Перейти к основному содержанию
Срамные закуты
Сухой тусклый свет сжался в комочек и провалился в бесконечную, казалось, темноту. На самом деле, она была ограничена четырьмя стенами в золотых обоях с витиеватым цветочным орнаментом. Была ночь. Не узнанная в бездонном забытьи она извивалась пронзительным холодком в онемевшей комнате. За окном, стало быть, завывал город, и, стало быть, завывал на круглобокую луну. Хриплое жужжание машин по прелому асфальту, одуряющее лязганье и тягучий бугристый скрип, заходящий в тупик полного бесчувствия. И телефонные столбы, столбы, только их и не было слышно сквозь непрозрачную заслонку ускользающего бытия. Андрей Федорович лег, так и не закончив роман, и сейчас внутренним взором наблюдал за мельканием едва ли знакомых людей, появляющихся в разных обстановках, склеенных из мельчайших фрагментов настолько ювелирно, что невозможно было отличить подвоха. Помнится, Андрей Федорович делал попытку связать ниспосланные ему видения сначала с романом, потом со своей жизнью, но сознание , едва уцепившись ломким ногтем за рисованный кем-то другим образ, сразу теряло хрупкую связь и откатывалось в блаженную зыбь безмыслия. И удивительно, насколько эти прихотливые картинки заклеймились в памяти. Утром Андрей Федорович не без боязни, но все-таки принялся ощупывать особенно понравившуюся ему девушку, кстати, единственную особу женского пола, посетившую его ночью. Сначала он мучительно искал в ней Анечку, но по тому, какой решительный отпор она ему давала , понял, что не Анечка. Да и как он мог такое себе вообразить, ведь Анечка –то была совсем другая. Нет, дело не во внешности, а …как бы это сказать…Анечка была другая сущностно. Она была теплая, золотисто-каштановая, полупрозрачная, с сиреневой червоточинкой …гнойной, гнойной, гнойной…Нет, я не позволю тебе…себе так о ней думать. Анечка . Она же закатная , сама разящая текучей цветущей полнотой, сама окунающаяся в мистически непроницаемые закрома ночи. Да, он никогда не мог ее понять. Андрей Федорович зажмурился и представил себе девушку, ту, другую. Но толи она сделала ему уничижительный жест из бездны неизведанного, толи он сам пророс жгучей естественностью, так вот, его посетила мысль: ”А чего это я гримасничаю?” И правда, чего? На Андрея Федоровича вопросительно смотрела трезвеющая комната. Все вдруг стало ясно. Андрей Федорович от неожиданности мотнул головой и поднявшаяся на миг пыль, вновь осела на зеркале его сознания, благо не треснутом. Хотя Андрей Федорович смутно ощущал, что его пронзает темная ломаная безумия. И снова все показалось таким мелким. И даже роман, который он считал делом всей своей жизни, эпохальнейшим мощнейшим произведением. Ну и что, спрашивается, чем жить человеку, если огрызки старого уже подгнили, а новое еще неосознанно далеко? Андрей Федорович ждал , когда же девушка с талой противно- розовой помадой, с крашенными перекисью короткими всклокоченными волосами, как будто резиновой от грима кожей и в вульгарнейшем не то цветом , не то покроем платье возьмет его за руку и поведет под откос дымящихся улиц, тлеющей жизни, испаряющейся Анечки, поведет к новой жизни, даже, может быть, и счастливой. Андрей Федорович оглянулся : никакой девушки и близко не было. И всепожирающая лава отчаяния поднялась в нем, раскаляя внутренности. И он решил, даже не решил, скорее почувствовал, ибо мозг его был в зубах знойного чудовища, он почувствовал, что лучше бы броситься под трамвай, потому что трамвай-самое безмозглое существо на утренних улицах. Андрей Федорович спешно оделся и вынырнул в как-то особенно резкий и свежий мир. Он, почему-то плотнее заматывая шарф, подался к остановке, где уже толпились люди, невообразимо суетные в ожидании трамвая. Андрей Федорович пытался стоять, переминаясь с ноги а ногу, ждать, поглядывая на часы, думать о чем-нибудь , но не получалось, и трамвая, как на зло, не было. Андрей Федорович вдохнул, и дивный покой разлился по напряженному телу . “Должно быть у меня лихорадка” ,- подумал он и вспомнил свои измышления по поводу того, что самоубийство- прихоть слабаков ,и, признав доводы убедительными, решил вернуться домой: надо еще дописать роман, отнести в редакцию, позвонить Анечке.