«О Боже, из какого сора»! Тот сор - дороги луной пыль. Пишу как Блок затейливо узоры, И мну ковыль. Так Маяковский выл расхлябанно: «Что о-дурь властвует над нами, И застрелиться к чёрту надо бы!» - Мну флейты сапогами. Пишу травою пастернаковой, И гнутся улицы подвластные, Не разные, но одинаково Чертополоховоизласканны. Ещё, пишу моей Цветаевой Записки нежные и тайные, Рябин усталость согревая, И замерзаю. Мне Вознесенский: Что Вы, девочка? Не зябните как лист с опалиной, И дышит на ладошки вежливо - «Ты будущая и былая»! И даже Бродский, мной измученный, Плывёт в тоске, где вдоволь хлеба, Сгибая плеч моих уключинки, И жизнь - не влево. А Щербаков меня заманчиво, Вдруг обзовет какой-то лямбдою. Спроси его, но не навязчиво: Жив муравьед твой? Есенинской тропой к берёзам, В рубцовской лодочке, да в горницу… Осенний лист, не надо к грозам - Казнь не к лицу. Солёность губ оближешь наспех, Иль Вороном кричишь: – Запомните! Черновики сожгу в ненастье… Не этой полночью. 20 апреля 2007.