Душа не постарела, и однако не так уже испуганно чиста. И лечится готовностью не плакать, но радостью извечного поста. Вбирает свет протяжного заката, хмелеет негой горного ручья. Она непринадлежностью богата. И не твоя. И не моя. Ничья.