Перейти к основному содержанию
Квартирный вопрос
13 января, день русской печати. Журналисты, как правило, гордятся своими заметками и острыми темами. Я же в этот день всегда вспоминаю, как мы с коллегами помогли старому человеку переселиться из общежития в однокомнатную квартиру, не написав при этом ни строки. Но всё по порядку. - За новую квартиру!- сказал Александр Васильевич Голосов, по праву старшего поднимая первый бокал вина. - С новосельем тебя, Володя! - поддержал Серёга Долгих. - Спасибо, что помогли переехать! Как бы я без вас! - в свою очередь поблагодарил я коллег по редакции газеты "Строитель БАМа". Нам понадобилась пара часов, чтобы перевезти все громоздкие вещи из моей однокомнатной квартиры в трёхкомнатную, которою мне выделила власть, когда я перешёл работать из многотиражной газеты собкором "Восточно-Сибирской правды" по Братску. Мебели было немного. Всё поместилось в одну машину, и хватило трёх пар крепких мужских рук перетаскать наш семейный скарб на пятый этаж без лифта. И теперь мы сидели на кухне, обмывая это знаменательное событие. Мне 27 лет, я полон творческих планов и тщеславных замыслов, которые с переходом в областную газету стали воплощаться. Уйти из многотиражки собственным корреспондентом в региональную газету считалось большим везением для провинциального журналиста. Переход сопровождался не только повышением зарплаты, но и решением многих бытовых проблем, главной из которых была квартира. А то, что это осуществилось быстро, рисовало будущую жизнь в радужных тонах. Вокруг жилищной проблемы, которая казалась вечной и не решаемой в нашей стране, шёл застольный разговор. - А кому достанется теперь однокомнатная? - неожиданно спросил Серёга Долгих. - Кто ж его знает?- задумался наш редактор Голосов. - Все наши жильем обеспечены. Очереди в редакции нет. - Распределят быстро. Пустовать не будет! - весело сказал я, нисколько не беспокоясь о судьбе моей прежней квартиры, где прожил два года, теснясь на двадцати квадратах с женой и двумя детьми. Но в начале восьмидесятых годов это не считалось проблемой. А получить от государства жильё, спустя два года переехать в большую и просторную, для которой пока не хватало мебели, чтобы обставить всю площадь, даже удачей. - Жаль, если в очередной раз дадут какому-нибудь блатному. Сыночку начальника. Почему-то у начальников всегда находятся неустроенные дети, которые нуждаются в улучшении жилищных условий, - нахмурился самый справедливый из нас Серёга Долгих. - Ну, мы тут не вольны решать, - остудил его пыл Александр Васильевич, старший из нас и по возрасту, и по должности - он редактор газеты, с высшим партийным образованием. - Почему не вольны, а разве наше мнение не должны учитывать? - Серёжа был максималистом и великим спорщиком, борцом за народное право, но больше на словах. - Наши все с квартирами, - напомнил ему Голосов о своей не только редакторской, но и социальной роли в редакции многотиражной газеты. И это было правдой. Все работники редакции благодаря его инициативности были обустроены и даже прилично одеты. Своим высшим достижением он считал, что каждый на зиму был обеспечен согласно размеру качественной дублёнкой на выход и унтами для дальних поездок по объектам. - А чего, Серёжа прав, - поддержал я товарища, который в минуты семейных размолвок всегда пригревал мою молодую душу и даже, уезжая в отпуск, оставлял мне ключи не только для пригляда за жильём, но и для осуществления вне семьи молодецкой вольности, на которую время от времени меня сбивала активная журналистская жизнь. - И в чём его правота? - строго спросил Голосов. - А в том, что Нина Петровна Каретникова, которой уже под семьдесят, ютится в общежитии. А она, как тебе известно, заслуженный человек – ей, одновременно с Брежневым, первой в Братске вручили знак "Ветеран партии", и мы об этом красиво писали в нашей газете. А она нам что сказала? «Лучше бы дали маленькую квартирку». - Но партия квартиры не распределяет! - сел на своего любимого конька политдемагогии редактор. - Но всегда контролирует, кому и сколько дать, - продемонстрировал я свою осведомлённость в государственном строительстве в СССР. - И мнение парткома всегда учитывают. Но почему-то наш партком не побеспокоился о жилищных условиях ветерана партии. Потому что она одна - у неё нет семьи. Но если у неё нет семьи, то она что - не человек?! - А надо дорогому Леониду Ильичу написать, что товарища по партии наградили, как и его, знаком, а жить однопартийцу негде, только в комнатушке общежития,- поддержал мою линию разговора Долгих. - Пока будете писать и ждать высочайших ответов, заселять Нину Петровну будет некуда, квартир опять не будет. А тут реальный шанс восстановить справедливость,- произнёс я вслух то, о чём думал уже который день своего переезда, но еще не ведал, как осуществить это. - Ты что имеешь в виду? - напрягся Голосов, много раз испытавший на себе мой авантюрный характер, когда ему приходилось выпутывать своего подчинённого из тяжёлых ситуаций. - Если вы не струсите, то вот ключи и мы можем заселить Нину Петровну сегодня же. Общежитие через дорогу, на руках все можно перенести,- озвучил я свой план, который обдумывал уже несколько дней. - Я - за!- прокричал Долгих. - Ты молоток, Вовка! - Ты это серьезно?- посмотрел мне пристально в глаза Голосов. - Да! - А о том, что тебя могут выпереть из органа областного комитета КПСС с волчьим билетом за самоуправство, подумал? - Подумал, и потому я с вами не поеду, а только дам ключи. Якобы я вам поручил шторы снять, а вы вот шли шторы снимать, встретили ветерана партии, больную и старенькую Нину Петровну Каретникову, и так вам стало совестно перед ней, что решили восстановить социальную справедливость, о чём настойчиво в своих докладах говорит наш дорогой Леонид Ильич. Вам цитату поярче подобрать? - Так ты давно это обдумывал и потому шторы специально оставил в квартире? - поинтересовался Голосов. - Будем считать, что да! - Тяжёлый случай, боюсь, что ты долго не усидишь в партийной газете. - Не пугай меня, я и так боюсь. - Надо за эту идею ещё раз выпить!- уже орал Долгих, перебивая мой разговор с редактором. Серёга уже рвался в бой, чтобы осуществить мой прекрасный и справедливый замысел. - Хорошо. Переселили мы её втихаря, что сомнительно. Она же сама и расскажет, кто это сделал. Тебе предъявят претензии,- остудил его пыл Голосов. - А я отопрусь. Скажу, что послал вас шторы снять, а чего вы натворили - знать не знал, ведать не ведал. - И ты думаешь - тебе поверят? - улыбнулся Голосов моей наивности. - Главное, чтобы вы не струсили, поскольку отвечать будем все вместе. Но я в этом участвовать не должен. - Голосов, если ты отказываешься, то я сам это сделаю,- ухватился за мою идею Долгих.- Мне-то и вовсе ничего не будет. Я человек беспартийный, дальше моего автомобиля меня не сошлют. Давай, Вова, ключи от квартиры! - Заткнись, - резко сказал Голосов. - Я должен подумать. - Думай, но ключи от квартиры я повезу сдавать завтра утром. - Значит, действовать нужно сейчас, - готов был на решительные действия только Долгих. - Да, перевезти Нину Петровну можно только сегодня, завтра будет поздно, - поддержал я Серёгу. - Так, давайте помолчим, пока я буду думать, - остепенил нас Голосов. - А может, тем временем, пока ты думаешь, мы лучше выпьем ещё для прочистки мозгов и отваги, бодрости духа и решительности? - неожиданно предложил для разрядки обстановки Долгих. И тут же разлил остатки вина по бокалам. - Вы можете пить, а я больше не буду,- отставил вино Голосов и стал рассуждать вслух.- Идея твоя мне нравится, хотя и попахивает нигилизмом и приведет к правовым нарушениям. Ну сколько можно только писать о социальной справедливости, а когда тебе предлагается случай осуществить её для одного конкретного человека, то тебя одолевает робость?! - Да скажи прямо, что забздел, но ведь дальше Ледовитого океана не сошлют! Ну, выговор получишь. Да у тебя их больше, чем измен жене! - Я жене не изменял, это больше вы у нас по этой части, - машинально уточнил Голосов, который был известен в нашей редакции всем как крепкий семьянин. - Серёжа, помолчи,- остановил я Долгих, понимая, что сейчас главное решение за Голосовым. Даже если я отдам ключи Долгих, редактор не позволит осуществить эту авантюру. Голосов молчал долго. Он встал из-за стола. Прошёлся по комнатам, заглянул в каждый угол. Мы молча ждали, потягивая остатки вина, и с нетерпением ждали его решения. Долгих шёпотом ругался, перебирая все известные ему матерные слова и обороты, а знал он их не в пример нам - много и всегда вставлял вовремя и к месту. Но сейчас поток матов был неостановим. И было непонятно - ругает он редактора Голосова или социалистическую систему, в которой мы были удачливыми винтиками. Система охотно раздавала заслуженным рядовым винтикам побрякушки в виде почётных знаков ветеранов и победителей, но материальные блага распределяла выборочно. Если ты по возрасту выпал из материального влияния системы, как Нина Петровна, то тебе больше общежития уже ничего не дождаться. У коммуниста нет привилегий, кроме как быть впереди и вести за собой массы. Маленький человек партии Нина Петровна, как могла, вела эти массы за собой на строительстве железных дорог в Сибири, в результате чего осталась без семьи и уютного угла на старости лет, среди общежитской вечно полупьяной шпаны. Голосов прервал мои размышления, шумно вернувшись на кухню. Залпом опустошил бокал вина и протянул руку: - Ключи! - Ты согласен? - вскинулись мы вместе с Долгих. - А если нас начнут прессовать, то отобьём телеграмму в ЦК! Я был поражен решительностью своего бывшего редактора. Таким я его видел впервые. Протянул ключи от квартиры, которые лежали у меня в кармане. На прощанье Голосов сказал: - Мы поехали, а ты жди результата. - Только не звоните, - намекнул я на возможность прослушивания, которым больше всего пугали мы друг друга во времена развитого социализма. Долгих и Голосов быстро ушли, а я остался один на один со своими тяжкими мыслями. Что будет? Конечно, я больше всего боялся возможных последствий - моя журналистская карьера только-только пошла на взлёт, и я мог попрощаться со своими грандиозными планами. Два часа я метался по комнатам, передвигая скромную мебель. Раздался телефонный звонок. Я трубку не поднял. Звонки повторялись с настойчивостью. Я не откликался - меня нет дома. Потом, чтобы звонки не рвали мне душу, пошёл в детский сад за детьми. Долго с ними гулял. Потом встречали с работы их маму Ирину. Я предложил поужинать не дома, а зайти в соседнее кафе. Дети обрадовались возможности поесть пирожное. Ирина удивилась - сроду по кафе мы не ходили, а тут вдруг - чего бы это? Но когда-то же надо начинать - отшутился я. И поскольку дети были согласны, то мать сопротивляться не стала. Дома нас встретил звонок телефона. Ирина подняла трубку и позвала меня. Звонила Людмила, жена Серёги Долгих, она тоже работала в нашей редакции. Она сообщила, что Голосов с её мужем пьют у них на кухне. Она ничего не поняла, но по их пьяному бреду с трудом уяснила, что они заселили без ордера в мою квартиру Нину Петровну Каретникову. - Зачем ты им дал ключи? - спросила меня Людмила. - Чтобы они сняли шторы в квартире, которые я забыл снять,- твёрдо и сухо ответил я. - А ты сам разве этого завтра сделать не мог? - Так шторы для вашей семьи,- болтнул я первую мысль, которая пришла в голову. - Зачем они мне нужны? - Серега попросил в подарок. - Ты немедленно приезжай и разбирайся, что они тут натворили. Им- то так просто с рук не сойдёт. Весь поселок гудит. - А они чего говорят? - Какой спрос с двух пьяных мужиков? Особенно с моего Серёги. - Тем более. Завтра приеду и буду разбираться! - я свернул разговор. На вопрос жены, что там с её шторами, сказал, что завтра привезу, пусть не волнуется. О своём плане с заселением Нины Петровны промолчал, зачем волновать на ночь глядя женщину, которая на седьмом небе от счастья в связи с переездом в трёхкомнатную квартиру, о которой она мечтала больше всего в жизни. * Утром я пришёл в свою старую однокомнатную квартиру, где меня встретила Нина Петровна вся в слезах. Она всю ночь не спала, говорила о том, что её переселили журналисты, которым позвонили из ЦК КПСС и потребовали осуществить акт социальной справедливости: ветерана партии переселить в освободившуюся квартиру. Я старался не говорить ничего лишнего, только думал про себя, что подвыпившие друзья лишнего наваяли словами. Потом она благодарила меня за помощь и содействие, на что я жёстко ответил, что никакого отношения к переезду не имею, а приехал лишь за шторами, которые забыл прошлый раз, твёрдо придерживаясь своей первоначальной версии. - Володенька, может, ты оставишь мне эти шторы?- вдруг запричитала Нина Петровна. - А то ведь у меня ничего и нет. В общежитии только одно окно было. А тут сразу два. - Нет, мне жена этого не простит,- был сух я. - Ну да, ну да, дефицит же! - быстро согласилась Нина Петровна.- Но я всё равно так счастлива, так счастлива! - Живите, пусть всё у вас будет хорошо! - Пусть и у вас, Володенька, тоже все будет хорошо. * В жилищно-коммунальной конторе, куда я, как ни в чём не бывало, занёс вторую пару ключей, меня пришёл лично встретить начальник, отставной полковник Баринов. Взял ключи, покрутил их в руках, долго мялся, видно было, что робел перед моим новым статусом областного корреспондента, но потом, не выдержав, сказал: - Кто ж против поселить Нину Петровну? Но разве так поступают? Надо было в торжественной обстановке вручить ей ордер. Не по-людски всё сделано. - Это вопросы не ко мне,- сухо ответил я отставному полковнику, которого недолюбливал. - Но вы же ответственный квартиросъемщик, - напомнил мне о моих обязанностях Баринов. - У меня задолженности нет. Квартплата вся внесена, ключи я вам вернул. - Но у Голосова уже начались проблемы, посмотрим, что он на парткоме будет петь? - Посмотрим. Я обязательно приду. До свидания. В редакции многотиражной газеты "Строитель БАМА" все были в сборе. Никто не работал - обсуждали вчерашнее событие с заселением Нины Петровны в мою квартиру. Серёга Долгих ходил в героях. Людмила молчала - она героем его не считала. Увидев в руках пакет, ехидно спросила: - Это те самые шторы в подарок? - Перебьёшься!- отмахнулся я. Терпеливо ждали Голосова. Александр Васильевич появился через час. И с порога прикрикнул на всех: - Хватит бездельничать! Номер кто будет делать? Опять каким-то чудом?- и прошёл к себе в кабинет. Редакционные потянулись за ним. Сели вокруг стола. - Ну, чего вам? - Голосов был резок. - Есть предложения по номеру? - Не томи, Александр Васильевич, скажи, что там? - спросил я от порога. - А ты вообще вали отсюда, не мешай работать! - резко высказался он по адресу собкора областной газеты. И улыбнулся.- Все нормально. Кто же сейчас будет выселять старую женщину из квартиры, тем более когда из обкома позвонили и поинтересовались жилищными условиями ветерана партии. - А они откуда узнали?- округлил глаза Серега Долгих. - А это пусть для вас останется загадкой. Всё, давайте работать! - А будем писать о том, что ветерану партии дали новую квартиру? - стала забивать свежую тему Людмила Долгих. - Обязательно, но только без подробностей, - и Голосов подмигнул мне. * Наша протеже прожила в этой квартире лет пять. И она была все эти годы счастлива. Правда, я её потом не видел. Но Нина Петровна всегда поминала нас добрым словом. А я любил рассказывать эту историю в журналистском сообществе. Но лишь однажды мне сказали, что я напрасно горжусь своим подвигом. Моя позиция в этой истории не самая лучшая и даже, можно сказать, отвратительная. Я большое дело сделал чужими руками, рискуя товарищами. Я попытался защититься: у каждого из нас была своя доля ответственности, но потом спорить не стал. Ни Долгих, ни Голосов ни разу не напомнили мне об этом. Тридцать лет я проработал в печати, получал премии и правительственные награды, много написал разных заметок и статей, которые как это часто бывает, канули в Лету вместе с газетами. Но всегда помнил, что это был мой лучший журналистский поступок, который, как мне и сейчас кажется, перевешивает всё, что мне удалось полезного написать и опубликовать.