От веселья сто вёрст, до веселья с петлёй или плахой нам бежать и ползти, день за днём, остывая во тьме, прикрывая свой срам одиночеством, словно рубахой по словам, по делам, по холодной, как время, зиме. Время свито в кольцо, и надето на твой, безымянный, обезумевший город стальной, дребезжащей струной подвывающей в тон полусонной тоске оловянной, расплескавшейся серым плевком по сырой мостовой. Сжав свои кулаки, ты в озябшие дуешь ладони, но, повёрнутый в профиль, век, тихо считая до ста где-то на сорока оставляет сидеть на перроне и секирой потерь намечает границы поста…