Закончен первый курс – и в лад С желанием надеть штормовку, Прошусь со вссеми в стройотряд. Отказывают. Мне неловко: Ведь стопроцентен тот студент, Кто весь в эмблемах и нашивках. У стройотрядовцев акцент Особый... Я просилась шибко -- Из нашей группы едут все: Алиев, Газазян и Марков... Манакина во всей красе -- В зеленой форменке... Мне мягко Петруша Марков объяснил: -- А вот начну я материться, А ты заплачешь -= подкузьмил. – На стройке некогда чиниться И деликатничать с тобой... -- Манакину-то взяли, Мельник, Невзорову, а мне – отбой? Подергал Марков синий тельник... Ну, Марков, ладно. Отомщу. Еще не раз тебе припомню, Сексизм нахальный не прощу. Ведь я сильна – в каменоломню Меня пошлите – я смогу! Гляди, ты пожалеешь, Марков! Ты в вечном предо мной долгу. Так отомщу, что станет жарко... Нашли занятие и мне. Из личных дел всего потока Убрать достойные вполне Все сочинения... Их много. Писали-то не дурачки -- Раз все зачислены в студента, Набрав приличные очки. Какие были аргументы Для удаления эссе – Не помню... -- Волоките в урну! – Но я их подсобрала все, Соседке отнесла культурно – Той предстояло поступать... Наверно много лет шедевры Журфаковцев пойдут мелькать, Экзаменаторам на нервы Изрядно действуя... Теперь Иные поступили с ними ж, Возможно... А пойди проверь... А летом я сменила имидж. Теперь на голове копна Соломенная – «скандинавка»... Из хлопка (может – изо льна) Аляпистое платье – лавка – Единственное на виду Держала – явно им гордилась... В нем – примой в Пярну как в бреду Шокирующе заявилась. И продолжался фейерверк. Что начат сказочным прорывом На факультет, что не отверг... Здесь в потрясении счастливом От моря и балтийских дюн... Как много радостей для сердца Пока душою чист и юн... Моя душа была отверста На все хорошее... Арал Был первым морем, морем детства, Что постепенно умирал... Вначале позврлял вглядеться Из окон поезда в себя -- Плескался прямо возле рельсов... Но море жаркое губя, Арыками поля разрезав, Чтоб хлопка больше дать стране, Аму и Сыр-Дарьи водицу Растаскивали... Даже мне Понятно было: не годится Лищать подпитки наш Арал – И он от поезда все дальше И дальше, дальше отступал – И вскоре стал не виден даже В бинокль... Забылась, отвлеклась... Я в Пярну еду через Ригу – Блондинкой в ярком платье – класс! Легко откладывала книгу, Когда попутчики меня, Прибалты-мужики "кадрили", Друг друга у дверей тесня, В купе попарно заходили, Со мной пытались говорить – Ведь я блондинка – по эстонски... -- Я русская! – спешу отбрить... Вещички в пестренькой котомке, -- Объехать на кривой козе Не эстам с похотью во взоре! -- Встречай мой пярнусский кузен! Пирс далеко вдается в море, Где миражи далеких стран... Забудьте о студентке, люди... Был первый выход в ресторан И озорные поцелуи С веселым парнем на крыльце... Вернулась инопланетянкой С улыбкой странной на лице... Не признаю себя ферганкой -- Здесь недостойные меня – И я кручу-верчу парнями – Пусть их сгорают от огня, Не спят ночами – и кругами Толпой вокруг меня бредут... Я хохочу, а в нашем парке Отплясываю... Ладно... Ждут Меня в столице... До запарки Тружусь на сафре полевой – Из гряд картошку добываю В грязи осенней с головой... Я на здоровье уповаю, Нагуливаю апетит – На всех столах, что не доели, В голодный мой роток летит, А я и так девица в теле, А здесь оно еще растет... Снимаем с грялки шесть десятков Мешков... У Скоркиной учет – Строжайший... Против беспорядков Идет всемерная борьба... Отбой – а Сашка Бородулин С Танюшкой Стрельниковой – ба! В лесок пошли... Ну им и вдули По первое число пред всем Отрядом нашим на линейке, Едва не выгнали совсем... Стоят две крохи в телогрейке, Как воробьи – и мне их жаль... Молодкин с Конторер амуры Крутили—просто фестиваль Романов! Слава шуры-муры В стогу с Карелиной творил – Ольсинский... А на первом курсе Два дня он и меня кадрил – Но не в моем был Славик вкусе. Он нас в общаге навещал, Поскольку проживал в соседстве, С деканом рядом... Привечал, Но не нашлось местечка в сердце – И он тихонечко слинял... И хорошо, что на картошке Он не меня осеменял – С Ольсинским разошлись дорожки... Картошка... Вижу в первый раз, Как клубни из земли достали. Она ведь не растет у нас – Под хлопком все в Узбекистане. Машиной вывернут кусты, А клубни мы уже руками, Что впредь не будут ни чисты Ни нежны... А земля – то камень, То жижа – хлынули дожди... Мы – в борозде с утра до ночи. И –кха, кха – колотье в груди – Поочередно простывали – Но было весело... Тесней Сдружилась с Лесиной Иринкой, С Наташей Воливач... Видней Здесь каждый... С жадностью, хитринкой Здесь не протянешь и полдня. Ведь каждый словно под рентгеном. Душой виляя и темня, Не скроешь мерзкого, по генам Доставшегося или так Приобретенного попутно... Мешок рогожный – славный стяг! Под ним кто—чисто, кто распутно, За что -- судьбой награждены... Мы в борозде – уже все сестры С прозванием – Бороздины – Уже не изначально пестры – По-деревенски озорны... Пришедшая из академки Девчонка... Все изумлены: В манере фройлян – иноземки Прескромно села вышивать, Сосредоточившись публично... И как же это понисать? Так обольщала артистично? Мы обсуждали сей пассаж До окончания картошки. Но все проходит. В свквояж Всяк взял с собою понемножко На пару-тройку дней с собой Тех клубней в виде сувенира... И вновь учеба – вечный бой С собою – за познанье мира. Летел ракетою второй Курс взбалмошный и полный дружбы. Была я самой молодой В радийной группе: после службы Почти все парни... У девчат И тех три-пять годков отрыва --. Все интересы – невопад, Я сторонилась и х пугливо. Абдукаримов лишь – годок И тоже – среднеазиатский. Он лучший – по судьбе дружок – Чисты воспоминанья, сладки – О самых лучших на земле Краях, о самых светлых в мире, О маме, доме, о тепле, Бахчах, о хлопке и инжире... Другие с опытом, умны... Но первый курс прошел не зряшно. Теперь мы словно из родни. Мы дружим – страстно, бесшабашно. А в дружбе с нами и Москва. Геннадий Бортников, Высоцкий! Боготворящая молва Влекла туда, где дух высокий, Где личность вдохновенный дар Растрачивает безоглядно. И душ отзывчивых радар Воспламеняет беспощадно Все чувства... Выстоять должны Сперва всю ночь у касс билетных... Зато потом и явь и сны Полны восторгов многоцветных. «Глазами клоуна».. Сверкал Талант Геннадия в спектакле. Невыразимый чувств накал – И ничего, что пылью пахли Галерок темные углы, Где разместиться удавалось. Мы это пережить могли. Ведь в душах сладко отзывалось, То, что творил большой актер... Еще сильней взрывал Высоцкий Душ успокоенность. Простер Он через зал к душе мосточки. В Джон-Ридовском, потрясшем мир, Десятидневье он министра Изображает, мой кумир! Так темпераментно, искристо! В запале действия актер Из реквизита тумбу скинул. Толчком порывистым в партер. -- Пардон! – промолвил, будто вынул Цветок – и даме подарил, Вот даме выпало везенье – Высоцкий с ней заговорил Со сцены прямо... Наважденье: Он предо мной и ночь и день. А голос слышен отовсюду. Те песни хриплые не лень Мне слушать вновь и вновь – и буду, Наверно, до скончанья дней Я этим пеньем наслаждаться. Душе восторженной моей Дано Высоцким вдохновляться.. Семестр так быстро пролетел – Короткая сюжета главка. Кто – угадайте – захотел Со мной лететь к узбекам?... Здравка! Без разрешения властей – Она ведь все же иностранка – На юг мы покатили с ней. Поскольку все же я – ферганка, То стала гидом... Повезла В Ташкент и Самарканд болгарку, Коканд ей показать смогла... Все ново для нее -- и ярко И экзотично... Иногда К экскурсионным подключались Автобусам... Везли туда, Где знаки древности остались – По историческим местам... Пестра история Ташкента. Холм Мингурюкский... Башни там И стены... Вид могучих стен-то Из камня ясно говорит, Что имя града – не случайно. «Таш» -- «камень», «кент» -- «селенье»... Гид Рассказом увлечен... Почтенье К двум тысячам ушедших лет Существования Ташкента. Его судьбы далекой след – В китайских хрониках... Крещендо Судьбы: он важную всегда Роль в мировом играет торге. На перепутьях города Растут стремительно... В восторге Купцы из экзотичных стран: Ташкент их прибыль умножает... Потом сюда привнес ислам Араб-завоеватель... Знает История, как пострадал Град от монгольского набега. Тимур в нем стены укреплял, Ташкент под властью Улугбека – Оплот развития наук Век девятнадцатый сурово Из ханских вырывает рук И отдает царю – и снова «Звезда Востока» обрела Правителя из чужеродных. Россия армию ввела, А с нею алчных и голодных Купцов – им хлопок подавай, Шелка, ковры, гранаты, розы... В войну спасеньем этот край Стал для бежавших от угрозы Фашистской... Шестдесят шестой Землетрясением порушил Град глинобитный... Был застой В Союзе – сильно занедужил, Ослаб социализма строй, Но к возрождению Ташкента Все дружно поднялись... Толпой Неслись строители... Цемента, Металла, бруса, кирпича В Ташкент погнали эшелоны. Была работа горяча – И встали новые районы. И нынче град помолодел... Но в катаклизме сохранились Дворцы, которыми владел Аллах в Ташкенте – не разбились Мемориал на Хаст-Имом, Где медресе и мавзолеи Напоминают о былом... Град, старину свою лелея, Хранит и мудрость... В медресе Здесь берегут коран Османский. Святыню эту знают все Мир почитает мусульманский Первоисточником ее... Болгарку Здравку восхитило Восточное житье-бытье. Моих родителей смутила Подарком: банкою икры И коньяком болгарским «Плиска». Такое правило игры Моей простой семье не близко – Не знали, что и делать с ним, Столь экзотично-непривычным Сим подношеньем дорогим? Что в данном случае приличным Считается: открыть? Хранить?... А чуть позднее я и Здравка Решили для себя открыть Ростов, Владимир, Суздаль... Явка Была в Иванове у нас: Мы к Ирке Лесиной явились- Не запылились... -- Вот те раз! – Ее родители дивились: -- А нету Ирочки как раз... – Она пришла с гулянки поздно – Не сводит очумелых глаз: -- Сюрприз! – А мы – победоносно -- -- Так. Где гуляла, с кем была? Иришка даже покраснела... А впрочем, личные дела -- Ее лишь, а не наше дело... Мои же личные дела... Я где-то вычитала фразу: «Она испорчена была Литературой...» Можно сразу Сказать, что это – обо мне... Любовь в моем превратном мненье Всегда несчастная вполне И безответна... В разуменье Подобном в фокусе моей Влюбленности – то фат-красавец Самовлюбленный, то злодей, А то – женатик, точно заяц Трусливый, тот, кто всех умней – Преподаватель диамата... Их выбрав, я душою всей Влезала в чувство... Мне не надо Тех, кто давал мне четкий знак, Что я понравилась... Оставьте! Таких в своих не вижу снах. Дай пострадать мне... Ну, кусайте Воспоминанья, но опять Все повторяю по шаблону: Признанья буду лепетать Неподходящему облому – Любовь, как говорится, зла... Я плачу, потому что снова Влюбилась в явного козла – Не скажешь лучше, право слово – Как хочешь это понимай... Мы едем с Галей Большаковой Встречать веселый Первомай На берегах Невы... Толково Назначил встречу у Петра Ермек – он тоже в Ленинграде Пришли... Да где ж он? Нет... -- Игра Недобрая, издевки ради? Абдукаримов пояснил: У шефов школы на подлодке Как раз он в те минуты был И видел в перескоп в чечетке Нас обозленноых у Петра... Поверила ему, простила... Я простовата, не хитра, Но в простоте таится сила... Сожгла обиду, претерпя Был вечер с праздничным салютом... Едва нас с Галкою толпа Не смяла... И в кошмаре лютом, -- Толпа нас на кусочки рвет... Не испытать бы вновь повторно Такой ужасный переплет: Я отбиваюсь рефлекторно... Я даже не соображу, Как выбрались из переделки -- С тех пор я толпы обхожу Увижу – не в своей тарелке... И – практика на «Маяке» -- Пришло журфаковскок лето, Сдаю заметки...Но в руке Нет гонорара... Как ракета Ношусь... Ну, дайте же хоть раз Заметкой звонкой отличиться! Ищу сенсации... Но ТАСС Все знает в по матушке-столице... А у него авторитет: Мы с ТАСС’ом об одном напишем, Но тассовский приоритет Мои усилья бьет... Не дышим, Сидим, дыханье затаив -- Однажды повезло бедняге -- Мою заметку – диво див -- Всем курсом слушали в общаге. Горю, круженье в голове... Был полдень. Я затрепетала, Когда на Пятницкой в кафе Звезду эфира Левитана Увидела в пяти шагах... В душе и пиэтет и гордость. Ее не выразить в словах – Чарующий, волшебный голос... Он вдохновлял в войну солдат В госпиталях, рабочих тыла... А сам был толст и лысоват – И даже мне обидно было За неказистого чтеца... В кафешке он шутил с друзьями Негромко – не вещал... С лица Улыбка не сходила... С нами Великий, тот, кто восхишал И выражал собой эпоху... А как торжествыенно вещал О космонавтах! Слава Богу, Мне посчастливилось живьем Узреть эфирного титана... Подругам расскажу о том, Что повстречала Левитана... А третий курс был точно мост Из детства к взрослости серьезной. И чувства шли и мысли в рост – Уже к учебе кровососной Настроился иммунитет. И мы – хозяева журфака. Живу в высотке тет-а-тет С Клековкиной... У Ольги тяга К преступным детям... К ним она В колонию всегда стремилась... Подросткам, чья душа темна, Самоотверженно светилась Душой возвышенной... Свело Макаренковское призванье. С педвузовцами Ольгу... Зло – Не в детских душах. Осознанье Того, в чем общества вина, Что недодали детям ласки – И потому душа темна... Все общество нуждалось в встряске Для порожденья доброты... Была наставница в педвузе. Клековкина ждала среды. Неслась, как шар бильярдный к лузе, К ней, на Вернадского, домой --- На обязательные встречи. Как сделать, чтоб приют тюрьмой Не стал для тех, кто искалечен Судьбой с младенчества? Там шли Дебаты жаркие и споры. Наверно в ком-нибудь зажгли Сердца и приоткрыли створы Для излияния любви На обездоленных подростков... Зови, призвание, зови Те души, в коих подголосков Сердечный отклик... И меня Клековкина в тот круг вводила... Я побывала там два дня – И больше не пошла... Судила Не криводушно о себе: Стезя такая не по нраву. Журфак – фарватер мой в судьбе, Я в журналистике – по праву... Клековкина? Ну, ей видней, Как ей собой распорядиться. Мне интересно рядом с ней, Хоть многому пришлось дивиться. В общажной кельюшке легко Читаем Ольгин символ веры. То горн, то знамени древко, Косынка, та, что пионеры На шею вяжут – «будь готов!... Клековкина душой сияла, Но свет ее – иных цветов. Отсвечивала вполнакала На весь ее энтузиазм. А Ольгой аспирант увлекся – Неясно, чем ввела в соблазн. Пред красотой душевной спекся? Имел подходы аспирант К старушке на дверях «Таганки». Что ж – вариант как вариант – Я с Ольгой – две театроманки У аспиранта за спиной Конспиртивно прорывались В заветный зал, где надо мной Всевластно стены размыкались, Меня чудесно унося В иные времена и дали... Философ Селезнев... Меся Мои мозги, что заедали, Вгрызаясь в каверзный предмет, Дал шанс прорваться с рефератом О фатализме... Брезжит свет – О мойрах вспомнила... Цитатам Из классиков, как должно, дань Обильно отдаю... А мойры – Моя находка. Классно? Глянь, Профессор, не куроча морды... Сказать по правде реферат Переписала в «историчке» -- (Как, верно, до меня стократ Другие делали) -- из книжки. Однако тема в ней была Раскрыта экстраординарно – И мэтра сильно проняла... Мы – третий курс. И элитарно Куратором сам граф Толстой Приставлен к нашей группе славной – Интеллигентный и простой Был личностью полномасштабной. Одно присутствие его На факультете озаряло. К нему влекло сильней всего Добросердечье, подкупало... Он и в общаге навещал Своих подшефных по-простому, На семинарах просвещал Так, что, пожалуй, Льву Толстому, Будь жив, гордиться б за Илью Все находились основанья. И я мою судьбу молю, Чтоб мне по русскому заданья Как можно лучшн исполнять... Однажды в Ясную Поляну Граф взялся нас сопровождать – Описывать восторг не стану. Нас там директор принимал, Илюшу помнивший кадетом. Тогда был графский отпрыск мал. В поместье появились летом, Когда толстовская семья Из эмиграции вернулась Увы, на круги – не своя... Я к этой боли прикоснулась. Для нас экскурсию провел Директор по всему поместью. Осенним золотом расцвел Октябрь в окрестном редколесье. У яблонь спелые плоды Лежали на траве пожухлой Никто не приходил в сады, Чтоб собирать их – знаком жуткой Заброшенности всей судьбы Прославленного в прошлом рода. Туда, где графские гробы Покоились в земле, и хода Куда туристам праздным нет, На кладбище Толстых, с Ильею Нас привезли... Осенний свет Нас ностальгическою болью По невозвратному питал... В Никольской церкви, что на кочах, Печальный тот же дух витал... Незабываемый денечек! Поскольку во главе держал Все словари в главе умнейшей, То он безмерно много дал Мне, перед ним благоговевшей. У Новосельцевой – не то, Боюсь, что политэконома – (Мои мозги как решето) -- Не выйдет из меня – оскома От всей премудрости ее... И у Косоговой желанье Меня унизить – е-мое! – Иду к ней точно на закланье – Весь English опротивел с ней... Терпенье, девушка, терпенье! Вечерняя Москва! Огней Сияние! Отдохновенье Нам обещал «Узбекистан»... Да, в дни стипендии бывало Мы забегали в ресторан. Нас неизменно развлекало Обилие густых усов При кептарях-«аэродромах».... Герои рыночных весов, Из коих каждый был не промах Не только –«выпить-закусить», Прервав обжорку и попойку, На ярких девушек косить Глазами, рефлекторно стойку Всмг принимались делать, нас Тем веселя порой до колик.. А те не сводят жарких глаз, Шлют фрукты нам, зовут за столик... Разнообразила житья Сия культурная программа... Сердечко чуткое мое Задела болью телеграмма. О смерти деда в октябре Она бесстрастно известила... Я, очи обратив горе, В душе молясь о нем, грустила. Он прожил восемьдесят пять, От ущемленья грыжи умер. Трудяг сугубых отмечать Могла та немочь... Тихий зуммер Той смерти праведной потряс Основы мирозданья тайно – И откликлом дошла до нас – (Я догадалась – не случайно) – Из-под Ростова-на-Дону, Как эхо отгремевшей битвы – (Я к деду эту весть тяну) – У Белой вырыли Калитвы Ребята – сбитый самолет, А в нем – истлевшие останки. И выяснилось, что пилот – Мой дядя... В вести-бумеранге Видна мистическая связь С уходом деда... Сын Василий, Свиданьем с дедом вдохновясь В том мире, оказался в силе До нас известье донести, Чтоб знали, чтобы не забыли... Жаль, никого нельзя спасти. Но наша память тем, что были, Что жили прежде и ушли – В загробной жизни их – отрада... Тем следопытам, что нашли Разрывом вражьего снаряда -- Фатально сбитый самолет, Поклон от нашего семейства... Журфаковская жизнь ведет... По счастью я не знала зверства Физвоспитателей. У нас Лафа в спецгруппе полудохлых. Едва свет жизни не погас В Манакиной в итоге долгих, Изматывающих до дна Забегов лыжных марафонских. В спецгруппе нашей цель одна: Поползновений чемпионских Не дозволяется – ни-ни! Наставница нам пульс измерит: -- Чуть участился, отдохни! Едва ли в это кто поверит, Но истинно в спецгруппе так. Однажды плавали в бассейне. Дитя пустыни, как тюфяк Пошла ко дну, а всем – веселье. Меня на удочку и – вверх, А пульс не участился вовсе. Я знала: утонуть при всех Мне не дадут... Молчим о пользя Той физкультуры... То одно, Что сильно не перегружали, В безсилье полном пасть на дно Не дали мне, нее пережали – Уже гуманно... Вторник – день Для всех – военной подготовки. Я в ней без радости – пнем пень. Уколы требуют сноровки, А также важен интерес. А мне сестринские занятья Довольно чужды, вовсе без Одушевленья постигать я Те знанья стала, раз должна... Зато высотка вдохновляла. С высоким смыслом создана И наши удовлетворяла Все нужды разные сполна... А для меня особо ценны. Что те, чьи звездны имена, Дают в высотке нам концерты: И Ойстрахи – отец и сын, Таривердиев и оркестры, Елена Камбурова – Грин Эстрадной песни... Шли семестры. Сдавала сессии... Жила... На праздники садилась в поезд. Я даже в Минске побыла, Хатыни поклонилась в пояс. А с группой в выходные дни Под руководством Газазяна По Подмосковью мчим одни, Без старших, значит... Показала Дворянская былая Русь В тех романтических поездках Душе... С душою разберусь. Она в себя вбирала резко Увиденное, а потом Те впечатленья воскрешала. Душа – воспоминаний дом, Пресветлых чувств моих держава. Венец экскурсии – пикник, Костер с картошкой на природе. Миг без конспектов и без книг Потерян для учебы вроде, Но тоже многому учил, Давал эмоциям подпитку, Ушибы памяти лечил И самобичеванья пытку...