удаляющуюся от нас женщину, и так на сердце тяжело стало, прямо до слёз обидно. Всех нас, коми мужиков, можно сказать, в грязь втоптала, а каких-то грузин до небес возвысила. Не стерпел такого издевательства, рванулся и догнал Анну, прямо в глаза без околичностей ей выложил, что так и так, она своими словами всё сердце моё изранила и я хочу на деле доказать, что мы – коми, ничуть не хуже каких-то там грузин, а, может быть, даже лучше. А она зенки свои бесстыжие на меня выставила и отвечает: - А Маруси не боишься? Вдруг дознается? Что тогда делать будешь? Тогда ведь, ок-ок-ок, она все паховые волоски у тебя выдерет. - Я ничего не боюсь, только скажи, где будешь спать в эту ночь. - В сарае, под пологом. - Тогда дверь в сарай не запирай, ночью подойду. Как только Анна ушла, Васькин Пётр подошёл ко мне и с нескрываемым любопытством спрашивает: - О чём это вы с Анной говорили? – всё ещё, видимо, неравнодушен он к этой женщине. - Да договорились встретиться с ней ночью в сарае. - Давай меняться, я вместо тебя к ней приду. - Иди ты, - отмахнулся я от него. Марусе сказал, что иду на всю ночь рыбу ловить, оделся как на рыбалку, червей накопал, взял удочку и, посвистывая, спустился к реке. Дождался темноты и потихоньку вернулся в село, подошёл к дому Анны. Поднялся по лестнице в сарай, толкнул дверь – открылась. Не закрылась, значит, Анна, ждёт! Выставил вперёд руки, чтобы не напороться на что-нибудь случайно, и медленно переступаю ногами, боясь оступиться. - Анна, ты здесь? – вполголоса спрашиваю, даже осип от волнения. - Да, - слышу в ответ её шёпот. Нашёл полог, быстро по-солдатски разделся и бухнулся в чужую постель, как в колодец… * * * Обессилели, откинулись друг от друга. Одеяло скинул, чтобы остыть, вспотел ведь сильно от усердия, и уже прихрапывал, когда услышал слова Анны: - Всё тело завтра в синяках будет, так меня даже в молодости не любил. - Брось, что ты там фантазируешь? Тогда я тебя даже не знал. Ох, и сладкая же ты женщина, оказывается… - Да, в чужом сарае и родная жена слаще! Тут как будто одновремённо меня пятьдесят шмелей ужалили, рванулся из-под полога, зацепился за что-то, запутался. Порвалась, слышу, тонкая материя. На карачках кое-как выполз наружу, в темноте одежду нашариваю. - Чего ты, Васенька, так испугался? Ведь не с чужой бабой застукала, куда бежишь? – иронизирует, слышу, Маруся. – Иди, ложись, поспим уж до утра. Какое уж там – поспим! Кровь в моих венах вся кипит. На всех баб сердит был до ужаса, если бы тогда встретил кого, точно задушил бы. Матерясь во весь голос вернулся домой, достал из погреба четверть самогонки и два стакана тут же опрокинул, залил обиду. Буханку хлеба нарезал и сижу – ем не отрываясь. После удивился, ни крошки не осталось. Вам вот, гляжу, смешно, а мне тогда невесело было, прямо хоть вешайся. Вот ведь как сумели две женщины над мужиком насмеяться! Хорошо хоть, с Петром не поменялись! А потом по селу всю эту историю разнесли, да сочных подробностей добавили, вот людям-то возможность представилась языки почесать. Долго боялся на улицу нос высунуть, потом ещё ходил с низко опущенной головой. Но постепенно, конечно, вошёл в норму. После этого случая даже и не мечтаю о чужих бабах. Но друзья и теперь, чуть разговор коснётся женского пола, тут же и припомнят, давай, мол, Василий Семёнович, поделись своим богатым опытом в этой области. Иван Ногиев 2003 год