Перейти к основному содержанию
одиночество Мэ'ттэра
Не прошло и полгода, как И'нзи Мэ'ттэр вышел на пенсию, а ему уже казалось, будто пролетела ещё одна жизнь, - однообразная, скучная, продиктованная спокойным голосом доктора или режиссёра: «туда нельзя», «это вредно», «непременно ограничить», «не нервничать», «перед сном лучше посидеть в кресле-качалке, возле озера»… тихого спокойного озера, на берегу которого устроена его давнишняя мечта. А и в самом деле: чем плох этот двухэтажный дом с окнами на водные просторы? А этот сад с диковинными растениями, названия которых он уже и не помнил?.. Сад подходил к самой воде. Берег был укреплён большими круглыми камнями, куда заворачивали изящные кварцитовые тропки, заканчивающиеся тремя роскошными, удобными скамейками, как будто специально созданными для больной спины хозяина. Нельзя не упомянуть о чудном флигеле в китайском стиле, где прячась от жаркого солнца, дремал его любимый мраморный дог. В остальное время дог носился по саду, гоняя коричневых пузатеньких птичек, беззлобно ворча на зелёных стрекоз. Иногда, совершая недолгие вечерние прогулки, Мэттэр начинал замечать, что его сад какой-то не настоящий: ровно подстрижена трава, несерьёзные округлые кроны экзотических деревьев, а ещё этот флигель, как на даосских гравюрах… «Но, всё же, забавно…», - думал он. Стоял тёплый августовский вечер. Светила оранжевая луна. Над горизонтом тянулось сизое облачко (последний свидетель уходящего заката). В саду горели жёлтые фонари. Дверь в доме была открыта, и оттуда распространялся ароматный запах готовящегося ужина. На одной из скамеек дремал Мэттэр. Спокойное шлёпанье волн усыпило его. Авгу’ста (пожилая служанка французского происхождения) позвала, было, хозяина на ужин, но увидев, что он дремлет, решила не беспокоить его, выпустила дога и… пожалела: дог прямым ходом понёсся к спящему. - Оле’тто! Оле’тто! – позвала она пса, но… Дог подбежал к Меттеру, положил ему на колени свою горячую морду и грустно посмотрел на спящего. Мэттер проснулся. - А, Олетто, это ты? А я, друг, ещё посижу… Ты беги, скажи Августе, чтобы она не дожидалась меня к ужину… ложилась спать... Пёс тут же рванул к дому, как будто бы понял, о чём просит хозяин. Одиночество. Довольно странное состояние, это одиночество… Пугаешься собственного голоса… Долгое молчание атрофирует способность воспроизводить слова. Начинаешь вздрагивать при звуках шороха, скрипа, капанья воды из крана… Всё чаще в голове всплывают образы из прошлой жизни… Иной раз такие реальные, что можно даже увидеть, если усилить воображение. Но, это уже через чур… Это страшно… Семья. Была ли она у него? С женой он расстался давно - лет двадцать назад… Детей не было. Единственное спасение – работа. Конструкторское бюро, ракетные двигатели, суета, весёлые, остроумные коллеги, частые смены декораций, новые впечатления, поездки по миру… Всё в прошлом. Августа? Нет: круг её интересов слишком приземлён… Куда уж ей до его небозвёздности… Нет, бесспорно она добра, беспокоится о нём, отлично справляется по дому, но… Вот именно – «но»!.. И тут случилось следующее: луна к тому времени была уже не оранжевой, а бело-жёлтой и такой яркой, что, казалось, можно разглядеть каждую травинку с расстояния десяти метров… - Мэттер, хватит спать!.. Просыпайся!.. – пролился из-за дерева странный голосок. «Подобными голосами озвучивают детские мультики», - подумал конструктор. - Кто это говорит? Покажись… Я тебя не вижу… - прохрипел Меттер. - Да щас, выйду… Соберу вот только шарики…, - ответил всё тот же голосок. - Какие шарики?.. А, понял: сон мне снится, наверное… - Не знаю, что там тебе снится, но только я - абсолютно настоящий… И с этими словами, из-за толстого ствола приземистого дерева показался не то робот, не то детская игрушка, не то, что-то серьёзное… В общем – гибрид. Внешне, эта игрушка, чем-то походила на мультяшного персонажа. Наряду с цветными пузырьками и шариками, незнакомец отсвечивал любопытными стекляшками приборов, кнопочками, светящимися лампочками, похожими на ёлочные гирлянды и малюсенькими тарелочками антенн. - Ну и чего мне с тобой делать, приятель? – широко зевнув, произнёс конструктор. - Давай, хотя бы, поболтаем… Может, ты мучаешься каким-нибудь вопросом? Я помогу…, - прогундосил незнакомец. - Для начала, было бы неплохо узнать: с кем я разговариваю всё это время…, - почти членораздельно сказал конструктор, затем закинул ногу на ногу и сплёл перед собою руки. - Если хочешь, зови меня – Бодл Фабл…, - недовольно буркнул визитёр. - Как-то очень сложно… Может, я буду называть тебя – Анри’? Так звали моего кота, пока с ним не расправились вороны… Вечная ему память… - Не надо меня называть кошачьим именем. Моё имя – Бодл Фабл. А вообще, если полностью, то – Bodl 800 ZFIB Fabl E 9. - Нет, дружище, этого мне не запомнить. Пусть уж лучше – Бодл Фабл. - Ну и… - Ты ждёшь от меня вопросов? – улыбнулся Мэттэр. Последовала пауза. Думая, чтобы такого спросить, конструктор вытянул ноги, положил руки на спинку скамейки и глубоко выдохнул. - Видишь ли, Бодл, я давно живу на этом свете, многого достиг, многое потерял, не раз разочаровывался в приобретённых знаниях, подвергал сомнению многие истины, спорил с великими мира сего, начинал сызнова… Ты знаешь, Бодл, недавно я понял одну вещь: мы совершенно не знаем кто мы и куда мы двигаемся… Тема божьей любви, гармонии и миропорядка очень зыбка: многие трактуют её по-своему. У каждого свои представления о доброте, гуманности, устройстве мира… И снова всё распадается… Любить всех – невозможно, любить врагов – невозможно, прощать подонков – невозможно, да и совесть, стремящаяся облачить провинившегося в костюм шута, выставляет на всеобщее обозрение уже не провинившегося, а представление о нём других… Знаешь, бывает, что совесть вообще не тревожит душу. И надо бы… А на душе покой и благодать… И есть ли она вообще, эта совесть? Другой раз случается: человек мучается, казнит себя, бывает - годами, а то и всю жизнь.. Что же на выходе? Глупость и смех… Над чем? Во имя чего? Может быть, он просто болван? Так нет: разумный человек, прекрасный друг и вдохновитель… Мы все - просто слепые котята, Бодл… Сначала нам рассказывают сказки, затем сказки взрослеют и превращаются в религиозные догмы, программируя нас на неукоснительное выполнение их, далее – вообще тьма… Наконец – старость и… смерть… А ведь стоит только вдумчиво перечитать эти взрослые знания, которые, собственно, и не знания вовсе, и картина мира рушится, буквально, на глазах… Есть, конечно, отдельные детали, которые свидетельствуют о далёком прошлом нашей планеты, но этот мизер невозможно превратить в целую картину: тысячи и тысячи фрагментов утеряны навсегда… - не без жара в голосе говорил Мэттер, глаза его горели. - Что я могу тебе ответить? Я – бездушный аппарат одной из межгалактических лабораторий…, - удивился Бодл Фабл и запереливался всеми стеклянными компонентами своего искусственного тела. - Вот и хорошо! Значит, ты не способен на ошибку! Что может упустить человеческий глаз, то никогда не упустит объектив фотокамеры, потому что он объективный свидетель происходящего вокруг нас. Понимаешь? – с твёрдостью в голосе проговорил Мэттер и, подойдя к Бодлу Фаблу, пристально посмотрел в его блюдцеобразные глаза, в которых светился бледно-зелёный свет. - Понимаю, понимаю…, - прогудел аппарат и, оторвавшись от земли, прыгнул на длинную ветку старого дерева. - Вопрос тебе мой понятен… Следовательно, ты можешь на него ответить… - Вопрос то понятен, но он не совсем моего уровня… Ты посмотри на меня. Разве такое чудо способно ответить на подобный вопрос? Но поскольку, всё-таки, я не пустая жестяная коробка, что-то, возможно, и объясню…, - осмелел Бодл, увидев, что в нём определённо нуждаются. - Господин Мэттэр, уже поздно!.. Вы идёте в дом?.. – раздался в полумраке голос Августы. - Нет, дорогая… Ложись спать… Не беспокойся обо мне!.. - крикнул в ответ конструктор, удивившись, что Августа никак не прореагировала на присутствие светящегося незнакомца. - Не удивляйся, Инзи… Я отключил в её мозгу восприятие моей сущности… Мы ведь, хотели поговорить наедине…, - спокойно прогундосил Бодл и приготовился к серьёзному разговору. Откуда-то прилетел лёгкий ветерок, качнул округлые кроны низеньких деревьев и сорвал с Мэттера шляпу. Шумно забили крыльями перепуганные птицы, а шлепки волн стали звучать более отчётливо. - Знаешь, Инзи, ваша человеческая жизнь на девяносто восемь процентов состоит из разлагающейся плоти и путаницы ума. Природа радует вас, но вы ей чужды, поскольку живёт она совсем по другим принципам, нежели вы о ней думаете. Вы строите какие-то модели, выдаёте их за истину, молитесь ей, спорите друг с другом, убиваете друг друга, придумываете всякого рода ерундовины, противоречите сами себе… В общем, Мэттер, я, кажется, повторяю тебя… - Но что делать, Бодл? Для чего живём? Что там за порогом смерти? Что-то ведь должно быть?.. Иначе нет смысла нашему существованию… Если там ничего нет, значит: умри ты девяносто летним стариком или двадцатилетним юношей, твоё исчезновение в любом случае бесследно сотрёт твою прошлую жизнь, уничтожит, сравняет все возраста в одном небытие. Какой смысл? – явно нервничая, проговорил Мэттер, заёрзав на скамейке, как нетерпеливый пятилетний ребёнок, ожидающий именинного подарка. - Тут я вот что скажу: ты ведь знаешь - человеческая плоть не может жить без силы, которая приводит эту плоть в движение. - Да, конечно… Но мозг… - Твой мозг такое же мясо, как и сердце с почками… И ничего в твоём мозгу не произойдёт, пока некая сила не станет включать и выключать рецепторы, направляя и перенаправляя сигналы побуждающие твоё тело к разного рода действиям. Ничего не происходит само по себе: у каждого явления есть своя причина, а у той – своя…, - с уверенностью в голосе сказал Бодл и спрыгнул с ветки на землю. - Следовательно, моя истинная природа погружена в некую несовершенную, гниющую субстанцию, вводящую её в заблуждение… Но, по какой причине? Это наказание? Шанс прорости к знаниям? Обрести утраченное? – взволнованно спросил конструктор. - Не знаю, Инзи… Но, мне кажется, что здесь есть определённая логика… И всё-таки, возможно я ошибаюсь… - А если мы - результат скрещивания видов? жертва инопланетных экспериментов? временно созданные и брошенные на произвол смертники? - Так или нет, Инзи, но твоя истинная природа руководит твоим мясом… - Истинная природа? А что это такое? Что это за энергия, Бодл? – вскочил со скамейки Мэттэр, как будто чуя разгадку своих мучений. - Я так думаю, что корни этой энергии уходят в метагалактический центр… А это, извини, мне не по силам…, - с грустью выдохнул Бодл и заискрился неоновым светом. - Понятно, мой друг, понятно… Понятно, что ничего не понятно, - улыбнулся конструктор, достал из кармана короткого демисезонного пальто дубовую трубку, набил её душистым табаком и, раскурив, замолчал… - Ладно, Инзи, пойду я… Время уже позднее… Тебе надо выспаться…, - весело прогундосил визитёр и… также быстро исчез, как и появился. …и Мэттер отправился в дом, где у дверей кабинета наткнулся на спящего Олетто, что, не дождавшись своего хозяина, уснул спокойным сном сытого пса. Он даже не поднял головы, когда, в полумраке, ботинок хозяина легонько коснулся его брюха.
Ну, вот что тут скажешь...Это стОящее произведение. Жаль, что закончилось на самом интересном месте, но в жизни так часто бывает. Понравился именно слог и ощущение скрывающегося за ним потенциала.
понятно, что ничего не понятно:) и нет ответов на эти вечные вопросы...