— Купидоновна, хошь айфон семь? — Не-а, не хочу ай-фу-все. — Я те грю, то штука́ мировая! — Эт ты тигру тож тук, а мы в ров яму́ воя? А зачем же ты тигру сгубила? Всех любить надо, нежли забыла? И кого эт-еще ты пристукнула, тетя... Признавайся пока я не крякнула тя. — Я те грю, Купидоновна, вещь то! — Эт какой еще значит «вещдок»? — Ничего ты не слышишь, а грю ведь... — Вот и я грю, Марусь, охренеть! — Ну как хочешь, айфон будет мой. — Да иди уж отсель, бог с тобой. Не... погодь, точно тигру не била? — Да я где тебе эт возьму-то, окстись. — А чего ты тогда приходила? — Да... спросить про айфон и поисть. — Че, голодная? Дам-ка сейчас. А чего тот «афун», че за жесть? — Да... реклама была, там акация... — Шо, акация? Балуют нас. — Во, ага, там, подруга, бесплатные есть! — Да не верь ты, Марусь, провокация. А чего у тебя весь синюшный-то глаз? — Да упала... с подъезда... ишь, лестницы. — В город ездила к внуку? Чего? — Да спросить про афон этот, крестнице Подарить что ль, она ведь того... — Знаю я, ох Марусь, горе горькое... — Та ниче... набалуется, ишь... — Ну давай ей афун этот, всякое Дело доброе делай, ага... ну-ка кыш! — Купидоновна дрогнула валенком Отгоняя кота от двери. — Я пошла. — И Маруся заваленком По дорожке вдоль хаты рысцой. — У Михалыча таз забери! — Купидоновна кинула вслед ей с душой. — А поесть? — будто вспомнила тута. Та махнула уже сквозь калитку. — Пошутила я же, вот с обеда сыта... И Маруся предприняв попытку Поплотнее закрыть тут махнула рукой И подвигнулась в снег всей дороги, Что усыпана будто небесной мукой, И глаза ее очень по небу строги Пронеслись-ка неясною смутой. И довольная этой минутой, Шла Маруся и дале, в тревоге. Или может в безвестных стремнинах Всех дум, что на жизнь да на ясное благо. Купидоновна грела кота на коленах. Смотрела по телеку Ивана Драга.