«Первая любовь — это не первая и не последняя. Это та любовь, в которую мы больше всего вложили самих себя, душу, когда душа у нас ещё была». – Сказал однажды Александр Вампилов.

Да, всё так, если принимать в расчёт, что любовь смеётся, плачет, противоречит, движет, дурманит и даже сводит с ума. А если сравнивать все мои первые любви с пьянством, то смею вас заверить, что в таком случае я выступаю самым, что ни на есть, отъявленным закоренелым алкоголиком. Здесь присутствует всё: и запой, и жажда похмелья, и даже те самые белочки навещают от случая к случаю в доску больного алкоголика, страдающего любовной зависимостью. Мол, вот ещё сравнения придумал, фыркните вдруг вы. А как же, поймите сами, да и представьте только себе: ведь ещё окончательно не отрезвев от только что прошедшей любви, я трепетно и бесповоротно хватался за новый стакан, который наполненный оказией стоял передо мной и нетерпеливо ждал, когда же я его скорейшим образом опрокину внутрь своих великих возможностей. Но здесь, именно в этом моменте, очень даже важно отметить удивительную разность, в том или ином случае, опустошения стакана полного любви. Хряпнуть стакан с водкой – это одно. Когда по всем жилочкам обвалом растекается тепло страстного желания, когда ты следом опрокидываешь второй и третий стакан, и, в конце концов, мчишься за добавкой, превращаясь постепенно в грязного неразборчивого поросёнка. Выпить вина – совершенно другое дело, когда ты словно околдованный идёшь вслед за собственными чувствами необыкновенными. Я бы сказал, чувствами Сусанинскими, уводящими заворожённого человека далеко вглубь придуманной дремучей чащи любви. В которую легко зайти, но трудно выбираться. И, наконец, коньяк… О-о-о, что да, то да… Это, когда по чуть-чуть, и по маленькому-маленькому глоточку. Это, когда ты действительно вкладываешь полностью всю свою очарованную душу, всего самого себя, влюблённого и счастливого в неповторимый аромат и вкус. Нет, конечно, в эпицентре первых любовных событий, я не ощущал этого всемирного счастья. Даже, порой, всё выходило наоборот. И только сейчас, в это сегодняшнее время, когда давно перешагнули мои возрастные переживания далеко за полтинник, в здравом уме и полной памяти, ваш покорный слуга, окончательно осознал, что в действительности, по настоящей честной честности, тот юный влюблённый мальчишка был на самом деле беспримерно счастлив.

Говорят, что бомба, сброшенная с самолёта, в одну и ту же воронку дважды не попадает. Ещё как попадает, уверяю вас. Ведь прошло совсем немного времени от моей очередной первой любви, как я снова влюбился в пятый раз. И что самое интересное, Танечка, так звали мою новую возлюбленную, была тоже старше меня на десять лет. Она училась на филфаке и проходила практику в нашей школе в качестве вожатой, иногда подменяя преподавателя по какой-либо вынужденной причине. Влюбился я сразу, как только она появилась на школьном горизонте с мальчишеской причёской и милым взглядом моей мечты. Прошлась Танюшка в коротенькой модной тогда юбчонке мимо нас, пацанов, «стоящих во всю на голове» во время бурной перемены, ошарашив, озадачив и убив. Остолбенел в момент я, перекошенный во взгляде удивлённом, и еле-еле успел поймать обеими руками отваливающуюся собственную челюсть, чуть-чуть не упавшую с грохотом на пол к её ногам. Причем, никогда не подумал бы я тогда, что она студентка-практикантка. От силы, предполагал, что в девятом классе учится, на пять лет всего-то старше.

Ах, уж эта практикантка! Ведь бум гитарный, самый что ни на есть, по всей стране Советской в то время счастливое бушевал. Старший брат мой и его друзья, все поголовно влюбились в Танечку и пели песню под плохо настроенную гитару - бренчание той удивительной эпохи:

«Студентка-практикантка входила в класс не смело.

Урок вела краснея, как будто в первый раз…

И почерком красивым отметки выводила,

Ведь перед ней был первый, её десятый класс».

Но самое интересное и, наверное, главное совпадение - в припеве этой обаятельной песни практикантку тоже звали Таней.

«Вы не смотрите, Таня, что я учусь в десятом

И что по крыше гоняю голубей.

Вы извините, Таня, что я любил когда-то…

А теперь люблю Вас, люблю Вас, хоть убей»!

В этот океан массового гитарного увлечения целиком и полностью с головой окунулся и я. Вот, что любовь делает с человеком! Мне непременно нужно было доказать всему миру, что я могу, что умею, что есть у меня великие способности к музыке и любовь при этом помогает творить просто удивительные чудеса! Буквально через неделю я с душевным упоением без единой фальшивой ноты играл соло из кинофильма «Генералы песчаных карьеров». На нашей городской гитарной фабрике производились только семиструнки и продавались от семи до семнадцати рублей. Мы делали просто: убирали седьмую струну, чертили на бумажке шесть полос, разделяли их на лады и ставили крестики, показывающие какую струну и в каком месте нажимать сбитым в кровь пальцем без всяких, к чертям собачьим, нот и обозначений аккордов. При этом заметьте, расстояние между струнами было гораздо меньше, чем на настоящей шестиструнке, поэтому обучение проходило гораздо труднее. Но я был готов на любые испытание. Ведь просто необходимо требовалось за короткий промежуток времени изучить хотя бы одну песню, чтобы при случае показать своей возлюбленной, каким удивительным образом я владею этим сложным музыкальным инструментом. Женька, брат, завывал про тополя, которые в пуху и про колокола, которые зазвонят опять, и даже про девушку плачущую в автомате. Но, я выбрал себе такую, такую песню, которая, вне всякого сомнения, по моему же мнению, должна была сразить наповал мою Таню, сразу и бесповоротно. Это была песня… Это была песня, про ковбоев!

«Ярко светит луна, хоронясь за листвою

По дороге ночной проскакали ковбои…

Трое сильных коней, три ножа, три нагана,

Трое верных друзей, три ковбоя усталых.

Да, это была самая первая песня, спетая мной под гитару на трёх незабываемых блатных аккордах. Теперь, думал я, моим старшим конкурентам никогда-никогда не обскакать на гитарном поприще, если дело коснётся любви и пения серенады под балконом обожаемой девушки. Сейчас-то, конечно, смешно, ведь сам же и представляю, будто стою полным идиотом под балконом и пою песню любимой практикантке про каких-то ковбоев, но тогда… В то замечательное доброе время безалаберного мальчишеского детства мне это казалось каким-то невероятно-потрясающим, с ног сшибающим действом! И ещё… У меня против этих соперников был неубиваемый козырь: Таня на лето становилась вожатой в летнем лагере, куда я, невзирая на полное удивление родителей, сразу записался одним из первых. Летом в обязательном порядке меня отправляли, по моему же собственному страстному хотению, в деревню к бабушке и никуда больше. А тут, я напросился в лагерь без всяких на то объяснений.

- Странно как-то это всё, - сказала мама, посмотрев на папу.

- Может, взрослеет, - ответил папа. - Ты, это самое… поаккуратней с ним.

В то время прошёл фильм по телевизору «Дон Кихот». В нём-то, по мнению сверстников - обыкновенной киношке, я увидел нечто такое, что стучало в унисон с моим детским сердцем, что тревожило мою нежную душу, что не давало покоя и направляло на совершение великих подвигов. И когда друзья брата обсуждали в неприглядно хамском, грубом виде мою «Дульсинею Ивановскую», то я весь напрягся, и ринулся было с кулаками на них на всех, но вовремя остановился, потому что уже не однажды получал хороших тумаков. Да, Вова, подумал я тогда, ни хрена ты не «Дон», а трусня позорная. Во мне всё бурлило и клокотало, но быстро были найдены оправдательные объяснения, после чего только и оставалось - это выкрикнуть такие слова:

- Эх, варвары! - сотрясало воздух, но сотрясало таким образом, чтобы как бы и не к соперникам относилось, а просто в небо. – Цезарь скоро подрастёт!

- Чаво? Чаво мелешь, сапля? А ну чаши, пакедова па шее не схлапатал. – Услышал я уже вдогонку, по пути проколов два задних колеса у велосипедов, стоявших за углом дома.

Про себя тем временем думал и торжествовал, ваш добрый рассказчик, в полном смысле этого слова, что пока они тут чавокают, я буду каждый день, находится рядом с ней в лагере. И действительно, до такой степени сблизился и сроднился в плане платонической любви с Таней, что уже хотел её видеть не только здесь, но даже у себя дома. Я запросто величал её Танечкой и этот пример оказался настолько заразительным, что вожатую стали так называть все дети. О чём тут говорить, дошло даже до того, что я, без малейшего угрызения совести, мог свободно подойти и спросить недостающих двух копеек на маленькую кружку кваса, продающегося из огромной бочки напротив школы. Да-да, недостающих монет к моей одной копейке, которую буквально за минуту до этого нашёл на дороге.

У старшеклассников была военная игра «Зарница», а у нас великая эпопея «Про индейцев». Мы запоем читали Фенимора Купера и ходили в кинотеатр «Искра» на эти завлекательные фильмы из ГДР. Двадцати копеек было достаточно, чтобы потратить десять на фильм, а на остальные купить стакан лимонада и театральных леденцов. А после… А после в лес, наряжаться в перья и мазаться акварельными красками. Я, почему-то никогда не хотел быть последним из могикан, но был всегда Виннету. Акварельных красок уходило много и, хоть они хорошо смывались водой, но лица долго потом ещё оставались непонятного цвета. Тане я смастерил кожаную ленточку на голову и воткнул в затылок одно крашенное куриное перо. И неважно, что это была игра, но хотя бы в ней у меня, пусть и ненадолго, пусть на чуть-чуть, была своя собственная вторая половинка, моя скво.

После лагеря мне всё же пришлось уехать в деревню, и в городе я появился только к первому сентября. По-прибытии тут же помчался к Танечке домой. Она жила в хрущёвке на третьем этаже, поднявшись на который я с биением сердца позвонил в дверь. Через несколько секунд вышла Таня. Она была в светлом платье в горошек, по всей видимости, куда-то собралась перед моим приходом. А я был… на вершине, что ни на есть всамделешного счастья. Показалось вдруг, что мы не виделись с ней целую вечность! Я даже, было, встрепенулся и дёрнулся обниматься, но вовремя остановился, а она… только и сказала удивлённо:

- Вовка, ты? Каким ветром занесло?

- Я это… как его… там…

- Ну, раз пришёл, проводишь меня до почты. Посылку надо получить, заодно и донести поможешь.

На небе гуляла одинокая тёмная тучка, а солнце палило на всю Ивановскую. Когда я немного задержался, чтобы завязать шнурок китайской кедины, то чуть не провалился сквозь землю. Ведь узрел необыкновенную картину, от которой почти что сошёл с ума. Милое солнышко удивительным образом просвечивало Таничкино платьишко, показывая на всеобщее обозрение красивую обаятельную фигурку в маленьких трусиках под цвет платья. Но это ещё что, самое главное случилось буквально через пять минут, когда та самая единственная тучка, вдруг закрыла солнце и пролилась на нас коротким, но сильным ливнем. Я тут же в секунду одну только обалдел, офигел, охренел и всё вместе сразу! Лёгкая ткань моментально промокла насквозь, и влага достала до нижнего белья! О, Господи… я увидел всё: и небольшую соблазнительную грудь и даже тёмные волосы на лобке. Люди добрые, что тогда со мной творилось, это не высказать никакими, к чёрту, словами. И тем более никаким пером не описать, что со мной потом делалось, целую неделю, причём, по ночам особенно. Один какой-то миг перевернул в моих мозгах напрочь, всё что я думал раньше про любовные отношение между мужчиной и женщиной. И это волшебное видение настолько отложилось в моих в раз озадаченных мозгах, что я по настоящую пору не приемлю грубое порно, но обожаю интересно представленную эротику, чтобы было всё видно, но красиво, со штрихом, с загадкой маленькой и сильным интересом!

Мы в школе уже прошли курс тычинок с пестиками и гоготали до упаду на уроке, когда кому-то приходилось отвечать по этой теме домашнее задание. И вот, после того случая, с обнажившейся невзначай Танечкой, мне подряд несколько ночей снился один и тот же сон. Будто лежит она рядом со мной совершенно голая, а я с особой трепетностью и щемящей нежностью начинаю трогать её тело… рука всё ниже и ниже, и вот, вроде бы должен коснуться того самого места, а там… цветок необыкновенный, но цветик семицветик в натуральную величину – загадай желание. Вот, дрын коромыслом, и думай, что хочешь после таких переживаний. Сосед Андрей, друг брательника, иногда приносил порнографические открытки, чудом добиравшиеся до нас, пацанов, из журналов далёкой Германии, и радостно кричал:

- Гляди, какие лошади!

Не понял я ни черта по началу, что там у него за лошади, а потом… Честное слово, хоть, ваш покорный слуга, и рассматривал запретные карточки долго, внимательно и с особым интересом, но они всё равно чем-то гадским отталкивали. Наверное, этой непростительной открытостью, где сразу в лоб, где грубостью циничной по несовершенным извилинам ещё не совсем устроенного детского мозга. Как бы говоря, что неправильно, что не должно, что по-другому нужно, не так… чтоб не на всеобщее рассмотрение. Короче говоря, стал я на Танечку заглядываться уже немного по-другому и с несколько отличной от предыдущей постановки любовного вопроса.

Однажды случилось так, что учительница по русскому языку и литературе ушла в декретный отпуск и Танечку на время попросили её заменить, пока не подыщут другую. Перед самым первым занятием меня вызвал к себе директор школы.

- Так, Вова, ещё раз Татьяну Сергеевну Танечкой назовёшь, то в лучшем случае пошлю за родителями, а при другом непростительно положении дела, сразу, без всяких на то заморочек получишь по полной программе и… воооон из школы навсегда катись! Понял? – Сказал Евгений Васильевич и потеребил мои непослушные волосы.

- Ага, - ответил я и поплёлся в класс.

Весь первый урок Татьяна Сергеевна посвятила чтению удивительной по тем временам только что вышедшей из издательства книжки «Дядя Фёдор, пёс и кот». Эх, думал я после прочтения, почему же мультик не сделают из этой книжки здоровской? Мультик сделали, но только через десять лет. Таня увлекала своим чтением до радости детской, до самого искреннего смеха, а я попутным делом всё это время глазел, вылупив на полную орбиту свои окуляры, на её ноги, которые она иногда перекладывала с одной на другую. Что тут поделаешь, начались и они у меня, те самые позывы перестроечные, тесно связанные с мальчишескими подростковыми изменениями.

Прошло некоторое время, и я все же решился сходить домой к Танечке. Поднялся на третий этаж хрущёвки и по привычке позвонил в дверь, которую открыла Танина мама.

- Ой, кто тут пришёл, - поздоровавшись, закричала она вглубь комнаты! – Таня, жених к тебе пожаловал!

Через несколько секунд выскочила в коридор моя возлюбленная вся наполненная необыкновенной радостью, которая тут же, в один миг сникла, как только она увидела мою наглую личность, которая припёрлась, по всей видимости, не ко времени и не к месту. А потом… А потом влетел в квартиру на крыльях любви настоящий её жених и ваш рассказчик ушёл понурив головушку свою несолоно хлебавши восвояси.

С этого дня я начал вести себя совсем неподобающим образом. То ли ревность взыграла, то ли ещё чего, но начал я проявлять себя мелким хулиганистым образом. С неба взялись дикие манеры, иногда переходящие в несмешную клоунаду, выражающуюся в громких шагах, неуместных выкриках и дурацких жестах. Двойки полетели одна за другой, а многие ребята из моего класса стали подражать нехорошим манерам из области школьного поведения. Наверное, и у них что-то случилось похожее или им просто понравился мой вид экого дурака, либо сам не знаю от чего. Теперь-то я уверен, что у мальчишек такое бывает в переходный период, но тогда… Тогда Таня сорвалась не по детски! После разговора с директором я никак её не называл, ни просто по имени, ни по имени отчеству, а вот некоторые из ребят удосужились несколько раз прилюдно назвать её Танечкой. Ой, что тут только началось, я увидел новоё лицо своей любимой. Татьяна Сергеевна подняла класс и начала орать бешено и рьяно:

- Вы что, - кричала она, - как бараны за этим хулиганом ходите, подражаете неподобно и скверно!

Уже не совсем точно помню, что Танечка ещё громко говорила, но я, молча, вышел из класса и почти бегом отправился навстречу к собственному дому. Было решено бросить эту школу навсегда. Мама очень сильно переживала, не понимая, как ей, горемыке, в таком случае поступить, тем более без моих каких-либо объяснений. Но буквально на следующий день принесли новость, что Татьяна Сергеевна покинула школу, потому что нашли новую учительницу. Больше я свою любовь не видел никогда. Говорят, вышла замуж и уехала в другой город. А я, буквально через месяц, влюбился в Наташку, с которой меня поставили в пару на уроках ритмики и всю свою последующую жизнь никогда не любил больше старших себя по возрасту.

Продолжение…