I. На кровати белая рука. Под кроватью пыль и темнота. Одеяло греет человека, Греет человека в сапогах. Он под одеялом видит сны: Эти сны красивы и ясны. Сапоги неснятые грязны, Но рука-то, белая рука… Прокрадётся мышь в его кровать. Мышка, мышка, ты не хочешь спать. Розовая лапка у тебя, Он захочет в жёны взять тебя. Но пока он спит, и эти сны Так белы до синей белизны, В них царевны бегают, босы, И ребенка тащат за усы. Не вставай, не протирай глаза, Только встанешь – выпрыгнет гроза, Только встанешь – пошатнётся дом, Красное проступит в голубом. Ты захочешь в жёны эту мышь, Променяешь Каму на камыш, Засмеётся в судороге рот: Не проплакать слово, не сказать… Я не сплю уже вторую ночь. Потерял единственную дочь. Розовая лапка у неё, Кто захочет в жены взять её? Грезится мне белая рука, За окошком белая пурга Заметает чёрные следы, Не заснуть в предчувствии беды… II. Закрываю пальцем индийский океан. Я - Наполеон, да кафтанчик рван. Братья гуси-лебеди, помогите мне: Знаю, проживаю я не в своей стране. Карта лоскуточками – некуда идти. Белые и жёлтые – не мои пути. Синие и чёрные – тоже не мои. Увезите, лебеди! Гуси не смогли. Только гуси-лебеди говорят: привет. Надвое не делимся, да и смысла нет. А ложись, любезный-ка, в индийский океан: Синий только сверху он, изнутри же – ал. III. Мизинец мне не указ. И безымянный тоже. Я обойдусь без вас, Слоновью люблю я кожу. Средний пошел погулять, А указательный рядом... С перстнем, наполненным ядом, Держит зловещую стать. Ты выручай, большой. Я никому не нужен. Будет отравлен ужин, Ужин последний мой. Выйдем на поворот, Ты голоснешь...Прощайте! К звёздной, зияющей Ялте Медленный слон везёт... IV. На полке тикают часы. Секунды падают и бьются. Мой маленький, безусый сын Глазами синими прольётся И скажет мне: "Я очень стар. Во мне механика угасла. Но погляди: душа чиста. Я еду в правильное царство." А я, неправильный, стою И косточку в руке сжимаю Вишнёвую. Ведь в том краю Вишнёвого не слышно рая. Возьми её, мой крошка сын, Постой, пока часы не вышли. И пусть глядят мои часы В большое небо цвета вишни. V. Подойди ко мне и всмотрись, дорогая, в меня: Тот ли я? Я не помню. За хрустальной горой переливы большого огня. Пеший странник идёт заоконный. У него в рюкзаке любимая чашка моя, На привале достанет её, голубого цвета. (Потемнеют тут же голубые моря, Потемнеет в глазах.) Вспомни это. Как тебе говорил я: «у слёз безымянный цвет, Назови предмет – и ты получишь значенье...» Странник выпил море и достал предмет - И любуется им в увлеченьи. Это дым, это облако, и страннику нужно гореть, Но какой в этом смысл, если внутри – море? Это память моя, испарившаяся на треть, А на две трети вместившая голубое. Посмотри внимательно, руки ли – руки мои? И глаза ли – глаза? Я себя по частям забываю. ........................................................ Утонувшие реки неназванно потекли, И наполнилась чашка, любимая, голубая… VI. Между цветком и небом Шмель стоит и не дышит. Ноги шмеля – в нектаре, В облаке голова. Дай золотую руку: Шёлком цветок твой вышит. Спой про чудесные дали, Мысли мои – трава. Я в золотую руку Не насмотрюсь, пусти же, Я подхожу к трамваю, Вскакиваю в вагон. Там, в том конце вагона… Пробраться бы мне поближе - Птиц говорливых стая, Галок или ворон. Кто–то толкает сумкой, Кто–то сует билетик, Кто–то кого–то – «сукой»… Шмель у окна дрожит. В давке трамвайной нету Ни тех, ни, конечно, этих, Что просто протянут руку, Спасут от вороньей лжи. У неё на коленях сумка: Шёлком цветок там вышит. Она смотрит в окно куда–то, Подперев щёку рукой. Моя остановка. Что ж ты Стоишь и совсем не дышишь? Шмель гудит полосатый. Успокой меня, успокой. А она, так светло и прямо: "Не дышите вы слишком громко", Улыбается: "тише, тише, Вы мешаете спать малышу", И протягивает с золотою, С золотою рукой ребёнка… Плачет шмель и стоит, не дышит. И я плачу, и не дышу. VII. Верю я, что этот человечек Спасет меня когда-нибудь, ура. И вот смотри: я зажигаю свечку, Я достаю билетик из трюмо, Смотри, он твой, ты сделай натюрморт На краешке обширного стола. Нагромозди каких попало штук, Дурацких и нелепых и цветных, Достань янтарный дедушкин мундштук И нацепи его себе на нос, И вот смотри: мундштук уже прирос, А ты смеёшься в волосах моих. И жизнь как будто прожита не зря, В дурацком сочетании всего Есть строгий смысл. Ни один изъян Не кажется бессмысленным. Скворец Долбит в окно. У сказки есть конец, Но мы с тобой не взглянем на него. И вот – держи билетик. Заслужил. Давай немного посидим вдвоём. Ты на столе моем изобразил Что надо. Кнопка, яблоко, крючок, Игрушечная курица без ног, Луна в стакане. Это все моё. VIII. С одной стороны листа – Пустота. С другой стороны Цветут луга, текут реки. Такая, понимаешь ли, красота: Смеются русские, довольны узбеки. Сложи лист напополам: Пустотой наружу, красотою внутрь. Те, кто внутри, приятно ли вам Вечно вдыхать перламутр? Сложи лист наоборот, Запри пустоту в бумажных ладонях: Горы достигнут редких высот, Цветут луга, хоровод водят кони. Все смеются, от счастья нет сил, И только мне странно немножко: Пляшут узбеки, танцует кошка, А я в пустоте той что-то забыл. IX. Пора взойти из угольного дома И на себя взглянуть со стороны: Твои черты так трепетно знакомы И оттиску мгновенному равны. Себя я опознаю по узору, По сочетанью кукольных примет. Мне два крыла – и буду чёрный ворон, Но чёрный глаз – и буду пистолет. Не выходи из дому без перчаток, Твоё окно в себя обращено. Храни свой безымянный отпечаток И пей глазами чёрное вино. X. Каждый раз, слыша эти шаги, Я просыпаюсь и жду. Шарик волшебный ты на руке береги, Не пропади. И если в истерзанной снами и вымыслами груди Ты услышишь звезду - То встань и иди. Эти шаги как маятники на часах - Так тяжелы. И если ребёнок с улыбкою на устах Шарик возьмёт, То в нём ты увидишь себя, прикоснёшься – и вот, Из медленной мглы Кто-то звезду зажжёт. Это традиция верить в последний мир, Даже сейчас, Когда, просыпаясь, чувствуешь: нету сил Снова уснуть. Ты скажешь ребёнку: уйди, и прости, забудь: Из тающих глаз Кто-то продолжит путь. XI. Когда я старым стану мальчиком, Я подойду к усталой девочке, Скажу: ты помнишь, мы по-прежнему Друг друга любим, что желать ещё? Уходят по делам товарищи, И свет горит все тише, ласковей. Ты хочешь отдохнуть? Пожалуйста. Я научился светлой нежности. Когда заснёшь ты, будет многое, И самым важным станет малое. Я это малое к груди прижму, Как лист осенний, как спасение. Всё то, что было, окружало нас, Заключено в прозрачной капельке И исчезать не собирается, Хотя - вот-вот сорвётся вниз... XII. Ты, ты, ты, ты, Ты ушла далеко Ты любишь цветы, собираешь цветы, А я люблю молоко. Я, я, я, я, Я жду и я буду ждать, Пока от цветов не исчезнет земля, Не встанет молочная мать. Тогда ты уронишь, уронишь букет, Я на пол смахну стакан. Цветочный цвет и молочный свет Прольются на облака. И где-то, за тысячу вёрст и лет, Ребёнок увидит сон, Где нет меня и тебя где нет, Где в ясном свете цветов букет И молока бидон. XIII. Ты ставишь старую пластинку: «Шумят и шумят в саду…» Ты лёгкая, как паутинка, Я рядом с тобой иду. И чья-то старинная пара Идёт, как всегда, впереди По золоту тихого парка - И время стоит в груди. А потом ты зачем-то спросила: Куда подевались они. Словно книгу, ладони закрыла, И посыпались жёлтые дни. Смотрю я на старое фото... Где с тобою идём вдвоём. «Мы с тобой не умрём?» - Ну что ты… Мы с тобой никогда не умрём.