… А я была надменна и проста, и глядя в никуда, и стиснув руки, тихонько выдувала изо рта стихов стеклянных медленные звуки. Они звенели тонко, как бокал, в котором стыла кровь, вину подобна, рука ласкала гладкие бока, ложась на них уютно и удобно. Но, что-то изменилось и слова, вот только что – прозрачно-невесомы, сгустились, и пригрезился провал моих стихов. Давлением несомый, стеклянный стих, царапая гортань, наружу вытекал, окрашен красным, больным. И я шептала – Перестань! Напрасно… Оставаясь неподвластным, он тёк и тёк из онемевших губ, придерживаясь ритма колдовского, а мне казалось – я ещё могу остановить. Он прорывался снова, он колдовал, шаманил, усыплял, он заставлял и плакать, и смеяться… А где-то вдалеке плыла Земля, и ветры обрывали цвет с акаций, ручной прибой облизывал песок, и убегал, оставив клочья пены… Стеклянный неустанный голосок стихал и удалялся постепенно. И я проснулась, там же, посреди чужого дома, где собрались слушать мои стихи… Мой рот был невредим, но я оглохла, будто бы беруши в ушах застыли. Хлопанье ладош беззвучно, как в немом кино, а титров совсем не видно. Слышен только дождь – когда подкрался этот ливень хитрый? Когда в окне созреть успела ночь, перескочив небес вечерних алость? Всё было сном. Лишь красное пятно печатью на платке моём осталось. 30.10.16.