Разговорить его было непросто, Хоть выпил много и часто курил. Худой, небритый, небольшого роста, Он раньше в расстрельной команде служил. Что больше всего меня в нём поразило, Во время рассказа - эмоции ноль. А я вместе с теми, кого выводил он, Испытывал ту же душевную боль. Он мне говорил : "Ты представить не можешь, Что люди творят перед смертью своей. Слезами и криком уже не поможешь, Когда конвоир звякнет связкой ключей. Кто веровал в Бога, молитву читает, Иные скулили и ты мне поверь: Народный артист в жизни так не сыграет, Как ЭТИ, когда открывается дверь. Скажу тебе честно, куда там Шекспиру. Подмостки и стенка, здесь весь реквизит. Беру карабин, будто Гамлет рапиру. Я стольких казнил, что рука не дрожит. Он выпил ещё, закурил самокрутку, Прищурил глаза и такое сказал : " Ты очень похож, погоди ка минутку, На двадцать восьмого, что я рассстрелял".