Перейти к основному содержанию
Та мошний
Неправедно ведать пути бытия, Сгорать как лучина от страсти? Болезненно верить в пропащее «Я», И быть самобытным отчасти... Кормить предрассудки свои голытьбой «Квантумно-скачующих» мыслей. Потом упиваться тревожно судьбой, Кормя возле ног шебутных голубей. И просто так жить, разбиваясь лицом О ветер катящийся громом! На образах плыть кои детским чепцом Завязаны в чувстве знакомом. Лицо — будто зеркало наших причуд, Скукожено силой от бури. В завязках чепца незапамятный труд Ручонок плывущих, и зори... Встают перед взором всех пройденных лет, Блага неизъявлено совесть. Из чувств глубины самобытный привет, На коем беспечная горесть. О том она, бренная, что не везло Во всем или очень уж часто. Чепец нас спасает: уже напекло. И солнце из детства так ясно. И первые ломкие сути слова Сошедшие устным усильем. И тут же светлеет для дум голова, И разум — разбуженным ульем. Взрослеет дитя; и с ним зреет язык, И в нем, и в предчувствии мира. В попытке признаний бессмертится миг... А может то слово — секира. Умеющий жить понимает как есть Значение звука от сути, Что сложится тайно в крылатую весть, Которой игрив, и не шутит... Взойдем в облака, ляжем в пасти могил, Восстанем из памяти снова. И разум узлами скрипящими жил, От пресыти русского слова!