Перейти к основному содержанию
Безобразный музыкант
Давным-давно на чудесном морском берегу стоял прекрасный город Алигаис. Он был построен на скалах и величественно возвышался над широким заливом, глубоко врезавшимся в сушу. Морской прибой обрушивался на камни, обращаясь в белую пену, приливы и отливы притягивали к себе взгляды жителей города, издревле привыкших с благоговением взирать на гладь морскую. Но никогда море не поднималось настолько, чтобы нести опасность городским стенам и тревожить обитателей Алигаиса. Не угрожали городу и враги с суши. Говорили, что в какие-то очень далекие времена хищные и жестокие короли соседних стран приводили под стены Алигаиса свои кровожадные полчища, но были разгромлены и жестоко посрамлены. Впрочем, от тех времен остались лишь смутные и неясные героические баллады. Долгое время ничто не омрачало покой жителей Алигаиса, и те полностью отдавали себя тому, в чем видели свое призвание – постижению и созданию прекрасного. Ими были возведены необыкновенные стены: широкие, такие, что на них могли свободно разъехаться две колесницы, но при этом казавшиеся стройными и тонкими, украшенные серебром и драгоценными камнями. Прямо на стенах возвышались огромные статуи Богов и королей города, видимые издалека и заставляющие путников почтительно замирать, глядя на красоту и изящество форм, созданных искусными скульпторами Алигаиса. Уже глядя на стены, мог пришедший в эти края узреть красоту, невиданную им доселе. Но это было почти ничто по сравнению с тем, что он видел, проходя сквозь покрытые золотыми узорами городские ворота. Во всем городе не было ни одного ветхого или покосившегося домишки. Все дома были высокими, каменными и украшенными драгоценностями в зависимости от достатка владельцев. В городе не было нищих и бедняков, и пришедший в Алигаис путник видел на улицах только прекрасных и нарядно одетых юношей и девушек, красивых и галантных мужчин и женщин, величественных и украшенных благородными сединами старцев. Днем на каждом перекрестке играли скрипачи и флейтисты, и, гуляя по бульварам города, люди все время слышали веселую или умиротворяющую музыку, не дававшую обыденным заботам и горестям нарушить их радость, а печали и тоске – заползти в сердце. Да и как можно было тосковать, видя вокруг себя покрытые небольшими деревцами и травой лужайки, окружавшие дома, и прекрасные постройки из цветных камней, прихотливо сиявших в солнечном свете? По вечерам же на улицах зажигали фонари, сверкавшие целую ночь всеми цветами радуги. Как прекрасно было гулять в их лучах по ночным улицам, глядя на таинственную красоту объятого сумраком Алигаиса! Среди деревьев неизменно целовались влюбленные пары, ибо юная и нежная любовь к красоте противоположного пола была в чести среди горожан. В городе были сотни храмов Богов, почитавшихся в нем усердно, ибо ценили люди благочестие и видели в Богах пример для себя. Всюду стояли могучие статуи Богов и героев, демонстрировавшие подлинное совершенство тела, к которому надлежало стремиться. Висели в храмах и картины искусных художников, способных изобразить любую вещь так, что она обретала невиданную глубину и красоту, притягивая к себе взоры ценителей. Пелись во славу Богов чудесные песни и исполнялись совершеннейшие мелодии, подобных которым нельзя было услышать ни в те времена, ни ныне в каких-либо иных местах кроме Алигаиса, города Искусств и Красоты. В самом же центре прекрасного города возвышался королевский дворец, тонкие и стройные башни которого, казалось, достигали облаков. Окружен он был благоуханными садами с плодовыми деревьями и статуями. Всеми цветами радуги сиял королевский дворец снаружи благодаря украшавшим его драгоценным камням, внутрь же вход был заказан всем, кроме придворных и особо важных гостей. Никто никогда не видел членов королевской семьи вне дворца. По крайней мере, так полагали многие, ибо время от времени короли и их родственники все же появлялись на улицах города, но так, что никто не мог их опознать. Однажды, в день, который мы не можем назвать, ибо старые названия месяцев и дней недели давно забыты, рано утром на широкой дороге, ведшей к Алигаису, появилась одинокая фигура. Тем, кто мог видеть странника, он сразу же бросился в глаза, ибо необычайно резок был контраст между окружающим пейзажем и внешностью пришельца. Мужчина шел тяжело, опираясь на посох, ибо сильно хромал – правая его нога была сильно короче левой. На спине странника был горб, и потому он шел согнувшись и опустив глаза к земле. Одет он был в грязные лохмотья, а кожу покрывали многочисленные бородавки и язвы, от которых во все стороны разносился запах гноя. Когда же подошел он ближе к воротам, то ужаснулась утренняя стража, глядя на его лицо – длинный и толстый нос резко выдавался вперед, рот был искривлен и как будто искажен вечной ухмылкой и приоткрыт, что позволяло видеть, что в нем нет половины зубов. Маленькие и едва видные глаза были будто вдавлены внутрь лица, а редкие пепельные волосы окружали огромную плешь. Сложно было даже понять, сколько лет уродливому незнакомцу. В левой руке же он держал небольшой мешочек, который нес крайне бережно. - Эй ты, чучело! – не выдержал один из стражников, стоявших в этот ранний час у открытых ворот города, когда незнакомец подошел уже совсем близко. – Убирайся отсюда туда, откуда пришел! Неужели думаешь, что кто-то пустит в Город Красоты урода, подобного тебе?! - Я много слышал об Алигаисе, - низким и хриплым голосом произнес горбун, замирая на месте. – Слышал я, что в вашем городе рады всем людям искусства, талант которых мог бы ему послужить. - Да как ты смеешь! – закричал стражник и замахнулся на пришельца своим длинным железным топором, сиявшим на Солнце, который был сделан одним из лучших кузнецов города, однако его остановил Командир, вышедший из своей башни. - Ты называешь себя человеком искусства? – спросил он удивленно. – Каким же искусством ты владеешь, о незнакомец? – не менее, чем подчиненных, отвращал Командира Стражи вид странника, но был он человеком умным, а потому любопытным, и решил пообщаться с уродливым пришельцем перед тем, как прогнать его взашей. - Я играю на скрипке, - вымолвил неизвестный и, развязав свой мешочек, извлек из него простой деревянный инструмент. – Я играю на скрипке! – повторил он ещё раз, с вызовом, показывая свое неприхотливое орудие Командиру Стражи. - Ты называешь это скрипкой? – с презрительной усмешкой спросил тот. – Положим, даже если ты способен выжать из неё пару приличных звуков, в Алигаисе и без тебя хватает искусных музыкантов. Твой же вид способен надолго испортить жителям города аппетит, а потому лучше бы ты ушел отсюда добром. Ибо я не желаю причинять тебе вред. - Послушайте, как я играю, - упирался уродливый путник. – Может, после этого вы измените решение. - Не желаем! – наперебой закричали стражники. – Наверняка его музыка также безобразна, как и он сам! – но Командир успокоил их жестом руки. - Хуже не будет, если он попробует, - молвил он подчиненным, затем же обратился к страннику, - Играй, если желаешь, только недолго, не занимай наше время попусту. Горбун не заставил просить себя дважды. Он бережно провел смычком по воздуху, опуская его на струны. И зазвучала мелодия, сперва тихая, но с каждым мгновением становившаяся все громче. И в первые минуты не понравилась она Командиру Стражи, ибо была слишком отлична от всего, что доводилось ему слышать доселе. Но был он терпелив, и потому начал внимательнее прислушиваться к звукам, которые становились все быстрее и необычнее. Как будто рев ветра прорывался в мир через простую деревянную скрипку и её уродливого хозяина. Ревел ветер, ветер могучий, ветер, способный ломать деревья, настоящий ураган. В недоумении замерли стражники, слыша голос бури. Бури, давно неведомой жителям Города Красоты. А потом сквозь ветер как будто начал доноситься лязг железа, грохот боевых колесниц, крики воинов… Тогда закрыл Командир глаза и не смотрел более на скрипача, а лишь слушал его мелодию. И показалось тогда этому воину, достигшему высот в обучении своему искусству, но никогда не видевшему настоящей битвы, что он сам стоит на поле боя с мечом наперевес и готовится разить врагов, несущихся лавиной на него и его небольшой отряд. Они ближе, ближе… Топот железных сапог и кровожадные вопли противников. Последний взгляд, кивки верных соратников, и удар мечом по шлему первого врага. Треск, крик, враг падает, брызги крови летят во все стороны. Но за ним стоит ещё один… Да здравствует битва! Великая битва! Та, о которой он мечтал, слушая песни о героях прошлого! Играй, безобразный скрипач, играй ещё! Но музыка внезапно прекратилась. Стражники медленно открывали глаза и приходили в себя. Горбун же убирал свою скрипку обратно в мешок. - Так вы пропустите меня в город? – спросил он, в упор глядя на Командира Стражи. - Пустим! Пустим его! Он так прекрасно играет! – наперебой закричали воины, но задумчиво молчал их предводитель, ибо был он умен и не позволял чувствам восторжествовать над разумом. - Мне по душе твоя музыка, о незнакомец, - промолвил он наконец. – Но если она по нраву мне и моим подчиненным, то это не значит, что она придется по вкусу другим жителям города, особенно знатным и поистине просвещенным. У них в чести другие мелодии, отличные от твоей. - Я могу, могу и по-другому… - попытался возразить музыкант, но Командир прервал его властным жестом. - Не по душе им придется и внешность твоя, ибо ценится в Алигаисе наравне с искусством и красота телесная. Ею же обделили тебя Боги, и неведомо мне, по какой причине даровали они столь искусному скрипачу столь безобразное тело. Но я сделаю для тебя все, что смогу. Могу поселить тебя в каморке в крепостной башне, примыкающей к моим покоям. Кормить и поить мы тебя будем. Пусть живем мы, стражники, небогато, но, по меркам тех мест, из которых ты пришел, тебе вряд ли будет, на что жаловаться. И ты сможешь играть для меня и моих воинов мелодии, подобные сегодняшней, и уж мы-то сможем оценивать их по достоинству. - Премного благодарен вам, - кивнул музыкант. – Но позволено ли мне будет просить ещё об одном одолжении? Можно, я буду каждый день выходить из башни на эту дорогу, садиться у обочины и играть для тех, кто станет по ней проходить? Мне так хочется, чтобы другие жители Алигаиса тоже услышали мою музыку! - Что же тебе запретит? – усмехнулся Командир Стражи. – Вне городских стен ты волен делать все, что тебе угодно. А мои люди никому не позволят причинить тебе обиду. Так и повелось с того дня, что стал нелицеприятный скрипач обитать в крепостной башне и играть по вечерам свою яростную военную музыку для воинов Алигаиса, которые неизменно хвалили её и приходили со всех прочих башен, чтобы послушать искусного музыканта. Днем же выходил он из крепости, садился возле дороги и начинал играть, мрачно глядя на проходивших мимо него людей. Нет, не только лязг железа и военный клич слышался в его мелодиях! Чудесная скрипка могла изобразить и грохот водопада, и треск поленьев в очаге, и щебетанье птиц. Не только грозные и суровые, но и нежные, ласкающие душу звуки мог произвести на свет безобразный скрипач. Многие странники и путешественники (а их во все времена прибывало в Алигаис немало) слышали музыку и обращали свой взор к скрипачу, но, увидев хромого горбуна, пусть и сменившего лохмотья на подаренную стражниками одежду, почти все брезгливо отворачивались и шли дальше своей дорогой. Ведь впереди их ждал чудесный Город Красоты! Большинство жителей города, проходивших мимо скрипача, также сперва проникались музыкой, но отворачивались от её источника. Какой-то мальчишка, увидевший музыканта в то время, пока тот отдыхал, отложив скрипку, даже начал громко смеяться над горбуном и запустил в него камнем. Однако стражники вовремя подоспели и проучили наглеца, показав всем, что не дадут в обиду своего нового приятеля. Но и среди остальных обитателей Алигаиса не все воспринимали уродливого музыканта с отвращением. Нашлись среди них и те немногие, которым его музыка пришлась настолько по душе, что стали они время от времени навещать его, слушая изумительные мелодии и принося различные гостинцы. Иногда пытались они, как и Командир Стражи с его воинами, поговорить со скрипачом по душам и узнать о нем побольше, однако тот в ответ на все вопросы угрюмо молчал, и оживлялся лишь тогда, когда брал в руки скрипку. Даже имя его оставалось неведомо горожанам. Однако в Алигаисе многие умели оценить по достоинству подлинное искусство, а потому через некоторое время слухи о загадочном музыканте стали ходить по всему городу, достигая самых высоких и таинственных сфер. Однажды под вечер, когда жаркое Солнце Алигаиса уже готово было опуститься в море, и нежный закатный свет заливал город и окрестности, скрипач уже сыграл последнюю мелодию, и, глядя вслед расходившимся людям, начал убирать свой инструмент, готовясь идти в башню. Но внезапно он услышал нежный голос, раздавшийся совсем рядом: - Не торопись, музыкант, я хочу послушать тебя ещё. Одна. С удивлением подняв голову, увидел горбун высокую юную девушку в простом темном платье и легких сандалиях. Длинные черные волосы свободно спадали на плечи, в ушах сверкали в закатном свете серебряные серьги, короткая юбка оставляла обнаженными ослепительно белые колени. Большие же карие глаза с длинными ресницами сияли игривым любопытством. - Сыграй, не бойся, - продолжала подбадривать скрипача незнакомка. – Я так много слышала о красоте твоей музыки! - Я право не знаю, - медленно начал музыкант, - достоин ли я даже пытаться усладить слух столь прекрасной девы. - Играй, - усмехнулась девушка. – А уж я сама решу, достоин или нет. - Будь по вашей воле, - кивнул скрипач, отвернулся, ибо не в силах он был смотреть на красоту неведомой девы, снова взял в руки скрипку и начал играть. Очень удивился бы Командир Стражи, услыхав эту новую музыку своего подопечного. Ибо не была она воинской, не отражала и буйство стихий, но была, напротив, нежной, необыкновенно нежной. Возможно, так поет весной соловей, или течет спокойная река ясным солнечным днем, или… Нет, все эти сравнения ни в малейшей степени не отражают того, что услышала тем вечером юная дева Алигаиса. Эта глубокая музыка способна была заставить прослезиться даже камень, она будила в душе тоску, глубокую тоску по несбывшимся мечтам. Но в конце, в конце как будто мелькал луч пусть слабой, но надежды. Ибо то была мелодия Любви. - Как красиво, - молвила девушка, когда скрипач закончил. К тому времени у ворот Алигаиса уже начала сгущаться ночная тьма. – Мне понравилось, как ты играешь, - она широко улыбнулась, показывая белые зубы. – Могу я прийти завтра в это же время? - Конечно, - склонил голову музыкант. – Для меня – великая честь играть для вас, госпожа. - Не называй меня так, - рассмеялась незнакомка. – Илона мое имя, - весело промолвила она и скрылась прежде, чем скрипач успел сказать что-либо в ответ. В башню он вернулся в глубокой задумчивости, что, однако, не помешало ему сыграть для стражников новый восхитительный боевой марш. На следующий день Илона пришла вновь. Новая вечерняя мелодия безобразного музыканта была краше прежней, ибо весь день вынашивал он её в своей голове, более всего на свете желая порадовать прекрасную незнакомку. Для него она была как луч света в темном царстве, ибо чувствовал он в её красоте высокую изысканность и понимал, что далеко не простая девушка слушает его мелодии. Льстило ему её участие, но и привлекала красота её, которая, вместе с нежным голосом и легким, простым разговором разжигала в его сердце пламя чувства, о котором горбатый скрипач не смел даже помыслить доселе. Илона пришла снова. И снова. День за днем навещала она скрипача в закатные часы, и он старался играть все искуснее и искуснее, ибо всего более боялся ей наскучить. Постепенно стала девушка проводить с ним все больше времени, уходя уже только с наступлением полной темноты. Стражники даже начали ворчать, что слишком мало времени стал музыкант уделять им, но он старался не обижать своих покровителей и играть им в течении дня по мере смен караула, ибо не занимали его теперь прочие слушатели из Алигаиса. Ныне хотел он сочинить новую мелодию, которая смогла бы покорить сердце Илоны и заставить её забыть о его внешнем безобразии. Наивно мечтал скрипач о том, как его искусство поможет ему добиться любви юной девы. Но вот однажды, по окончании очередной прихотливой и нежной мелодии, Илона ласково улыбнулась и промолвила: - Ты так прекрасно играешь, что я не в силах оторваться и каждый раз ухожу, мечтая о возвращении. Я всю жизнь прожила в Алигаисе, Городе Искусств и Красоты, и слышала очень много изысканной музыки, но ни один из наших музыкантов не в силах хоть в малой степени сравниться с тобой. Скажи, о пришелец, где овладел ты своим несказанным мастерством? - Где, спрашиваешь ты, прекрасная дева, - начал горбун, тщетно пытаясь отвести взгляд от прекрасного лица Илоны. – Но не могу я ответить на этот вопрос, ибо не было у меня ни школы, где учился бы я игре на скрипке, ни учителя, который наставлял бы меня в этом искусстве. Эта скрипка была той единственной вещью, которая была у меня с самого детства. Её вырезал из дерева мой отец, искусный столяр и единственный человек во всем мире, любивший меня, несмотря на мое уродство. С самых юных лет встречал я со стороны людей лишь насмешки и побои, а потому все свое время отдавал упражнению в игре на этом инструменте. Слышал шорох листьев, и пытался воплотить его в музыке. Слышал шум воды, и тоже хотел повторить. Слышал девичий смех, и хотел воссоздать его во всей глубине и чистоте. Так и достиг я того, что ныне умею. Боюсь, льстишь ты мне, о дева, говоря, что искуснее я музыкантов Алигаиса, ибо именно к ним я шел, чтобы развить свое мастерство и, возможно, добраться до подлинных вершин. Но не пустили меня в город, ибо неприятна многим внешность моя. - Я не льщу тебе, - снова рассмеялась Илона. – И поверь мне, тебе нечему учиться в Алигаисе. Зато я бы очень хотела поучиться музыке у тебя. - Поучиться? У меня? – вздрогнул от неожиданности музыкант. - Да, - хихикнула девушка. – Я хочу хоть немного приблизиться к твоему мастерству. Конечно, если ты сочтешь меня достойной, - скромно потупилась она. - Конечно! – радостно воскликнул горбун. – Я научу тебя всему, что умею сам, о прекрасная Илона! Скажи, есть ли у тебя скрипка? - Конечно, - легким движением девушка извлекала из-под складок платья изысканный серебряный инструмент. И с того вечера начались уроки, которые давал безобразный музыкант из неведомых земель прекрасной деве Алигаиса. Далеко не сразу получалось у неё освоить его техники игры, но была Илона упорна и настойчива, скрипач же горел желанием передать ей свое искусство, веря, что таким образом покорит он сердце красавицы. Каждый день неизменно приходила она, держа в руках серебряную скрипку, звуки которой надеялась уподобить мелодиям деревянной. Была и раньше Илона искусной скрипачкой, а потому шли ей впрок уроки нового знакомого и постепенно становилась её музыка все прекраснее, все лучше слышала она те звуки природы, которые до сей поры были в полной мере доступны лишь одному человеку, и продвигалось вперед её мастерство, которое делало эту деву намного выше других музыкантов Города Красоты. Дни шли за днями, недели за неделями, месяцы за месяцами. Был поглощен безобразный скрипач новой работой, и почти незамеченными пронеслись для него три долгих года, за которые вокруг успело произойти многое. Старый Командир Стражи успел уйти на покой, но занявший его место молодой офицер не меньше предшественника восхищался мелодиями иноземного музыканта, а потому тот сохранил все свои привилегии. Илона между тем могла играть уже почти все мелодии, которые знал её учитель, и создавала уже свои, немногим им уступавшие. Часто по многу часов проводили они по ночам вдвоем, играя восхитительным дуэтом. И если бы кто мог слышать тогда эту музыку, то нашел бы её самой прекрасной усладой для слуха из всех возможных. Но вот однажды днем, сидя на своем обычном месте, увидел горбун огромный роскошный кортеж, въезжавший в ворота города. Множество всадников на породистых конях окружало несколько огромных экипажей, украшенных узорами, которые изображали удивительных зверей из неведомых стран. Трубили трубы, били в барабаны, со стен же в ответ раздавались торжественные мелодии Алигаиса. В одном же из открытых экипажей во весь рост стоял высокий мужчина в роскошном одеянии, вышитом золотом, с завитыми черными усами, острой бородкой и хищным взглядом своих темных глаз, напоминающих ястребиные. Боялся музыкант, что на него обратят внимание и прогонят, однако высокие гости не заметили скрипача и вскоре скрылись за воротами. - Кто это был? – робко спросил музыкант у одной из старух, часто приходивших в это время послушать его игру. - Принц королевства Остгерван, - охотно ответила та. – Он приехал, чтобы жениться на нашей Принцессе. - Он разве приезжал раньше? – удивился горбун, ибо не замечал ранее подобных кортежей. – Как можно жениться на девушке, ни разу её не увидев? Старуха смутилась, но тут вмешалась одна из её товарок: - Точно о делах королевской семьи Алигаиса никто не знает, - наставительно промолвила она, - но ходят слухи, ибо слухи есть всегда. Говорят, Принц уже посещал город инкогнито и встречался с Принцессой. Поговаривают также, что покорила она его сердце... -–искусной игрой на скрипке! – победно произнесла старуха после драматической паузы. – Так что не грусти, сынок, - усмехнулась она, - может и тебе ещё повезет. Не придал тогда музыкант значения этим словам. Был его ум прост и не изощрен, и не было ему особого дела до королевских родов и династических браков. Но вечером начал он волноваться, ибо не пришла в обычное время Илона. Полночи ждал девушку музыкант, думая, что она случайно задержалась, пока стражники едва не насильно не увели его в башню. Утешили они страдальца и сказали, что много есть дел у горожан, которые могли задержать прекрасную Илону против её воли и что скорее достойно удивления то, что подобное не случилось ещё ни разу. Однако не появилась она и на следующий день, и потом. Уже почти отчаялся ждать безобразный музыкант свою прекрасную ученицу, но каждый вечер все же приходил на то же место и печально смотрел в сторону города, ожидая, не появится ли вдруг веселая красавица в темном платье. И настал день, когда он было уже собрался идти в башню и смириться с тем, что и теперь не пришла Илона, когда она неожиданно явилась перед ним. Но каким образом! Не сразу смог скрипач поверить своим глазам, ибо ныне как Солнце сияло её одеяние, украшенное множеством прихотливых узоров, на шее весело пурпурное ожерелье, а в глазах сверкала властная решимость. Серебряная же скрипка висела на поясе и резко контрастировала с платьем. - Илона… - еле выдавил из себя горбун. - В последний раз позволяю тебе назвать себя по имени, - холодно ответила девушка. – Ты должен быть благодарен за то, что я все же пришла сюда. Опустись же на колени! – мгновенно исполнил скрипач её приказ, но Илона лишь брезгливо поморщилась. – Твои уроки очень помогли мне, ибо принцесса Алигаиса должна достигать вершин во всех искусствах, и лишь тогда достойна она своего рода. А потому я хочу тебя отблагодарить, - резким движением бросила она землю рядом с простершимся ниц горбуном какой-то увесистый мешочек. – Золотых монет и драгоценных камней, лежащих здесь, хватит тебе для того, чтобы всю жизнь не знать нужды и бедности. Если человек богат, то никого не волнует его телесное уродство. Во всем мире так, но не здесь, не в Алигаисе. А потому я желаю, чтобы завтра, в день моей свадьбы, тебя уже не было рядом с городом. Уходи в другие земли и живи там в свое удовольствие, а игру на скрипке оставь, ибо не пристало прекрасному соединяться с безобразным. Ныне твое искусство принадлежит мне, а потому несправедливость устранена. И снова скрылась Илона, вернее Принцесса Алигаиса, в темноте, не дав горбуну сказать ни слова. Он же погрузился в рыдания, в которых и провел всю ночь, лежа на траве. Никто уже не обращал на него внимания, ибо все готовились к завтрашнему великому празднеству, молва о котором уже прошла по всему Городу Красоты. На следующий же день с самого утра стали въезжать в город многочисленные именитые гости, окруженные своей свитой. Играла музыка, сияли разноцветные огни, и люди толпами выходили на улицы, ибо давно уже не было в их жизни праздника, подобного этому. Прямо на улицах накрывались для всех желающих пиршенственные столы, и любой простолюдин мог вкусить изысканные яства, достойные королей. Во множестве выступали заезжие актеры и музыканты, желавшие посостязаться в своем искусстве с прославленными мастерами Алигаиса. Так велика была радость, что друзья и просто знакомые, а нередко и незнакомые друг другу люди прямо на улице, на глазах у всех бросались друг другу в объятия. Все обменивались дарами, ибо праздник был у каждого жителя Города Красоты, Принцесса которого выходила ныне замуж за принца из могущественной иноземной державы. И как вихрь пронеслась по Алигаису неожиданная и радостная весть – этим вечером молодожены выйдут на дворцовый балкон и предстанут взору всех желающих! Ибо совсем скоро юная невеста вместе с женихом навсегда покинет родной город, а потому ей более нет нужды скрывать себя от народа. Было также сказано, что сегодня же Её Высочество будет играть на своей великолепной скрипке, и эта новость вызвала едва ли не большее удивление, чем первая, ибо об искусстве юной скрипачки ходили самые безумные слухи. Во всех храмах города в этот день проходили торжественные службы. Седые почтенные жрецы и прекрасные юные жрицы, каждый на свой лад, молили Богов благословить брак и Принцессу Алигаиса. Богато лилась кровь жертвенных животных, и изрекали прорицатели благие предсказания, ибо никто не желал навлечь на себя гнев Королевской Семьи. Однако один искусный Гадатель, сидевший в то время в своей каморке, возносил молитвы своему Богу и смешивал отвары священных растений в хрустальной чаше. Желал он узнать подлинную судьбу намечающегося союза и вопрошал об этом Высшие Силы. И вздрогнул Гадатель, увидя, что зелье в чаше сперва засияло ослепительным серебристым светом, а потом внезапно вскипело багряным пламенем и яростно зашипело. Затем же успокоился отвар и стал кромешно черным и неподвижным, лишь испуская зловонный запах. Задрожал тогда Гадатель в страхе, что чем-то прогневил Богов, поспешно вылил прочь зловещую жидкость, сам же встал на колени и стал молиться всеми известными ему искусными словесами. Но никто и ничто не в силах преодолеть волю всемогущего Рока. Настал вечер, и веселье горожан, смешанное с ожиданием, переходившим в нетерпение, достигло пика. Рекой лилось вино, пелись песни, играла музыка, слышались крики горожан, взывавших к принцессе. Все больше народу собиралось на площади перед дворцом. Мужчины, дети, старики, все спешили взглянуть на одну из тех, в чьих руках находились судьбы Города Искусств и Красоты. Были там, среди прочих, и стражники, ибо никто давно не верил, что городу может угрожать какая-либо опасность, а тем более в день такого великого торжества. Там же были и многочисленные воины и придворные из Остгервана, которые не были допущены во дворец, а также многие иные, не очень знатные гости. Огромная пестрая толпа жаждала самого необычного зрелища за весь день. И вот послышался удар колокола, после которого все мгновенно умолкли. На балкон медленно и плавно вышли две высокие фигуры, красота которых мгновенно пленила собравшихся. Принц Остгервана, высокий статный мужчина, вышел в боевых доспехах и длинным двуручным мечом на перевязи. Была его поступь поступью истинного воина, в глазах же горели властность и благородная гордость. Красив был Принц, но куда прекраснее была стоявшая рядом Принцесса Алигаиса. Её подвенечное платье было верхом искусства множества мастеров, и, стоило его обладательнице выйти на балкон, как в ночи расцвел цветок, по чистоте сияния неотличимый от Солнца. Глубоки и красивы были её холодные глаза, которыми смотрела девушка на толпу. Глубоко загнала она чувства, терзавшие её сердце. Принцесса должна быть прекрасна и невозмутима! Радостные крики приветствовали молодоженов. Кто-то даже упал в обморок, пораженный красотой принцессы. Она же, не тратя времени на речи, достала с пояса скрипку и, опустив на неё смычок, начала играть. Сперва была та мелодия тихой и нежной, заставляющей людей успокоиться и погрузиться в раздумья. Каждый вспоминал свою жизнь, детство и юность, проведенные в прекрасном Алигаисе или в иных краях. И сердца людей наполнялись спокойным довольством. Потом стала музыка более быстрой и смелой, куда-то зовущей, тянущей к таинственной линии горизонта. И каждый вспомнил все свои самые отважные и дерзкие мечты, сбывшиеся или несбывшиеся, возможные или невозможные. Все, включая самых глубоких старцев, вдруг стали юными и наивными, все были готовы устремиться за чудесной скрипкой в неведомую даль. Все громче становилась музыка и все более глубокой, всеобъемлющей. Слышался ныне в ней и рев ветра, и грохот водопада, и пение птиц, и людской смех, глубокий и искренний. Не выдержали люди, закружились в безумном танце, Принцесса же играла все быстрее, с улыбкой глядя на покорную своей воле толпу. Не находили себе места в те минуты искуснейшие музыканты Алигаиса, ибо чувствовали, что никогда не достичь им подобного мастерства, ибо бессильна вся их ученость перед этой величественной красотой. Но и их сердца наполняла невероятная радость, ибо никто не в силах был в ту ночь грустить и тосковать. Пока некоторые из людей не стали слышать иные звуки, раздававшиеся откуда-то издалека и властно разрушавшие гармонию, созданную Принцессой. Сначала почти никто не замечал этих далеких нот, принадлежавших совсем иной мелодии. Но постепенно все слышнее становился какой-то грозный рык, раздававшийся с дальних холмов. Был он искусен и мелодичен, но наполнен невероятным гневом и отчаянием. Услышала эти звуки и Принцесса, и она-то могла догадаться об их источнике, но лишь сильнее ударила по струнам, убыстряя невероятный вальс в надежде заглушить чужую музыку. Слишком поздно почувствовал Алигаис приближение беды, потом же никто уже был не в силах с ней совладать. Сначала вскрикнул кто-то в одном из дальних домов, по болезни или ещё какой причине не пришедший на главную площадь. То был вопль смерти, мгновенной и жестокой. За ним последовали другие, и уже многие из танцующих в тревоге замирали и начинали озираться по сторонам. Но Принцесса все играла, заставляя их кружиться в безудержной пляске, несмотря на иную, чуждую мелодию, которая становилась все громче и навязчивее. Пока, наконец, не превратилась в громогласный удар грома, от которого зашатались дома и стены, а люди в ужасе попадали на землю, закрывая головы руками. Огромная огненная молния ударила в шпиль дворца, и распался тот на куски, проваливаясь вниз и разрушая чудесное творение древних мастеров. Завизжала принцесса, отбрасывая скрипку. Принц попробовал выхватить меч, но выскользнуло грозное оружие из рук его и обрушилось на серебряный инструмент, разбивая его на мелкие кусочки. Иная мелодия заполнила собой все. Она шла по городу, разрушая дома и храмы, обращая камень в мелкую труху и разрывая узы, до сей поры сдерживавшие буйство стихий. Затряслась земля, покрылась трещинами, засасывавшими деревья, людей и развалины, начали рушиться вековые скалы, внизу же забурлило в невероятном шторме и стало подниматься море. Ожил великий Океан и бросился на давно вожделенную жертву. Скоро потоки воды уже были на улицах города, засасывая в огромные воронки и водовороты немногих выживших. В один день обратились в ничто красота и могущество Алигаиса. Принцесса Илона, захлебываясь и пытаясь удержаться на плаву, хотя ей уже и было понятно, что спасения нет, увидела огромный силуэт исполинского мужчины, нависший над городом. Великан был огромен, могуч, твердыми были его ноги и прямой – спина. Лицо в справедливом гневе было поистине прекрасным, а руки безостановочно играли на скрипке, и та мелодия была мелодией Разрушения. Вот как звалась истинная стихия безобразного музыканта, и лишь в ней обрел он красоту, но и сгинул вместе со своей жертвой. Наутро на месте могучих скал и некогда стоявшего на них прекрасного города был только широкий залив, глубоко врезавшийся в сушу. Страх и ужас охватили окрестные земли, и долго никто не смел приблизиться к месту, где некогда стоял Алигаис. Лишь однажды случайно проходил мимо одинокий путник. Увидел он лежавшую на морском берегу просто и неприхотливо изготовленную деревянную скрипку и подобрал её, подумав, что нашел подходящий подарок для ожидающего дома сынишки.
Из зла лишь зло способно возродиться...
Учит жестокости. Нужно ли?
Из чего Вы делаете такой вывод? Имеете право, но эту сказку можно понимать и по-другому, по-моему.
Каждый герой этой сказки жесток по-своему. Неоправданно жесток.
Своего рода конфликт идей. Читатель может занимать ту сторону, которая ему ближе. Или не занимать никакой. Но задуматься, по-моему, заставляет.
Или прийти к выводу, что в этой
Или прийти к выводу, что в этой жизни жестокость - основа всего.
Честно, не думал об этом. Но да, такое прочтение возможно. Идея ведь тоже достаточно распространенная и едва ли совсем не обоснованная.
Вот именно эта-то её обоснованность и пугает. Трудно сделать следующий шаг: признать шаткость такой позиции.
Спасибо. Ваше мнение для меня ценно. Неожиданный взгляд, но оправданный вполне.
Отлично сделано. Как раз смотрю фотографии из Нойшванштайна...