Стекло заиндевело, ну и что ж – Вагон на все похожие похож – Всё те же люди, толпы, постоянно. Но ты, как я – в толпу любую вхож, Согреться и унять лихую дрожь Февральских воскресений окаянных. Им нет конца, хоть месяц невелик, В окне луны гримасничает лик – Пособницы запретных отношений. На мне берет – мохеровый реликт, Совсем обвис, практически поник От много-много-летнего ношенья. Да, я из тех, которых тьмы и тьмы, Вагоны эти заполняем мы – Бессловны, несуразны, неуклюжи. Но если нас отчистить и помыть, Отгородить от этой кутерьмы – Окажется, что мы других не хуже. И ты, и я – вливаемся легко В толпу любую – женщин, стариков, Мужчин, детей и милиционеров. Да что грустить – ведь мы везде свои, Мы этот мир разделим на двоих, А можно на троих делить, к примеру. Вот только, кто сумеет третьим стать – У нас с тобой особенная стать, Её аршином общим не измерить. Но там, где три, там может быть и пять, И вдруг прибьётся ворог или тать? А потому, закроем крепче двери. Придя домой, закроем все крючки – Чай, не в метро, здесь гости не с руки, Незваный гость, похож на гвоздь нежданный – Он налетит, как оголтелый скиф, Трущобный царь помоек городских И морду не набьёшь ему – куда нам... Высотный дом из многих сотен сот, У нас ячейка с номером пятьсот, Здесь вечерами тесно, но уютно. Как белки в клетке, крутим колесо, Бежим куда-то – всё или не всё? Мы добежали? Нет ещё, как будто… 09.07.17.