Там, где закат приводнился – видишь край крепостной стены? Я возвращаюсь в свой город Китеж, чтоб избежать войны. Воплю души не особо внемлю, как пацифист, созрел. Вместо небес расстреляю в землю сотню калёных стрел. И, оседлав перепутье звёзд, ты будешь мерцать, а я – я растворю времена и вёрсты в озере Светлояр. Больше не выйдет нелепых споров, и в одноцветье рун будет звенеть позапрошлый город колоколами струн. Буду до дна высыхать в межень я и зимовать в нигде,– только заметят ли отраженье в мелкой рябой воде? Я бы друзей пригласил на сбитень, так,– через сотню лет,– но все дороги в мою обитель сомкнуты на нуле. Камень венчает пути на Свитязь. Ломят щиты рожна. Там, где с Горынычем бился витязь, бьётся в слезах княжна. Гей вы, дозорные, да не спите ж,– здесь времена лихи... Петь горожанке из града Китеж стану в ночи стихи. Но и когда сокровенной тайны карты падут в отбой, буду её в темноте случайно я называть тобой. Даже ольховые стены шепчут имя,– всегда одно. Время с собою сражаться крепче, чтоб не накрыло дно, И по распутице лезть в разводья, странствуя взаперти там, где на вечно молочном своде млечного нет пути, где отрешения столь весомы, а за чертой – ни зги, лишь на карачках по чернозёму чудик даёт круги. …Глаз не замылить исчадьям арта. Всё же не чту азов – Зря прилечу, опоздав до старта, на эфемерный зов. Сверху ощерится безъязычный блёклый небесный зверь, а чужеземка в твоём обличье вяло кивнёт на дверь: нечего, дескать, терять друг в друге, каменных, как скала. Вмёрзли во льды словеса и струги, вымерзли зеркала. Я бы пожаловал ей удачи, только своим теплом переплатив сотни раз без сдачи, заполучил надлом. Можно взывать на урду и идиш, маршем идти, трубя, даже разрушить фантомный Китеж, но не достичь тебя в месте, где страшно гулять без каски: криво навис венец… Будет ли только у этой сказки счастлив иной конец? 2007