Всем хороша игра фигурок деревянных: и музыка, и смерть, и зимняя пора в угрюмом танце их. Из тополя сухого, из липы и сосны, ореха или вишни мерцающие головы и торсы, похожие на свечи в полутьме. А где же мастера? Ушли и не вернутся. И дымкой золотой подернут мир вокруг. Краснодеревщик, часовщик, фонарщик возникли на пороге, но их лица - мираж, и вот они исчезли торопливо, как будто кто-то их убрал с доски. * * * Я вернулся, но узнать не смог ни улиц, ни домов, ни лиц прохожих. Все другое. Там, где раньше было кладбище, сегодня занесенный снегом парк и пруд стеклянный. Город за ночь совершенно изменился, как всегда – но я привыкнуть не способен. Лишь маршруты электричек постоянны, лишь подземки переполненные залы не меняются, когда пробъет двенадцать. А когда-то были дни неотличимы друг от друга, словно новые перчатки. Дождь за окнами и сонные соседи. И багряная листва на темных ветках. Я почти забыл об этом, а другие если помнят, то скрывают друг от друга. * * * Следи, мой друг, следи за тем, как профиль твой становится точней и правильней, и строже. Как нос похож на клюв, а, может быть, башмак из кожи бычьей или медную подкову. Вот это упрощение всех черт и есть примета приближенья к совершенству. Еще совсем чуть-чуть и станешь ты похож на оттиски богов и доблестных вождей с монет старинных – финикийских, римских. Тогда придет пора, похожая на сон, и зеркала завесят черной тканью.