Пузиков не мог объяснить себе этого всю свою жизнь: мистика или реальность?.. Вот небольшой прилавок, огороженный рамочками из тонкого стекла. А за рамочками - оно, богатство. Чего там только нет! И крючки на всякую рыбу, и ластики, и перья номер 86, и ли- нейки, и пистолет под пистоны - совсем , как настоящий. Но не это притягивает его взор. Он наклоняется низко, к самому прилавку и делает вид, что разглядывает целлулоидные прямоу- гольные треугольники с транспортиром. Сейчас таких не выпускают почему-то. Не треугольник - мечта! Только треугольник ему сейчас не нужен, это он для виду, так просто. А на самом деле глаза его косят совсем не туда. И не только глаза, даже рука судорожно подтянулась к к самому подбородку и сжалась, готовая к броску, - лишь протяни и достанешь. Достанешь… Незаметно достанешь… Медленно так, незаметно. А потом сожмёшь в кулак, а кулак - в кар- ман. И разожмёшь… Сердце бьётся так сильно, что удары бьют в самую шею. Как молотком. А в мозгу стучит на- стойчивая, неотвязная мысль: "Ножичек. Надо же, - какой ножичек! Весь блестящий, весь горит огнём. А сколько у него предметов! Целых два ножика, шило, штопор и ещё что-то. Всю жизнь мечтал о таком! Никто не смотрит, продавщица отвернулась. А?.." Он быстро оборачивается и упирается взглядом в широкий офицерский ремень. Взгляд пол- зёт выше и обнаруживает лейтенантские милицейские погоны и широкую добродушную улыб- ку: "Что, нравится ножичек, мальчик?" "Д-да…" - отвечает он и боком отходит от прилавка к двери. В школе Пузиков учился, как все. И относились к нему тоже ровно - что заслужил, то и полу- чи. Кроме любимого предмета. Предмета, который он знал лучше других, по которому читал уйму дополнительных пособий и массу художественной литературы. Может быть, поэтому и не любила его Дора? Историк Дора Семёновна Волошина была педантом и не выносила всяких там фантазий. "Пузиков, - говорила она, ставя с чувством выполненного долга четвёрку в его дневник, - ты непоследователен и сбивчив, хотя и много читаешь. В вузе-институте этого не любят." Он огорчался, но историю любить не переставал. Однажды он забыл в парте тетрадь по тригонометрии. Вернувшись в пустой класс, он быст- ро подошёл к своей парте и почувствовал, что наступил на что-то маленькое и твёрдое. Пред- мет под его ногой оказался золотым кольцом. На следующий день во время большой перемены в класс вошла Дора. На её лице было смятение. "Ребята, - обратилась она к классу, - вчера на одном из уроков я потеряла своё обручальное кольцо. Никто из вас его не находил?" "Находил, - сказал Пузиков. - Вот оно, Дора Семёновна," Всю жизнь с того памятного дня в магазине он ощущал за своей спиной присутствие суро- вой и неумолимой силы по имени совесть.Действия этой силы не всегда согласовывались с логикой обстоятельств, часто вредили самому Пузикову или его близким. Но они никогда не оказывали решающего влияния на "окончательный приговор", который был неизменно бесст- растен и безоговорочен… …"Ты проверил за машинисткой текст? - спросил Пузиков Сержа Грикурова, выполнявшего сверхсрочную и ответственную работу. - Учти, что она через неделю увольняется и уезжает." "Конечно, Вася! Всё будет в порядке, вот увидишь!" - как всегда с пафосом продекламиро- вал Серж. Через месяц, делая окончательную проверку перед предъявлением на подпись главному конструктору, Пузиков обнаружил в тексте документов многочисленные ошибки. Кроме того, добрая треть текста была не отпечатана вовсе. "Василий Николаевич, - позвонил ему Канторович, - я не вижу твой "РС". Не готов?" "Пока не готов, Яков Михайлович." "В чём дело? Через неделю срок!" "Моя вина, Яков Михайлович. Будем задерживаться после работы. К сроку успеем." И успели. Правда, потрудиться пришлось на совесть. В том числе, и Сержу. Был доволен и третий - незримый и строгий судья, эффект присутствия которого сказался и на этот раз.