В тот жаркий день, когда сосед кряхтел, забором городясь от мира, ты выходил и этот мир задел, и скрипнул мир проржавленным шарниром. Ты улыбнулся рыжему коту и бодро подмигнул дворняге, перешагнул невзрачности черту, доверившись, как женщине, бумаге. Ты слепок снял и с тела, и с креста, заметил, отмирают сучья, которыми шиповник исхлестал садовника за то, что самый лучший. А мир вращал тугие жернова, на глаз отвешивал по мере, и кот подмигивал: «Шерше ля Фам!», - дворняге в свойственной коту манере…