Куда ни беги – не отпустит и снова поманит назад родное моё захолустье, вишнёво-сиреневый сад, пионы и мальвы на грядках, беседка с удобной скамьёй, замшелая старая кадка полна дождевою водой. И слышатся песни лягушек у кадки в сыром уголке, пейзаж не хитёр, прямодушен… Всё с тою же книгой в руке, часы провожу так неспешно – суббота, куда мне спешить? На письма отвечу, конечно… потом… а пока что кувшин, наполнен живительной влагой, и царствует в центре стола, а перья свои и бумагу, подальше от глаз убрала. Кому эти странные письма, то в столбик, то просто строкой, к чему эти хитрости лисьи, желанье прослыть не такой, особенной, нежной и тонкой… Какая вселенская чушь, прикинуться белым котёнком, писать про волнение чувств… А проще? – Прямей и грубее, обсценно, быть может, ну, да, чтоб было понятно плебеям и было смешно господам… Не знаю... Медлительный вечер, течёт, словно ласковый мёд, и так соблазнительны речи того, кто тихонько поёт, вливая в беспечные уши слова обольстительных строк, что надо бы, надо не слушать! Но снова волшебный сурок, стирая вчерашнюю дату, всё то же проставит число – куда ты, сурок мой, куда ты? Куда нас с тобой занесло? И что намудрил ты с часами – так девственно чист циферблат – ни цифр и ни стрелок… Мы сами безвременью сдались в заклад. Сегодня всё длится и длится, как длинный товарный состав, мелькают неясные лица, мелькает в глазах пустота… Куда ни беги, бесполезно, не спрятаться, не улететь, безжалостный лемех железный оставил губительный след, отметил – отсюда-досюда, а дальше граница, межа. И жизнь, как обычная ссуда, а смерть – это день платежа. Следит часовщик равнодушный за нашей смешной суетой, а воздух такой… безвоздушный, такой беспощадно пустой. 4.02.16.