Перейти к основному содержанию
Бен Ганн отмщён
Предисловие Согбенный старик, обутый и одетый во всё пепельно-серое, брёл по раскалённым пескам, не без мудрой насмешки провожая особо крупное перекати-поле долгим взглядом тёмных глаз. Он шёл прочь от того места, что было ему домом пять лет, а грешной жизни и вовсе не счесть, сами местные жители уже не знали, когда пришёл сюда первый человек и начал строить тут города с сёлами, а после решил потонуть в пучине греха. Странник без устали учил их праведности и рассказывал им, как должно жить, дабы избежать рока, той жестокой участи, что необратимо погубила его родной край уже двадцать пять лет тому назад. Он шёл от палящей пустыни тогда, увидев бесполезность попыток возродить Северный Камаан, и направился севернее, где степь ещё не стала жгучей пустыней, и где можно ещё вырастить сильное поколение праведников вроде бывших друзей и соратников старого странника. Увы, его долгие и подробные рассказы о тех днях не приняли всерьёз, думая, что согбенный и старый дедушка просто уже не в здравом рассудке или же рассказывает страшные сказки для поднятия собственного авторитета в глазах молодёжи. Отделались от него скромной наградой в тысячу обсидиановых монет, от чего он тоже грустил, так как такую сумму он получал в бытность смотрителем священной библиотеки за каждые десять дней. Его рассказы о правильной жизни тоже никто так и не понял по-настоящему, все так и предпочли остаться в невежественном разгуле и выращивании дурманящих трав для себя и скота, после которых буянили и веселились каждую ночь и шли в бессмысленные походы на соседей с бойней в итоге. И вот, неумолимая пустыня заслуженно поглотила и эти грешные края, чему сам старик, которого звали Бен Ганн, был несказанно рад. Грех всегда приводит единственно к бессмысленному вырождению и гибели, что кочевой народ Голтенов прямо год назад и продемонстрировал, к угрюмому торжеству старого праведника. Но, всё равно, он втайне истово прослезился из-за явной неспособности многих людей быть свободными от излишеств и греха. Это было то, что очень огорчало старца больше всего остального. Почему, почему люди витают в лабиринте греха, им же и созданном, не видят ли они разве, что кровь и грех рождают лишь кровь и грех, а все блага, что добыты ими, приносят снова лишь страдания и опустошение соблазнённым ими или просто воспользовавшимися с умыслом? Или всё понимают, но надеются в безумии, что избегнут той ужасной участи с показательным итогом? Разве неясно любому уму, что быть праведным намного лучше, чем грешить без пути и смысла? Спрашивал всё это снова и снова, и не находил ответа праведный странник, ибо понимал, что только умеренность без излишеств правильна, а главное в жизни это крепость сил народа и богатство его разума. А библиотеки, которыми он заведовал ещё в тихом Западном Камаане, поведали ещё молодому на тот момент Сыну Ганна о более древних и, к его удивлению, технически более развитых временах, распущенных и ужасно лицемерных. Как и предполагалось, это приносило беды и болезни, одна другой хуже, в том числе и недуги врождённые, а употребление ядов для мрачных иллюзий только передавало это вырождение следующим всё более жалким поколениям. К счастью, кончились эти мерзкие эпохи разом, страшным ударом огненной стрелы с неба, от которого пять тысяч лет как на пять сотен километров южнее самого Камаана стоит почти сплошная и округлая стена из гладких гор размером с бывший Южный Камаан. Люди, впервые их обжившие, звали их Священной Стеной, за которой в их воспалённых умах им очень предсказуемо грезился край всеобщего зла или же изобилия, распространённое и почти прошедшее ныне безумие тех лет. Собственно, разрушившись, часть этих неприступных из-за гладких склонов гор и пустила на родину Бен Ганна страшные суховеи с Южных Пустынь, бывших в центре древнего кратера и также покрывавших все южные земли, и рождающие смертоносные поветрия. Западный и Южный Камаан обезлюдели за тридцать лет совсем, Восточный и Северный чуть позже, ибо все мелкие реки высохли, а жар с поветриями валили всё живое хуже нашествия врагов и обычных недугов вместе взятых, что страшной болью терзало праведника. Та же смерть потом убила более северный Ярат и ещё тридцать стран помельче, не меньше пятидесяти небольших народов пали жертвой пустыни. Все их свершения навеки были уничтожены стихией и собственной неумеренностью. Но не теперь, не сейчас, годами постоянно твердил Бен Ганн, это не повторится никогда больше. Праведник Камаана обязан любой ценой спасти свой народ и, что намного важнее, истинную мудрость, от страшного конца. Это на всю жизнь стало его миссией, всё это навсегда и во всей полноте было усвоено, когда в бытность юным учеником праведник по традиции навсегда отрёкся от собственного имени, и теперь он мог представляться лишь по имени своего отца как "сын Ганна", то есть, Бен Ганн. Три положенных после проповеди года он жил бедным отшельником в этой пустыне около маленького оазиса и не разговаривал ни с одним человеком. И вот, идя снова по ставшими родными просторам, он увидел караван верблюдов с жилистыми людьми, немедля направившись к ним. Глава 1 Надо поставить свою жизнь в такие условия, чтобы труд был необходим. Без труда не может быть чистой и радостной жизни. Чехов А. П. Ранним утром, зябко поёжившись, молодой человек встал с соломы в глинобитной избушке и пошёл в большой город Песов, надев куртку из плетёной травы с добавлением специй и продымлённую во избежание гниения после очередного дождя. Он взял с собой немногие полосатые раковины, которые у него были после покупки снадобий для больного Проклятьем Паука брата, и пошёл за специями с редкими лакомствами. По дороге он поймал в ловчую коробочку с молотыми ягодами пять крупных, как вымершие ещё в детстве парня мыши, золотистых жуков и с большим удовольствием зажарил их. Золотистые панцири он оставил сушиться для дальнейшего изготовления недорогих бус и прочих украшений, коими торговал в своём селе и чем имел свой скромный заработок уже десять лет со времён смерти его родителей в бою с лесовиками. Вздохнув, Уар добрался до города и сразу же увидел несчастье – снова Проклятье Паука без всякой пощады убило одетую в походное платье молодую женщину вместе с ребёнком, которого она ещё носила в себе. Страж порядка в черной одежде с жёлтыми браслетами на руках уже был на месте и уже что-то писал лезвием на обычной берёзовой табличке, на таких табличках все граждане Ярата делали заметки и записывали покупки, и пр. Его скучающий вид и свежая татуировка на лбу показывали, что несчастная была не первая даже сегодня, эта недавняя и страшная болезнь поражала горожан, одного за другим, через купцов, ехавших с юга на своих верблюдах. Купив все необходимое, Уар пошёл по краю города и добрался до лавочки с лакомствами, где сразу же закусил дорогим и давно ставшим редким домашним вороном, приобрёл два внушительных мешочка пряностей и четыре небольших связки сушёных фруктов с западных стран, которые всегда продавали всему миру сушёную рыбу и приобретала в Ярате обильные пряности с комками лечебной паутины, пять из которых лежали в кармане сумки самого парня. Он в своё время нагрел руки на продаже паутины, но после этот рынок сузили, и он остался тогда не у дел. И вот теперь он пошёл домой, прочь из шумного города в родную деревню, увидев по дороге, как страж порядка поймал очередного купца с настрого запрещённой для продажи белой пряностью под названием Радость Птиц и убил по закону Ярата при всех честных людях. * * * В том же городе, в трёхэтажной библиотеке и больнице с дюжиной лекарей по совместительству, в окно случайно выглянул сорокалетний мудрец по имени Ы-рол, которого привлекла свалка по поводу обыска купцов. Он понимал, что с болезнью, которую они незаметно и вроде как ненамеренно приносят, явно что-то не так. Сами купцы были худы и немногословны, от них мало что можно было узнать, но мудрец имел право осмотреть убитых и их вещи, в итоге он вышел на улицу и в присутствии стража порядка принялся за свою работу. Он обыскал всё, убитый купец имел при себе ту же вещь, что и прочие приехавшие с болезнью - это были нанизанные на прочную нитку в форму бус мелкие серо-чёрные с красными пятнами раковины лесных улиток, которые были смертельно ядовиты просто после прикосновения к их скользкому брюху или усикам. Сам мудрей не касался раковин или нити, с помощью короткого бамбукового ножа и щипцов из бамбука же снял бусы и положил их в свою котомку. Страж порядка поморщился от изысканий мудреца, но ничего не сказал, мудреца не то, что обидеть, трогать даже лишний раз, в Ярате по закону нельзя, ибо веками принято, что их мудрость помогает народу, что было чистой правдой, и сам Ы-рол был мудрецом хоть куда. Ему поручили понять причину новой смертоносной болезни, и он не мог это дело провалить, в противном случае его бы казнили позором и ядовитой стрелой в сердце, как неудачливого воина или бежавшего с поля боя градоначальника, что не было желательным концом для любого человека. Пока она поражала купцов и всех, кто с ними общался, но не было никаких сведений о том, что её вызывало, и откуда именно она появилась. Раковины могли дать ключ к этому, потому немолодой мудрец месяц как ставил опыт с письменного разрешения немолодого градоначальника города Песов, и с новыми бусами сразу отправился на место казни, где отдал их приговорённому к смерти за бесчестие в бою. Как он и рассчитывал, здоровый ранее человек быстро умер от Проклятья Паука, загадка была разгадана, сам мудрец не касался бус голыми руками, только палкой, отчего и не заболел сам. Рассказав всё это градоначальнику и записав новую мудрость на положенных для этого случая алых письменных досках, мудрец получил положенные ему три тысячи обсидиановых монет и право утвердить новый способ казни преступников. Теперь этих улиток выращивали намеренно и применяли их ядовитую кровь для карающих и боевых стрел, и ножей тоже, ведь противоядия от этой малоподвижной смерти так никто и не нашёл, а в малой дозе эта отрава лечила буйное безумие. За открытие этого Ы-рол получил не меньшую сумму, чем за разгадку причины Проклятья Паука. Купцам с Ярата, ехавшим на верблюдах на юг и запад для торговли с местными народами, отныне было запрещено привозить с собой таких улиток, за ношение бус из их раковин навсегда изгоняли из города сразу же. Одного мудрец хотел больше всего на свете - выжечь лес на юге, который всё время рождал нечисть похуже тех улиток, среди которой самой страшной и жестокой были лесовики. Их настоящее название никому не было известно, ни один мудрец или воин после похода к ним не вернулся домой, даже посланный год назад отряд из полусотни отборных мужчин не вернулся, в лесу лежали только их еда и иногда деревянные доспехи. Участь самих людей навсегда оставалась тайной, лишь два раза удавалось убить лесовика и забрать его тело для осмотра и изучения. Они были ниже людей и более жилистыми, руки и шея немного длиннее человеческих, волосы брили, как и граждане Ярата, но оставляли косы на затылке, но их стремительная письменность с речью-скороговоркой всё никак не поддавались расшифровке. Двадцать мудрецов были, один за другим, жестоко и публично казнены за провал при выполнении данного поручения, среди этих несчастных был даже учитель самого Ы-рола. Это стало причиной жестоко ненавидеть сам лес и всю жизнь жаждать отомстить за предшественника, тем более, что некоторые странники говорили, что за тем лесом была пустошь, где гибло всё живое, и даже что лес сдерживал её от распространения на север. Но это не вызывало доверия, мудрец решил сам туда сходить, когда совсем отощает и состарится, и увидеть всё лично. А пока он подвёл алой светящейся в темноте краской красно-зелёную татуировку мудреца и пошёл праздновать успешно выполненное задание. Глава 2 От войны нельзя ждать никаких благ. Вергилий Уар вечером добрёл до дома в добром настроении со всем своим ценным грузом, среди которого был окорок ворона, чтобы угостить брата, но было уже поздно надеяться на добрый вечер. Сам этот брат по имени Уль лежал на постели мёртвым, с широко открытыми и пробитыми иглами глазами, и следом от дротика лесовика в шее. На полу темнела порядочная лужа крови, на которой было что-то мелко и коряво написано на поганом лесном наречии. Также на полу лежали светящиеся в темноте бусы из очень редких раковин, положенных для ношения лишь мудрецам, одевший их любой другой, даже градоначальник, жестоко наказывался посредством позора, искупаемого только в жестоком бою на войне или в налёте на опасных соседей. Светящейся краской были подведены и надписи на крови брата молодого торговца. Уар был вне себя от горя и ярости, он лучше других знал, в чём тут дело, и стремглав созвал всю деревню со старейшинами. Через два часа полный совет в лице этих самых двух старейшин приговорил пойти в бой на племя местных лесовиков, обнаглевших до налётов на деревни честных людей, и повесить их высушенные головы на забор каждого доброго добытчика в доказательство его боевой храбрости. Уар первым из всех записался воином, получив всё нужное оружие и начав караулить южный край села с луком и отравленными стрелами впридачу к связкам отравленных же дротиков и ножу. Вот им бы брат точно долго гордился, как и второй брат, ставший мудрецом и погибший от рук лесной нечисти в тех мрачных чащах. Целый день все жители деревни от мала до велика готовили поле боя врагам: расставляли ловчие сети с привязанными острыми камнями, для камуфляжа немного присыпая их травой и землёй, вырыли пять глубоких ям с целой тьмой бамбуковых и отравленных кольев на дне и стенках оных, заботливо прикрыв всё это хозяйство ветками и кустарником. О брёвнах с кольями на них, натянутыми на деревья, и говорить было нечего, на каждой толстой ветке была лестница, по которой на деревья забрались лучники. Лесовики явно знали, кем приходился погибший мудрец бедному парню, значит, они прекрасно понимали жизнь людей, так сказал бы и сам мудрец Уат, будь он жив, но он увидел, что лесовики делали с попавшими к ним в плен людьми, точнее, в засаду, ещё никто из людей Ярата не видел этого дважды. Это-то и переполнило чашу терпения людей, раз и навсегда решивших уничтожить своих врагов. * * * - Варвары снова готовятся стать нашей едой! - доложил разведчик Лесных Летунов, сидевший незаметно на большом раскидистом тополе и почти без всякого шума стрелявший очень мелкими стрелами с прикреплёнными к ним посланиями прячущимся в засаде соплеменникам. Выборный командир лесного воинства, Мат-ора, доказавший на практике свою удаль в боях и ум в планировании нападений, прочитал всё внимательно, так как верный разведчик подкинул людям с севера приманку, все братья и соплеменники погибшего мудреца, как и было задумано, на следующий день после приготовления, по их мнению, боевого лагеря, сразу и глупо попадутся в уже готовую западню, ожидая нападения на их никому не нужное село. План лесного народа, частью которого было уничтожать людей с севера, был простым - никогда не дать им даже пройти через ошибочно кажущийся им безраздельным лес. Дело в том, что за ним были богатые народы, давно торговавшие с лесными жителями много чем полезным в обмен на ядовитых улиток и разные грибы, не растущие в любом другом месте мира. Это, не в самую последнюю очередь, обеспечивалось очень долгими стараниями всех жестоких старейшин самих лесовиков, сто лет поддерживалась почти что полная невозможность роста в других местах этих самых грибов, а нужные для этого мероприятия сопровождались празднествами и дикими воплями для запугивания суеверных северян. Торговля поначалу едва не уничтожила сами леса, бывшие домом и первым местом появления первых лесовиков века назад, но позже стала гарантом их сохранения до сих пор. Леса эти стали узкой полосой в тридцать километров шириной и сотни в длину, они тщательно охранялись, любые чужаки гибли сразу после попадания туда, потому с южанами веками торговали на границе лесов и безразмерных южных степей, в степях лесовиков не жаловали, потому и они не особо покидали родные чащи. Но триста лет назад появились северные люди, хотевшие уничтожить их, чтобы тут же продолжить свои захватнические войны дальше на юг, что всем интересам самих лесовиков явно сильно противоречило, потому даже репутация демонов и адских зарослей, куда не следует ходить даже армиям, тщательно холилась и лелеялась. Это помогало, только теперь люди были настроены решительно, отчего и родился план снова эффектно подтвердить свою силу и запугать северян, спровоцировал их на бессмысленную войну. Люди явно проиграют, пав от тысяч отравленных стрел длинноруких воинов в маскировочной глине и сетках с листьями, и снова леса будут надёжно охраняться "демонами с того света" веками. Лесные командующие решили немедленно приступать к осуществлению плана защиты своей мрачной и сырой, как исчезнувшие тысячи лет назад, джунгли, родины. Глава 3 Алчность есть преступное желание чужого. Цицерон. Пожилой мужчина шёл по лесу, ожидая встретить хоть кого-то, на кого можно было охотиться и съесть, зажарив на костре. Но никого не было, лесные дебри как будто бы опустошили намеренно, казалось ему, что мало отличалось от истины. Но его тревожила не безжизненность леса, куда он попал, спасаясь от зноя надвигающейся пустыни, а лежавший на траве человек в кожаной одежде при луке со стрелами в коченеющих руках, поза и фиолетово-багровая кожа на лице и шее несчастного свидетельствовала об отравлении ядом пятнистых улиток, как и характерные для этого сосновые иглы в шее и носу, на лице была татуировка. Житель был явно с севера, это было видно из-за бледности кожи и меха неизвестных нашедшему павшего воина зверей на воротнике, в противовес серым полотняным брюкам и ботинкам с простым плащом на плечах самого странника. Немало удивляло только отсутствие растительности на лице, даже брови были сбриты и заменены явно приклеенными смоляными украшениями в форме патластых красных щёток с острейшими щетинками, уши были с серьгами из той же самой смолы. К небольшому удивлению старика, человек слегка задвигался и произнёс сильно заплетающимся и сиплым голосом следующую, неясную старику из-за непривычного языка, фразу: "Беги скорее! Я - Уар из южных окраин Ярата, беги же, безумец, пока не разделил мою участь!". Сразу же после этого молодой воин начал тихо и бессвязно ругаться, выть и проклинать, затем минуту спустя в слабых судорогах отошёл в мир смерти, изо рта и глаз у него сильно шла тёмная и густая из-за яда кровь. Немного постояв над умершим человеком, Бен Ганн ясно и неизбежно понял, что именно тут он нужен, остановить эту бойню и возродить праведность раз и навсегда. Воздав почести этому павшему воину, он решительно пошёл дальше, никем не замечаемым. Пока что никем. * * * Войска Ярата вернулось из лесов в жалком состоянии, лесная хворь, совсем не страшная лесовикам, потрепала их не меньше самого боя. Многие умирали за половину дня прямо в лесу от красных пятен и не излечимого почти ни одним лекарством жара. Треть больных воинов мудрецы сумели вылечить, но они всю оставшуюся жизнь были немощны и слабы. Лесовики погибли все до одного, навсегда прокляв напоследок все северные земли и всех их жителей вечной гибелью, армия Ярата была слишком большой, а изоляция не давала лесовикам об этом узнать. Они знали лишь жителей Южного Ярата, а вот про стремительно расползающуюся по северной тайге область Северного Ярата они знали мало и лишь по слухам, потому возможности его так и остались для них роковой тайной. Управители и все до единого старейшины Ярата решили более не терпеть столь жестоких соседей и уничтожить их с их лесами раз и навсегда, чего лесовики тоже не учли из-за незнания людей и их новых возможностей. Они и сами-то были жестоко изгнаны в эту неширокую полосу леса века назад из восточного огромного леса более сильными лесными же сородичами, потому идти им теперь было некуда. На западе их полоса леса клином резко упиралась в обжитые людьми редколесья, а дальше них сразу же были песчаные края, а за ними - необъятные солончаковые пустыни, куда люди и лесовики изрядно боялись ходить, кроме как за солью. На восток и юг им тоже идти было нельзя, вот потому лесные жители и оказались заперты в чаще, где их настиг рок. Такой же рок настиг и живших к северу от Ярата в тайге простых лесных дикарей, бывших людьми и не трогавших яратцев, экспансия цивилизации не останавливалась на достигнутом, и поля с садами, окружавшими бесчисленные сёла и мелкие городки, заменяли редколесья и сами леса. Более того жителя Ярата теперь постоянно устраивали обходы лесов и всех окраин своих земель, чтобы найти всё, что можно изучить, а заодно и добивать в предупредительных целях всех оставшихся в живых лесовиков и разобраться прочими чужаками, с недобрыми целями оказавшимися там. * * * Вот по такому вымершему и опалённому факелами воинов лесу брёл, хромая от растяжения лодыжки и слабея от хорошо известной ему болезни, но без лекарств от неё, пожилой Бен Ганн. Жар уже почти пожирал его рассудок, отнимал силы и связность речи даже при молитвах. То немногое, что он запомнил перед впадением в долгое забытье, было воинство из людей вроде убитого лесными жителями Уара. Такие же лысые, очень высокие люди со сбритыми бровями, но один из них был с какими-то свитками в колчане вместо стрел и татуировкой красноногой сколопендры, светящейся в полумраке чащи зелёным, на левой щеке и второй такой же «сколопендрой» на лбу. Глава 4 Аскетизм есть школа человеческой личности в направлении сокращения своих чувственных желаний в пользу таких, которые материально не ограничены. М. Пришвин Ы-рол, мудрец в возрасте уже сорока лет, ещё не лечил ни одного человека от столь жестокого недуга, как этот, поражавший бывших в лесу воинов, а теперь и странного южанина, которого еле-еле сумел выходить. Даже черничная настойка, которую он вливал в язвы на лице и руках старика, очень слабо помогала им затягиваться. Все паутинные лекарства и яды синих пчёл медленно помогали человеку вернуться к жизни, хотя он яростно бредил и явно был не в себе, его серый плащ обращался в прах прямо под руками, как и прочая одежда, совсем как крошились в руках кожаные ремни и доспехи яратских воинов, поражённых лесным недугом. Волосы на лице и голове казались мудрецу просто дикостью, как у тех недостойных дикарей севера и воинов-лесовиков с их ритуальной белой «звездой» из многочисленных тонких шрамов на лбу и пятью красными просмолёнными косами на затылке. Но ни у кого из них не было в сумке такой письменности и языка, похожего на крючки и петли с меленькими чёрточками, все северяне говорили на более медленном языке и писали слогами или просто рисунками. А тут значки были столь малы и находились так близко друг к другу, что понять что-либо из написанного было нельзя. Да самая большая белая доска для написания простых писем не вместила бы и трети написанного на рулонах выделанной кожи, сделай мудрец значки нормального размера, в палец каждый, а не меньше ногтя, как тут! Через месяц человек пришёл в себя и немедленно заговорил, рассказав, кто он такой и откуда взялся, и что ему нужно. Оказывается, что язык и отчасти быт Южного Ярата был жителям Камаана кое-как понятен через долго учивших ему лесовиков, которым щедро платили за это купцы всех соседних южных народов. Мудрец был поражён и разъярён от того, что услышал, несколько раз уточнив детали. Оказывается, что всю лесную мерзость правильно уничтожили, она самым наглым образом закрывала Ярату доступ к южным соседям и доила их, как могла, да ещё и веками прикрывалась россказнями и мифами про монстров и демонов, коих в реальной жизни вообще нет. Да узнай мы обо всём этом, сразу перебили бы их, не считаясь ни с чем, сожгли бы дочерна их поганые ядовитые леса к вящей радости всех и каждого! За очнувшегося Бен Ганна взялись в столице плотно, тисками и иглами его не пытали, но обо всём расспрашивали очень жёстко и записывали всё-всё, пообещав ему ванну из тех чёрных улиток даже за неточность и непреднамеренную ложь. Бен Ганн не боялся этих угроз из-за их явной лживости, он-то понимал, что это его шанс принести правду и сюда, благо это народ ещё что-то понимает в мире и пытается его изучать, хотя и жестокость у этих людей за краем дозволенного. Они жадно слушали всё, что он рассказал о сокрытых доселе южных землях всё, что знал, рассказы тянулись неделями за которые праведник не только вылечился совсем, но и отъелся, кормили и поили его очень хорошо, в Камаане и то еды было меньше. Единственное, чему не поверили его дознаватели, так это его пророчеству, что уничтожение полосы из леса уничтожит потом и поля Ярата через пару десятков лет. Непонятны были им и многие обычаи Камаана, правда о достойной жизни тоже была ими проигнорирована. Ничего, подумал Бен Ганн с обречённым выражением лица и глаз, вы увидите, когда всё сбудется, тогда вы поймёте всё! За все эти тайны, взяться за которые боялся любой иной мудрец, Ы-рол получил награду Высшего Мудреца, а Бен Ганн был награждён тем, что стал его помощником - почти ни одного чужака, кроме двух северных учёных варваров век тому назад, не подводили к такому посту ранее. Что уж там, ему даже разрешили не менять имя, как делали все, становившиеся мудрецами и их помощниками. Сын Ганна учил мудрецов и языку Камаана, но не всё было ими правильно понято. Сам он ненавидел лишнюю и глупую жестокость жителей Ярата вроде одевания высушенных голов казнённых и убитых в бою на специальные штыри на заборах, хоть и убил год спустя при честных людях двух грабителей своим метровым бамбуковым ножом. Металлами-то, к усмешке праведника, Ярат даже в быту давненько разучился пользоваться, а полной технологии ковки и производства сложных металлических изделий он не располагал. Яратцы гневно отвергали и под страхом смерти запрещали использовать это знание, чтобы больше не встретить огненную нечисть, которая, как говорила их история, при оглушающем вое и сильно трясущейся земле сожгла половину их края три века тому назад. Он-то знал, что это было, но им не сказал, суеверные злятся при несогласии с их догматами и начинают вести себя совершенно антиобщественно. Также его не понимали за желание отращивать бороду и усы, а на голове носить нелепый тканый горшок с круговым навесом от солнца, в котором он привык ходить годами по жаркой пустыне, раз-два сочли сумасшедшим, еле удалось сослаться на традиции Камаана, над которыми немало народа просто посмеивалось с непривычки. Также он немало ощущал прохладу по утрам и днём даже летом, но к ней он быстро привык из-за того, что привычные для праведника ночи в пустыне были тоже очень холодными. Но вскоре Бен Ганн исчез без следа, лишь кто-то ночью видел бредущего прочь старика с большой сумкой прямо в вырубаемый южный лес. С тех пор его все стали считать сумасшедшим и наказали принести его в жертву при первом же появлении в Ярате, также Ы-рол еле-еле не был казнён за побег своего старого помощника и был вместо наказания стрелами отправлен в пожизненное отшельничество в Светлые Леса в центре Ярата за свои прошлые заслуги. Там он и прожил почти до шестидесяти лет спокойно, вдали от шумных городов, но его слава мало померкла при всём этом. Его чтили и обращались за помощью, принося обильные дары, достойные его прежнего положения, пока молва не утвердила его смерть от старости у реки в шесттьдесят лет. * * * Пророчества старого странника сбылись в точности. Самая низкая в любом обществе прослойка - аристократия - стала использовать южный лес для охоты, а потом просто для вырубки из мести погибшим лесовикам. Из деревьев делали поделки и дорогую мебель, а кустами и ветками топили ставшие популярными камины в больших домах воинов, всех градоначальников и мудрецов. Даже верховный старейшина никак не устоял перед соблазном и заказал себе стол из самого большого дуба во всём южном лесу, за которым и ел, и созывал совет старейшин по любому поводу, при этом слуги обязательно топили огромные печки. Всё это закономерно привело к тому, что страшные пустынные пески и суховеи, и ранее больно ранившими южный край бывших владений лесовиков, не давали молодым росткам расти, высушивая кусты и ручьи, жажды убивала птиц и зверей, а после вырубки большей части леса всё чаще поражала засуха и неурожаи. Болезнь леса погибла вместе с ним, диких чёрных улиток для снабжения чужаков тоже больше не было, грибы лесовиков тоже больше не могли расти в природе и стали монополией садовников при разжиревших градоначальниках. Сами они всё чаще развлекались тем, что собирали армии из ватаг наёмников и толп обнищавших горожан, а после весело и с мерзкими песнопениями устраивали междоусобицы с очень частыми жертвоприношениями и разнузданными праздниками, дожигая и опустошая немногие остатки некогда плодородного края Так как торговля между лесовиками и южанами естественным образом кончилась, то они на совете своих молодых вождей решили пойти на север войной и захватить там всё, до чего руки только дотянутся. Но их противником оказался только очень ослабленный неурожаями, засухой и межплеменной торговой грызнёй Ярат, чья южная и северная части окончательно поссорились между собой после гражданской войны с убийством всех главных старейшин в столице, городе Песов. Заменой их послужила свора из намного более жестоких и молодых бывших помощников, что мира и единства стране никак не прибавило. Вожди народа Агрот, жестокие и дикие в бою, отправили на Ярат свои войска, чтобы опередить соседей и убить их всех в случае нежелания умно и со знанием момента уступить земля Ярата самим агротцам. Повёл их все туда и дал силу с правильно усвоенными знаниями старый советник, не раз доказавший опытом свои умения, единственный врач Крола, вождя Агрота, всё же нашедший свой новый народ достойный Сын Ганна. Весь Камаан и Край Агрот ранее были лучшими союзниками, праведники из всех областей Камаана принимались очень благосклонно и с огромными дарами за их мудрость и труды, ну и отчасти, из-за полезных умений и таланта лечить. К ним-то и пришёл старый отощавший странник, чтобы научить их главному - как жить правильно и не попадаться постоянно в недостойные лабиринты бессмысленных безумств, как попались намного более древние и вымершие из-за неправильной жизни народы. Лишь тогда он считал свой неизбежный долг окончательно выполненным, ни моментом раньше. После безусловной победы над грешным краем он стал учить всех правде лишь с большим пылом, чем когда-либо, ибо теперь его слушали родственные ему жители пустыни, а не жестокие и обленившиеся от роскоши варвары, а практические навыки за десять лет подняли боевой дух Агрота выше, чем чей-то ещё. Его, вестником судьбы идущим впереди прочих, рядом с одетым в серебристые доспехи вождём Кролом, увидели перед гибелью или же постыдным бегством жители города Песов, понявшие, что суждено им, когда он встал на невысоком холме с развевающейся бородой и усами. Осмотрев павший край и поняв, что возмездие свершилось, он прогремел во весь свой резкий и низкий голос: "Отринули вы правды, грешники, не отказались от излишеств мерзких своих и жестокости своей жалкой, вот теперь и получайте по справедливости, и да получат все вам подобные в низости своей!". Идущие позади, и даже сам вождь, мигом встретили эти слова резким и одобрительным рёвом, вождь приказал атаковать падшую землю и не брать пленных, лишь немногие жители падшего края смогли спастись бегством от юга, но кланы ранее завоёванных Яратом и снова свободных северных людей быстро вспомнили им былое угнетение. Участь этих беженцев в дальнейшем, особенно аристократии, слышавшими свою судьбу устами праведного человека многим казалась хуже смерти, а их черепа стали украшениями для детей северян, а все их драгоценности были пущены в переплавку на более полезные инструменты. Варварами-то северян считали лишь сами жители Ярата и нечестиво угнетали их за это, за что и поплатились. Сами же северяне, увидев агротцев, быстро стали их верными союзниками по принципу «враг моего врага есть мой друг», а знание металла, не применяемое яратцами в силу недостойных суеверий, помогло им в этом. Лишь один житель Ярата выжил и спасся. И он был в свите Бен Ганна по левую руку от него, с большим риском спасённый им из заключения в опостылевших рощах за своё исцеление. Он теперь давал новому вождю советы по поводу приготовления новых снадобий и ядов, выдал все тайные военные базы Ярата и прожил на двадцать лет дольше, чем думали его соплеменники. В новом звании и умеренном образе жизни Ы-Ролу было гораздо лучше, чем раньше, его татуировки пропали бесследно, не было нужды мёрзнуть в тонкой шапке на обязательно выбритой голове. Не было более и риска умирать за мелочные проступки в страшной агонии в ванне с чёрными улитками, которых теперь для стрел выращивали агротцы, казнь у новых хозяев этих мест была быстрее и при свете дня, и то лишь за серьёзные преступления. Но жизнь всё же намного лучше того падения с высокой скалы, так что праведность стала для мудреца новым и тщательно поддерживаемым укладом жизни. Тому же он успешно научил и пятерых своих детей, каждый из которых прожил больше него из-за отсутствия употребления обязательных для мудрецов Ярата хмельных и дурманящих настоев для медитаций. Ранней смертью мудрого человека сын Ганна был немало огорчён, особенно причиной этой смерти, что очень чётко подтвердило, что дурман несёт лишь смерть и не должен существовать. Послесловие Полезная работа сама по себе удовольствие — сама по себе, а не благодаря выгодам, которые она сулит. Ален Ранним утром сын Ганна, уже столетний старик, опиравшийся на посох, ныне старейший вождь, ставший таковым после смерти Крола от стрелы наказанного за отцеубийство единственного сына вождя, проснулся от холодного ветра и с грустью понял, что он уже слабеет от старости и скоро умрёт. Он с трудом обошёл по краю весь Гарн, названный в честь похода на Ярат новый город и скромную столицу народа Агрот, охранив его, таким образом, от греха, после чего пришёл и начал завтракать обычным мясным супом и зажаренной куропаткой. Ему попытались прислуживать, но он не терпел этого и приучал обходиться без слуг и всю новую знать, что получалось более-менее успешно. Он гневно отказывался от любых даров в драгоценностях и дурманящих настоях всех сортов, которые несли и несли все по поводу и без повода. Во всеуслышание он сказал, что его умаслит лишь умеренность и строительство школ, за учёбу в которых не деньгами и честью женщин берут плату, но лишь скромным и не тяжёлым трудом. Причём, когда он увидел, что при строительстве школы хороший камень продавали на сторону, строя, из чего придётся, он в гневе огрел мерзкого руководителя стройки посохом с обсидиановым сердечником и убил, таким образом, на месте. «Нельзя воровать, особенно со святого, со знания правды!» - во всеуслышание прокричал он, убив не понявших, что власть отныне и навеки у праведных, двоих охранников данного субъекта, не узнавших вождя и привычно посмевших убить его. Отказался Бен Ганн почти от всех предложенных ему наложниц, взяв себе лишь одну обязательную вождю жену с пятью прислужницами, что было поначалу очень неохотно признаваемо, но потом привычно и на основании происходивших раньше аналогичных случаев списали на глубокую старость нового правителя. Собственно, вождём старик стал только в восемьдесят лет, и то после казни сына вождя за бесчестие и отцеубийство. За мудрость и верность, по закону и излишне пышно, Бен Ганна венчали на правление как доказавшего свою верность честным людям и лично самому Кролу сотни раз, когда вылечил его от почти что безумия ещё до похода на недостойный Ярат. Именно за это и стал согбенный старик его первым советником, не раз спасавшим вождю без малого жизнь. Увы, было на свете то, о чём горевал бородатый книжник и не мог утешиться. Это была жажда бессмысленной войны да крови в душе людской. Не понимают разве они, что и они падут, как пали все убитые ими, ибо всегда от крови шла лишь кровь, а от жадности кровь лишь больше множится и рождается из новых и новых источников? Разве не достаточно ли, думал сын Ганна, быть верным народу своему и держать дом свой и страну свою в чистоте и умеренном для скромной жизни достатке? Более чем! Когда он заснул утром, он увидел прошлое, пятьдесят лет назад... * * * По полной гвалта и гогота городской улице, в конце которой начиналась пыльная пустыня, медленно шёл бородатый и согбенный старик неопределённых на вид лет в серой шляпе и с грубым серым посохом. Он тяжело вздыхал от жара и пыли, осматривая людей тяжёлым и обречённым взглядом тёмных глаз, седая борода качалась на ветру, а длинный посох ритмично ударялся о землю, всегда готовый в любой момент прийти на помощь своему хозяину. Сам хозяин бороды и посоха снова поправил серую шляпу и сшитое им самим из шатра пончо, которое всегда было чистым и без узоров, после чего забрёл в харчевню, чтобы передохнуть и набраться сил, посмотреть на людей. Всё прошло обычно и буднично, очень пьяный бугай-стражник с дубиной, который хотел не от большого ума обидеть странника, был привычно огрет по горбатой спине посохом и опрокинут вторым его ударом на ту самую спину досматривать хмельные сны, прочие почтительно расступились перед «ветхим» стариканом. Ему налили бурой и пенистой хмельной мерзости и подали мясо антилопы, которое тот с удовольствием уплёл за обе щеки, даже пряностей роскошных не дали, что только порадовало аскета, а хмельное он просто запустил в окно к разочарованию публики. Он разочаровался в публике не меньше, особенно после предложения ему не особо красивой тощей девушки всего за пять красных шариков. Денег-то у него было в десятки раз больше, но железная верность священному долгу, ради которого старик жил с самого детства, и явно наличествующая заразная болезнь заставила опытного путешественника отвергнуть подобные поползновения. «Разве для этого живёт человек и всё, что есть на свете и за всеми его пределами? Разве тленные и кровавые развлечения в хмеле и дурмане есть жизнь? Разве для этого приходим мы в мир, для жалкого прожигания священной жизни или для строительства правильного мира по правде?» - прогремел в болотной тишине резкий и металлически звенящий голос старика, у которого едва слёзы не выступали от жалости к этим грешникам. «Вы прожигаете жизнь и истово рождаете лишь страдания себе и всем детям вашим! И дети, глядя на вас, впитывают весь этот омерзительный смрад греха, становясь во всём вам подобными. Разве страсть продаётся и покупается, а хмельные грёзы разве в силах дать силу для чистых дум? От крови вам идёт кровь, попомните эти слова, от крови рождается лишь кровь, судьбу не обмануть!» - яростно прозвенел он, пристально глядя неподвижным взором в глубину испуганных и жалких людских душ. Довольный произведённым эффектом и вздогнув от омерзения при виде тщетной суеты, праведный человек широкими шагами побрёл дальше, сморщивши нос от отвращения и отпихнув посохом остолбеневшего прохожего с чашей хмельного в руке, и потом почистил своё пончо на ближайшем шершавом камне в пустыне за тем городом... * * * Вспомнив всё это, старик горько и безутешно зарыдал, тряся носом и длинной бородой, как и после того, как с горечью вспомнил, что частенько нечестивые хитрецы хотели для умасливания его духа строить роскошные крепости и откупались от него мирскими благами при походах Вестника Бездны, как его звали, на самих этих мерзавцев. Причём походы эти были всегда адекватным ответом на удары в спину от этих самых хитрецов, конечно же. Один такой замок, пошло роскошный и бесполезный, но построенный для откупа, старик в гневе приказал заложить тремя тоннами чёрной пудры и в присутствии привязанных к замковым башням тех самых хитрецов показательно взорвать, дабы роскошь не искушала честных людей и не оскверняла мир. Почему думают они, что хитрость и злоба дают силы, неужели не ясно, что от неё одни беды? Те самые северные люди, которые помогали уничтожать бежавших от заслуженной кары жителей Ярата, решили взять реванш и напасть на самого Бен Ганна, когда он шёл к ним нести мудрость и узнать участь своих пропавших в тех местах послов. За это были убиты все они, до единого человека. В сёлах северян были найдены чаши, сделанные из черепов самих послов Бен Ганна, так что кара была заслуженной. Раскрыл Бен Ганн людям и суть всех традиций, для чего они нужны, и как отличить верное от искушений всяческих. Традиции нужны для придания силы телу и духу человека, всякий наказ и обычай, который обессиливает и мешает любым образом набираться силы и мудрости, то есть грех и немедля должен отвергнут быть, сколь древним, приятным или распространённым тот ни был. Так одолели обыкновение растить дурманящие листья для скота и сжигать супругов вместе на холме после гибели одного из них, устранили и убийство лишних детей с заменой этой дикости на питьё горького настоя из трав от зачатия. Для устрашения врагов изобрели деревянные барабаны и пустотелые столбы с неровными маленькими дырочками для поднятия оглушительного воя, грохота и леденящего свиста от ветра одновременно. Еле-еле сами воины Агрота не боялись этого искусственного голоса, но потом привыкали, а дети ещё долго видели кошмары про воющих чудищ. То же видели и взрослые враги народа Бен Ганна, что делало их лёгкой мишенью для боя. Стрелы с огнём использовались давно, но чёрное ядовитое масло из подземного колодца у скалистых гор давало боевому пламени гореть более долго и ярко. Не расставался старый праведник с посохом, что заменял ему любое копьё и клинок, которым он на глазах у всех вынужденно убил троих пытавшихся напасть на него лазутчиков из грешной земли на западе. Пока он не потерял способность передвигаться от старческой немощи за неполный день до своей смерти, Бен Ганн сам ходил по сёлам и смотрел, как живут люди. Не раз нёс смерть его тяжёлый на верхнем конце посох, не раз им он вытягивал из болот детей и отгонял хищников от спасавшегося на дереве человека, заслуженно ругая их на неосторожность. Как-то раз, увидев, что одна женщина нечестиво свалила отцовство своего сына на другого мужчину с большим достатком, чем у настоящего отца, он осерчал и огрел её посохом по спине в воспитательных целях, при всех объяснив ей неправедность подобных дел. Отец в конечном итоге воспитывал сына по правде, а сама женщина более не грешила. Подобным образом и так же праведно во всех отношениях себя вели и воспитанные лично им советники и помощники, правившие потом после него. И вот, когда Бен Ганн уже позавтракал, он дописал огромную книгу, которую теперь читали во всех школах и на всех советах и перед всеми битвами. Она называлась «Ответы на нужные вопросы» и включала все приёмы боя и изготовления всех боевых и мирных вещей, методы исцеления от болезней и воздыханий, традиции и народные приметы для определения урожаев, непогоды и крепости скота, определения здоровья и силы детей и новорожденных, правила семейного и общего быта. О растениях и подвижных существах учила книга, научала счёту, письму и чтению, изготовлению красок для письма и ядов для сражений, материалов для быта и строительства. Эта книга читалась всеми народами мира сотни лет спустя после смерти самого Сына Ганна, в честь которого пятьдесят лет спустя переименовали и сам народ, долго остававшийся самым сильным в своих местах почти пятнадцать веков. Все говорили без иронии, зачиная детей на брачном ложе или просто на природе: "Пусть дети наши будут такими, как Бен Ганн!". Некоторые становились даже неистовее его в служении праведным делам, но великого старца, начавшего претворять правду в жизнь, чтили не меньше их и всегда сравнивали последующих с ним. У самого Бен Ганна детей так и не было, ибо считал детьми весь ведомый им народ, праведников, которых он воспитал в правде и твёрдости. И его старания не пропали даром – страшные морозы и засухи легко преодолевались правильно сделанными запасами всего съестного и необходимого для хозяйства с полным прекращением использования природы с людьми для излишеств. Варвары же в такие моменты просто режут соседей или всё предаются хмельным пирам с молитвами несуществующим идолам и прочей мишуре, потому такие соседи погибали при попытке захватить Агрот или естественным образом вымирали, освобождая место более праведным людям. Сам седой, как туча, Бен Ганн умер от старости, когда ему исполнилось сто десять лет, и его сожгли по обычаю на высоком холме в тот же день, очень жаркой и солнечной весной. С тех пор люди даже соревновались, кто проживёт столько же или больше, что было куда лучше всяких иллюзий вроде хмеля и необдуманного риска. Люди народа Агрот, а со времени смерти праведника уже народа Ганн, стали жить дольше всех в мире, что легче позволяло им больше узнавать о мире и учить других правде. История продолжается…