Красный обломок обсидиана, – старого копья нож, не пригодный для смертной раны, вероятно, будет хорош к вырезанию сцен охоты за тушей, на мясо и шкуру щедрой, к барельефу стычки с соседской пехотой за обладание той пещерой, на стенах которой, красным посверкивая, некто пытается вырезать зеркало. Резчик мог бы сказать, умело взвешивая в ладони будущее стены своей Сикстинской капеллы, что время его проклято, что сметены надежды годов двадцатых, тридцатых, а голод и холод сороковых отсчитали и ему срок. И резца штрих стал короче. Но всё ещё за троих небитых и большую корзину железа просят одного камнереза: исполни для нас Мать и Героя. Вот – камень, вот – мать и герой для смерка. А Мастер ножом вырезает зеркало. А старина Шлиман находит Трою. И пишет, уже – пером с чернилом по листу из растительного волокна, что время Землю не изменило, что сюжеты находок – женщины и война, и что мир, видимо, так устроен: торговать порохом и любить Трою.