Наташ,очень трогательный рассказ-исповедь.И преломляясь через призму жизни тети Зои этот эффект еще усиливается.

Мне всё близко и понятно... Хороший рассказ. Спасибо, Наташа.

Наталья Сафронова Возможность Если прочитаешь, обидишься, наверное. А другие читатели, забредшие на страницу, будут чувствовать себя неловко, как будто случайно оказались на чужом свидании. Но я привыкла быть с тобой откровенной. И с тех пор, как расстались, ничего не изменилось, я по-прежнему выбалтываю тебе все, что приходит в мою непутевую голову. Хотя раньше такое мне в голову не пришло бы. В последнее время видимся с родными только на похоронах и поминках. Сестра срезала в саду пять гладиолусов, еще раз пересчитала могилы, загибая пальцы, кивнула: да, пять. - Все на новом кладбище? – уточнила я. Положили по цветку деду, бабушке и троюродному брату. Брат сгорел в машине при невыясненных обстоятельствах. Могилы стояли рядком, с редкими вкраплениями чужих. Нынешний год оказался урожайным у смерти, троих унесла. Тетя взяла два темно-сиреневых гладиолуса и положила на могилу мужа, сказала: - А моему Сеньке два. Дядя Слава остался без цветка. - Митрофановы выпалывают цветы, которые мы сажаем. Как сорняки, - пожаловалась сестра. Жена дяди Славы нашу родню не жаловала, мужа, впрочем, тоже. И даже после того, как дядя умер, все еще что-то с нами делила. Могила дяди Славы стала полем сражений. Тетя Зоя с дочерью сажали тюльпаны и бархатцы, а тетя Вика выкидывала их за ограду. Когда сели в машину, тетя положила мне на плечо голову и сказала: - Какая я стала, да? Какая была – и какая стала. Я молча кивнула. Дядя Сеня всю жизнь носил свою Зойку на руках, пылинки сдувал. Он был ее все. И, когда на шестидесятом году дядя Сеня, который сроду не болел, неожиданно слег с инсультом, тетя Зоя так боялась его потерять, что не отходила от него ни днем, ни ночью. При этом утонченная, не державшая в руках ничего, кроме томика Ахматовой, тетя Зоя, научилась ругаться с диспетчером в ЖЭКе, расплачиваться бутылкой с сантехником, жаловаться главврачу в поликлинике и делать уколы. Так они с дядей Сеней продержались десять лет. От пышнотелой тети Зои осталась половина, у нее болят суставы, вылезли вены на ногах, и ей кажется, что в зеркале она видит не себя, а незнакомую женщину с уставшим взглядом. Когда муж умер, тетя Зоя изводила себя вопросами, где она не досмотрела, к какому врачу не достучалась. Вспоминала, как однажды ночью, меняя Сене памперс, испачкала постель, не сдержалась и шлепнула его, и он плакал, повторяя: - Ты била меня… ты меня била, Зоя… Не больно шлепнула, но Сеня обиделся. Здоровый и сильный Сеня вспоминался редко. А поверженный, плачущий, обиженный на свою Зою – часто. И хотела бы она, чтобы он был рядом сейчас? Хотела бы. Без Сени ничего не осталось. Была дочь, и были внуки, и навещали, и радовали, пока рядом. Но потом они уходили в свою жизнь, а тетя Зоя оставалась одна. Вернее, рядом с Сеней. И единственной радостью, иллюзией прикосновения к нему, были эти походы на кладбище. После смерти мужа тетя Зоя снова располнела, ходить ей было тяжело. На лето переезжала в поселок, в дом, доставшийся им от Сениных родителей. Свою долю в родительском доме Зоя оставила брату Славе, не стала с ними судиться, может, поэтому Виктория ее не жалует. Не понимает, а все непонятное пугает. От страха и агрессия. Автобус на кладбище уходил только со станции, но тетя Зоя брала клюшку и шла, торопиться ей некуда. Накануне пекла пироги, раздавала соседям на помин. В саду выращивала цветы, чтобы отнести на могилку, делила с ними свои думы о муже. Однажды встретила на станции Вику, вдову брата. Обожглась о ее ненавидящий взгляд, но все-таки спросила: - Ты зачем цветы со Славиной могилы выпалываешь? - Это сноха, - ответила Виктория. - Так запрети ей, - потребовала Зоя. - Сколько я за твоим братом дерьма вынесла, а теперь еще за цветами ухаживай, - усмехнулась Вика. – Сахарный диабет – это у вас семейное. Ты, смотрю, тоже раздалась вширь. - У меня нет диабета, - испугалась тетя Зоя. - Будет, - пообещала Виктория, развернулась и пошла по своим делам. Тетя Зоя вернулась домой и подошла к зеркалу. Под глазами мешки. Устала, ночь почти не спала. Слушала, как мышь скреблась в темноте. Сеня ставил мышеловки, а Зоя мышей боялась и брезговала. Огородом тоже занимался Сеня, а Зоя развела цветы в палисаднике, сидела вечером на скамеечке с книжкой. Когда муж заболел, даже летом жили в городе, потому что больницу в поселке закрыли. Больных возили в город, некоторые по дороге умирали. Сеня тосковал по деревне, маялся в городе бездельем. Топтался бы на грядках, может, еще жил бы. И это тоже мучило Зою, из-за своих страхов лишила мужа единственной радости. Пока Сеня был здоров, они удивительно дополняли друг друга. Сеня обустраивал быт, пространство, в котором она жила. А Зоя не давала ему скучать. Она вносила в это пространство сумятицу беспорядочной сменой своих настроений, но и красоту, и душевность. И даже то, что она просыпалась среди ночи и нащупывала мужнину руку в темноте, и целовала благодарно и покаянно, обдавало его сердце теплом. Что он без нее? Ослик без погонщика, и какой смысл в таком существовании? Да никакого. Пусть Зоя будет рядом, тогда он будет знать, куда нести свой груз, а главное, для кого. А Зоя без мужа, как былинка в поле. Ветер гнет, она клонится. Но не ломается. Главное, что Сеня у нее был. Это ее корни. Она за него держится даже теперь, когда муж умер. И плачет, и плачется. Но постепенно боль приглушается, а радость оттого, что он у нее был – остается. Он у нее – есть. Ей этого хватит надолго, до конца. Она с ним разговаривает, рассказывает ему – даже не каждый свой день, а всю общую с ним жизнь. Мы вернулись домой, я помогла тете Зое выйти из машины. Усадила ее на скамейке под яблоней. - Тихо здесь. Бывает, за неделю ни разу машина не проедет, - сказала тетя. Мы с сестрой готовили обед. - Приходится возить матери в деревню помидоры с огурцами,- усмехнулась сестра. – Так и не научилась выращивать овощи. - Ей разве много надо? – спросила я. - Аппетит у нее хороший, - не согласилась сестра. – А детей с ней страшно оставлять. Как будто радуется, но как гостям. Ждет, когда уедем. Чтобы энергию на нас не тратить. Приезжаем раз в неделю. Тетя вышла за калитку проводить нас. Мне показалось, что меня она обняла теплее, чем дочь. Сестра вела машину, а я все оглядывалась назад. Тетя Зоя сидела на скамейке, смотрела нам вслед. А мыслями была уже далеко, с мужем. Я думала о том, что мы с ней похожи. Я, молодая, полная сил, живу прошлым. Я тоже всегда рядом с тобой. Ты жив, слава богу, мне не приходится ездить к тебе на кладбище. Но так далеко, как будто в прошлой жизни. А сегодня, навещая покойных родственников, неожиданно представила себе, как я распласталась на твоей могиле. И сколько раз представляла себе, как я умерла, а ты ко мне пришел. Я боюсь таких мыслей. Отчего они? От отчаяния. Только не обижайся, я не хочу тебе зла, ты же видишь, я тебе не мешаю. Это все ненастоящее. Если я умру, а ты придешь, я встану, чтобы увидеть тебя. Просто подсознание, наверное, ищет хоть какую-то возможность встречи. (с) в прозе, конечно, недостатки менее заметны, но не менее мешают восприятию всего текста Оценка: 7

"я по-прежнему выбалтываю тебе все, что приходит в мою непутевую голову. Хотя раньше такое мне в голову не пришло бы." Наташа, мне кажется, что эти два предложения противоречат друг другу. Здесь я подумала о том, что этот рассказ больше находится в области эпистолярного жанра, где дружеское письмо синтезируется с художественным письмом и поскольку работа опубликована, то адресат у письма становится условным. Интересное сочетание, внутри письма идёт художественное отступление - история Зои и Вики, оно уводит далеко от начала письма и поэтому изначальная нить теряется, но вот история досказана и снова появляется истинный ГГ, герой кому это всё адресовалось. Идёт проекция "чужого настоящего" на "своё будущее", насколько это оправдано, не знаю. Вот такие размышления. И немножко всё же неловко из-за невольного прочтения личного письма.

Рассказ, действительно, очень живой. Рассказ-диалог с собеседником, которого нет. Точнее, он есть, существует, но далеко. А диалог, внутренний диалог, не прекращается, не заканчивается, ведётся постоянно, непрерывно... Спасибо тебе, Наташа. С Теплом, Андрей.

Да, прям живо и непосредственно и по-настоящему привлекательно представлена твоя, Наташ, картина. Сайт, мне кажется, нужен нам не для показухи своих совершенных работ, поэтому обязательно должны присутствовать некоторые огрехи, с которыми мы тут же и работаем. Если кому-то и хочется, чтобы здесь выставлялись только супер произведения, то он глубоко ошибается и поэтому пошёл... туда! Действуй в том же духе и будет все прекрасно, да просто замечательно, точно знаю! :loveface:

Твои рассказы, Наташа, запускают какой-то механизм в голове... хочется или сопереживать, или возражать, или киваешь, да...все так и есть...и в очередной раз понимаешь...как же все не просто в жизни...а как трудно быть счастливым...и как хочется быть счастливым... Спасибо, Наташа!

Не написать об этом было невозможно, многие узнают себя и очнутся, желая приумножать хорошее и выводить на передний план жизнь , а не смерть. Браво!!!

Прочитала с интересом, думая всё о своей жизни. Всё так похоже и реально

Умеете Вы из простых жизненных ситуаций создать что-то неповторимо трогательное для каждого, и подарить капельку тепла, хотя, кажется, его там быть и не должно вовсе

Здравствуйте Наташа. Очень понравился Ваш рассказ. Маленький кусочек жизни, без вычурных прикрас и надуманного трагизма. Все – НАСТОЯЩЕЕ. Это и есть жизнь. Спасибо. С уважением, Александр.