Как «вундеркинду» мне зело – Почти что как цыпленку в супе – Сперва отменно повезло Учиться в специальной группе. Предполагалось: тех, кто в ней – Наполовину «вундеркиндов» Плюс дембильнувшихся парней – (Секреты родины не выдав, Надеюсь, раскрываю факт) -- Учили для иновещанья. Но если огненный контакт -- Нам должно выполнить заданья По разложению врагов Психологическим террором. Что ж: будь готов! – всегда готов – Возьмем противника измором. А кто противник, кстати, где? И мы запаренно учили – В сражении сгодится-де, К примеру, хинди, суахили. А одногруппник мой Семен В соцлагерный славянский – чешский -- Приказом свыше погружен. Надеемся – не для насмешки. Второй язык – начальства бзик. Зато на первом молотили Мы иностранном классно, шик! Представь: английскому учили Ответственно не абы-кто – Сама Баганова – поверишь? И Анитонова зато – Их имена на книжках встретишь. От них словечек набрались. Те подцепили их в Нью-Йорке На стажировке... Как велись Уроки? Чтоб у нас в головке Словечки задержать прочней, Учили назубок «Алису» -- На русском вы знакомы с ней – И пели мюзиклы... В кулису Вбегали в юбках, отвопив «... Вэйт, Хенри Хиггинс...» романтично И переврав слегка мотив, Что было более комично, Чем на Бродвее – мужики, Допустим, в габаритах Семы, На коих крупно ярлыки: «Сержант запаса»... С ними что мы, Три «вундеркинда», поделить Могли, а главное – поделать? Они нас рады похвалить... Чтоб ветеранов не прогневать, Нельзя выпячиваться... Я, Гуревич «вундеркиндный» Вовка, Кем школьная была скамья Оставлена – и Танский Левка, Мы, «вундеркинды», в меньшинстве... Анпилов из солдат, ракетчик В старшинском ражем естестве – За революцию ответчик -- Испанский в группе изучал. Наверно – не «Пигмалиона», Как «англичане», танцевал – Фламенко... Нас побатальонно, Поотделенно развели – Из расцветающей столицы На лето в лагерь увезли – И запретили гоношиться – Поставили в курсантский строй. -- Ремень свой затяни потуже! – На языке – проснись и пой! Но здесь языковеды хуже. Они в погонах – и тренаж Идет по лексике военной. В палатках полк курсантский наш. Средь ветеранов я – как пленный. Сержанты нам через губу: -- Раз, два! Подъем! Кругом! Равняйтесь! – Кричим в какую-то трубу: -- Ура, противники, сдавайтесь! – На нашем оксфордском. А нас Не понимают офицеры. У нас произношенья класс Превосходящий их без меры. Они – полнейшие «ку-ку», Откуда их таких набрали? Где их учили языку? Неужто в МГУ? Едва ли. С подшитым подворотничком, Начищенными прохорями – Левофланговый я... Дурдом! Хочу домой немедля к маме. Мне дали в руки «АКМ»: -- Стреляй, Валера, по мишени! – Стрельнул. «Десятка» -- назло всем... Бог, за какие прегрешенья Меня воткнули в этот строй?... Володя Гескин – сочинитель Смешных куплетов... С ним – хоть стой, Хоть падай – пародист-хулитель: Наш ротный старшина – Большой кусок говна, Но Петя в этом даже впереди. А ты, дружок учти, Что оба стукачи. Поэтому ты лучше помолчи. Не плачь девчонка...» Орем: -- Сдавайтесь! – в ту трубу. Начальство сетует: -- Не страшно! – -- Ну, я их всех видал в гробу!. – Подсадка рявкает куражно, Пытаясь нас подзавести. Мы не заводимся, мы знаем, Что попадемся – не спасти. Не смотрим даже. Не киваем. С сосновой чуркой нас в окоп Законопатили попарно. Один швыряет танку в лоб, Что давит нас, чадя угарно. Другой, поднявшись, лупит в зад. «Панфиловцы» -- едрит за ногу! Над полигоном – черный смрад – Не раздавили, слава Богу! Потом несемся сквозь напалм. Горит везе: и слева, справа, И впереди... Ну, пан – пропал! Как очумелая, орава Т в огнедышащий туннель Вбегает, то на «мост разбитый» Без остановки... Канитель – И загоришься. И «убитый»... Убитых, к счастью, в роте нет. Есть сильно обожженный. Парня – В нетро одной из медкарет – Еще и подышал угарно – Схватили, увезли в санбат. А нас – в палаточную баню, Прошедших полигонный ад... А банька – чистый рай... Дневалю. Что означает: ночь не сплю. А под грибком стою с кинжалом – И думу думаю свою. Спит батальон наш. В сон сбежал он От ужаса всего. Дурдом! Спит правдинский завхоз Андрошин. Там и статьи печатал он. Да, репортером был хорошим... Спит тихий сельский паренек... О мужеложстве нам поведал С преподом... Избежать не смог... Очистил душу пред народом. Народ не скалился над ним. В палатке дружба, как на фронте. Отбой – а мы еще бубним. Начальники, вы нас не троньте. Нам есть о чем порассказать – Такая психотерапия И от депрессии спасать Могла и трудности любые Нам помогала одолеть... Журфак! Мы, в общем, молодцами Держались – ведь нельзя болеть. Философы в сравненьи с нами – Несчастные: они – ку-ку! У них – депрессняки частенько И завихрения в мозгу, Что -- предпоследняя ступенька – И в Кащенко... Юристы – те Здесь подличали без стесненья. Их учат этому? В тщете Понять феномен их паденья Духовно-нравственного. Есть Причины общего порядка. Идут в юристы те, в ком честь Отсутствует, -- итожу кратко – Подразделения пахан – От службы сумрачной уставший В ее бесцельности полкан, Еще сильнее нас страдавший – При портупее – от жары, Вел нашу бражку к водоему, Где, помня правила игры, Мы (будто) изучали тему Десантной высадки в трусах. А из-за ближнего бархана, Вгоняя нас и в смех и в страх Ор доносился постоянно: -- Проивогазы, вашу мать, На морду! Зарывайтесь глубже! Ползком! Зады не отставлять! – Ох, до чего был туп и глуп же Пахан соседей Кочержук! Майор еще карьеру делал – В энтузиазме не пожух, Вокруг студентов шавкой бегал... Я телеграмму получил: Мой дед, приехавший лечиться – Компартии Суоми чин – В Кремлевку – надо ж так случиться – Внезапно умер. И семья Зовет с дедулей попрощаться. До командирского дубья Мне с той бедой не докричаться. Был вечер. Завтра выходной. -- Дуй, -- говорят друзья, -- прикроем! Вот треники – вали домой. Мы за тебя походим строем, А на поверке покричим... -- Я дунул, с дедом попрощался... Я только раз его живым И видел: удалось, прорвался, Как самый юный в СССР Член комсомольского горкома В Суоми с мамой. Был манер Мой дед простых... А я, кулема. Потом едва не погорел: Взахлеб рассказывал в Союзе, О том, что видел, подсмотрел... Дед – ректором в партийном вузе Компартии Суоми, он, Агент давнишний Коминтерна, Был мудр, коль выжил, и умен. Меня учил нелицемерно Беречь природу и держать, Уж если дал кому-то, слово И никого не обижать. Гуманитарная основа В нем генетически сильна... Была... Я двое суток вздернут: Туда – обратно – и без сна. Пробрался... Дрыхнут... Не накормят Друзья скитальца-пацана? И тут орут: -- Подъем, Тревога!— И словно жаркая волна... Силенок-то и так немного... Поспать бы! Но меня силком Майор Хорунжий самолично Обвесил грубым вещмешком. -- Ремень потуже! Так, отлично. Теперь... К оружию – бегом! – И побежали – лесом, лесом... А я нагружен вешмешком, Что с каждым шагом больше весом, Противогаз и автомат, Лопатка шлепает по бедрам... Еще чуть- чуть – и прямо в ад... А батальон несется бодро... Тут, амуницию мою, Ребята на ходу снимали... Ну, налегке-то я могу... И Петя, тот, о ком певали Частушки гескинские мы – И он с меня снимает ношу... Прости за глупые псалмы. Недоброго словца не брошу В твой алрес, мой товарищ, впредь... Бежим, потом плетемся шагом И снова вдаль – бегом... Терпеть! Понятно, что трудней салагам. Но нормативы сдали все. Нет ни отставших ни погибших. Тот день в житейской полосе Повысил мнение о бывших Солдатах.. Нас еще потом Травили в погребе ипритом В противогазах... Что ж, пройдем И через это. Всем испытан – И радостно, что не подвел... Последним испытаньем было, Когда я рацию завел – И вдалеке заговорила Труба, с задержкой повторив, Что здесь я в микрофон гутарил... И баста – все уходит в миф, В легенду... Тот сезон состарил Меня, поди, на десять лет. Но в собственных глазах возвысил, В судьбе оставил резкий след – И память, и печаль, и мысль...