Золотое правило морали - Ну что, всё собрала? Андрей стоял перед раскрытым шкафом, около которого Аля раскладывала вещи на три большие кучи: для Москвы, для дачи, а третья стопка была неизвестно для чего. - Аль, ты зря так размахнулась. Вот в этой куче что? - Для дачи. - Слушай, сколько человеку нужно вещей? Мы на даче живём два месяца в году. Столько не сносить! И потом… Может, ты ещё поправишься, откормим… - Поправлюсь – новое купим. А ты тогда сюда перекладывай то, что считаешь лишним. - Тамаре отдашь? - Она говорит, ей хватит уже давать… К церкви, что ли, отнести… Не на базаре же торговать. Выбрасывать жалко, вещи-то все хорошие, я всё перестирала, перегладила. - На лавочку у подъезда положи, кто-нибудь возьмёт. Аля аккуратно уложила дачную сумку, московские наряды повесила обратно в шкаф. - Смотри, как свободно стало! Чудненько! Андрей уложил оставшееся в большой пакет. На следующий день Аля отнесла этот пакет на первый этаж, разложила вещи на подоконнике у лифта и отправилась на работу. Через некоторое время соседка Анна Павловна пошла за молоком и увидела разложенные одёжки. Вернувшись из магазина, она поднялась к себе в квартиру, и через минут двадцать около вещей толпилось с десяток женщин. Вещи перебирали, смотрели и понравившееся вешали себе не предплечья. Переговаривались, конечно. - Кто это у нас такой богатый, а? Смотри, вещи-то всё какие хорошие. - Может, замочили кого? - Глупости болтаешь! Это или Светка из тридцатой, она недавно из-за границы вернулась, целых три года за государственный счёт буржуйкой жила, или Алька из сорок пятой. - Судя по вещам, это Алька. Видишь, всё модное, глаженое… Знаешь ведь, фря какая. Ходит – фу-ты-ну-ты-ножки-гнуты! - Она, скорее всего. Видела, как она за последнее время похудела? С сорок восьмого до сорок второго. На диете, что ли, сидела? - Может, у неё рак? - Небось, от злости усохла. Все злыдни худые! - Говорят, у неё брата в армии избили, он в реанимации долго был, она в больнице дневала и ночевала, отпуск за свой счёт брала, а он всё равно инвалидом остался. Вот горе-то… - Да ладно, горе. Небось, выпендивался там, вот ему и дали по первое число. А то талант, скрипач, самородок, блин, а у самого косая сажень в плечах, на нём пахать надо! - Теперь уж не попашешь… - Да у них вся семья такая: выпендрёжники! Всё хотят лучше всех быть. Вот, думаешь, зачем она вещи тут свои разложила? Это ж она мне в укор, дескать, ты своё барахло на рынке продаёшь, а я вся такая белая и пушистая, бесплатно людям отдаю! Куда хватаешь юбку-то? Я её Светке своей присмотрела, она как раз сорок восьмого размера, а у тебя пятидесятый! - То-то ты вся обвешанная стоишь. Грязью Альку поливаешь, а сама вон сколько захапала. - А им это не в убыток, они знаешь, сколько зарабатывают? - А Вы чужие деньги считаете… - А чего ж мне не посчитать? У меня пенсия три тыщи, а Альку муж каждый год на курорт отправляет. Вот рога-то ему наставит, будет знать! - Да, Анрюша в Альке души не чает. - Я и говорю, дурак. Ну, за что её любить-то? Ни кожи, ни рожи. А сейчас так и вообще как кошка драная. Могла бы что-нибудь и получше положить, она вон вся в версачах ходит. Женщины разобрали все вещи и пошли к себе в квартиры. Анна Павловна ещё постояла, покачала головой, потом взяла клочок бумаги и что-то на нём написала. Когда Алька вернулась с работы, на подоконнике у лифта вместо вещей лежала записка: «В следующий раз барахло не класть!»