"Пусть твои депрессии и чувство собственной чужеродности в этом мире дадут тебе силы изменить его, дадут тебе силы любить, но не только себя одного... Убивая себя, ничего не изменишь будешь рождаться снова и снова, и грязные кухни и мерзкие рожи сограждан будут тебя преследовать, покуда ты не переживешь это все и не растворишь внутри себя до маленького комочка генных воспоминаний, называемых опытом твоей души... " 7 раса Я шел по длинному и широкому коридору мебельной фабрики. Повсюду стружка, пыль. Шум станков заглушал дикий крик в моей груди. Холодной болью пульсирующий в области солнечного сплетения и уходящий в коленные суставы… Видимо из - за волнения, я сегодня ничего не поел и уснул под утро, но это мало меня заботило. Слабости я не чувствовал. Мне всегда нравится эти промежутки, когда приходится идти в другой конец фабрики, что бы, набрать воды во фляжки для заключенных…. Много всего обдумать можно, хотя обычно я придумываю строки для Нее, который почему то всегда забываю. Пройдя где то треть пути, я увидел как рабочии собирают красивый домик из разноцветных тонких досок, на козырьке которого была надпись: « Детский магазин – Смерть». А на стене большой плакат , сделанный Ею. На плакате молодая девушка и парень со спины. На каменном балконе, открывающем красивый вид в адский рай…. Наверное они счастливы. Красные буквы на плакате сигналили мне: «Ты умрешь». Хм -я невольно усмехнулся. Усмехнулся, потому что глупо в моем положении угрожать мне смертью. Напугала- еле слышно, для себя, пробормотал я под нос. И снова усмехнулся . Я уверен, на очной ставке все бы выглядело по - другому, но основной костяк смысла не изменился бы. Это временные трудности – заслышалось из –за дальнего станка. Это Петруха. Он здесь ровно на десять сроков дольше меня. Уже не помнит где здесь выход, и не знает, как сюда входил. Временные – временные…Все это временные…- фыркнул я продолжая не спеша идти. На обратном пути я уже шел не останавливаясь, на рассмотрение плакатов развешенных здесь по Ее мнимому указанию. Странно, но, при беглом осмотре я их уже не видел… Я зашел в подсобку и поставил фляжки на старый, обшарканный стол. Сел и с пустым, отстраненным взглядом стал напевать: «Из далеких степей отныне никто не вернется к ней. У нее на груди навсегда умолк жук скарабей… Но она весела» Александр Васильев Эй! Есть кто в живых? – это Стас. Он тоже здесь заключенный, но не знает об этом. А потому и не думает о побеге или амнистии… Пойдем. Нам заказ срочный делать надо. А ты здесь спишь. Скоро Илья Викторович приедет…-поторопил он. Ну что же, пойдем. Пойдем…